Дождавшись, когда за Жорой закроется дверь, Шала уселся в кресло и включил телевизор. Сообщение его абсолютно не взволновало. Жук был уже приговорен, так что невелика беда, если кто-то прикончил его на неделю раньше. Так даже лучше. Хуже другое: кто-то осмелился расправиться с его бойцом. Кто? Собственно, кроме Насоныча, других вариантов и не было. Вряд ли Жук так сильно мешал еще кому-то, кроме рекламщиков. Но Насоныч тоже не совсем подходил на эту роль. Ни к чему это Насонычу.
Еще полгода назад Шала и Насоныч задумали потеснить мелкие рекламные фирмы, собрать их под одной крышей. Начинать открытую войну было рискованно. Каждая такая контора кормила своих бандитов. Это были мелкие группировки, но воевать против всех одновременно тяжело. Тогда Шала решил действовать хитрее, убив сразу двух зайцев. С одной стороны, разобраться с рекламщиками, загребая жар чужими руками. С другой стороны, его начинал беспокоить бобровский клан: ребята богатели, борзели и могли оборзеть вовсе и выйти из повиновения.
План Шалы был довольно прост. Предложить Бобрам подмять под себя рекламные фирмы, предоставив им в качестве средства убеждения бригаду Жука. Когда интересующие конторы будут прибраны к рукам, старшего Бобра надлежало ликвидировать. Справиться с младшими Бобрами Шала считал делом пустяковым. В итоге Шала получал контроль над фирмой братьев, расширенной за счет внедрения в рекламный бизнес. Насоныч становился управляющим и получал свою долю. А чтобы успокоить мелкую братву, Шала планировал вызвать Жука на разбор и призвать его к ответу за беспредел, учиненный в ходе подчинения рекламного народа. Самого Жука и пару-тройку его друзей Шала собирался похоронить, а оставшихся без работы и средств братков из мелких бригад призвать под свои знамена.
Поначалу все шло по плану. Но тут Бобра мочит какая-то невесть откуда взявшаяся девица. Причем мочит за несколько часов до того, как это должен был сделать киллер, якобы нанятый Насонычем. Сам Насоныч клянется, что ничего не понимает. Теперь картину портило убийство Жука. Если его заказал не Насоныч, которому, по правде говоря, не было смысла это делать, то круг подозреваемых расширялся неимоверно: любой бандит, прикрывавший одно из подмятых Шалой рекламных агентств, мог начать мстить обидчику. Шалу беспокоил этот вариант. Во-первых, у него из-под носа увели главного козла отпущения. Во-вторых, отведавший крови волчонок мог не удовольствоваться смертью только бригадира и выкинуть еще какой-нибудь фокус.
Формально Шала в этой войне не участвовал, так что вряд ли у убийцы Жука есть счет к нему лично. Но лучше не рисковать. Шала принял решение изменить правила игры. Теперь он отделается от Насоныча и пары его приближенных. Все проблемы можно будет списать на них. Кроме того, Шала не любил терять контроль над ситуацией. Если, вопреки здравому смыслу, Жука замочили люди Насоныча, значит, рекламщик ведет свою игру. Тогда лучше убрать его сразу, чем рисковать.
Таким образом, Шала собирался поставить перед людьми из обезглавленной группировки Жука две задачи: убрать Насоныча и пару его приближенных и попытаться найти непосредственного убийцу Жука.
В успех второго предприятия старый вор не верил, а первое задание не должно было занять много времени. Так что через пару дней Шале понадобится управляющий концерном. Вот над этим предстояло подумать серьезно.
ГЛАВА 15
Найти нужную машину не составляло труда. Инструкции были исчерпывающими, так что только последний кретин мог ошибиться. Сложнее оказалось со шлангом. Насколько его подрезать?
Тут Серп боялся ошибиться. Сделаешь слишком мелкий порез — не произойдет аварии, переборщишь — через час под машиной образуется лужа, и любой чайник сообразит поинтересоваться, откуда натекло. Лучше бы эта баба написала, на сколько нужно прорезать шланг, чем расписывать, где стоит машина, цвет, номер и прочее.
Но возможности переспросить заказчицу не было, а советоваться с кем-либо было небезопасно. «Эй, мужик, не подскажешь, как лучше подрезать тормоза, чтобы водитель наверняка впаялся в столб?» — «А зачем тебе?» — «Да просто так…» Не с кем было посоветоваться, а десять штук на дороге не валяются.
Серп вздохнул, еще раз огляделся и полез под машину. Вытащив из рукава нож для резки обоев, он выдвинул лезвие.
Ему показалось, что пластмасса щелкнула слишком громко, и он замер, прислушиваясь. В соседнем дворе орала музыка, где-то что-то гудело, со стороны проспекта доносился гул проезжающих машин. Неподалеку раздавались мужские голоса, но они приближались. Больше ничего примечательного.
Серп взялся за шланг и занес нож. Насколько?
Поколебавшись, сложил шланг кольцом и осторожно провел ножом по сгибу. Лезвие оставило в резине след, но, помяв немного шланг рукой, Серп убедился, что порез не сквозной.
Он снова провел лезвием по шлангу. На сей раз темная капля тотчас выступила из пореза и осталась на зеркальной поверхности японского лезвия.
Серп снова согнул шланг. Еще одна капля упала на асфальт, чудом миновав рукав его куртки. Серп отпустил шланг и решил посмотреть, что будет. Почти сразу же резина в месте пореза перестала быть матовой, заблестев темной влагой. Не прошло и полминуты, как следующая черная слеза шлепнулась на асфальт рядом с кляксой, оставшейся от предыдущей капли. Большего и не требовалось.
Серп выбрался из-под машины.
Операция была успешно завершена, но оказалось, что его поджидает сюрприз. Возле соседней машины стоял довольно плотный, среднего роста мужичок и внимательно наблюдал за происходящим, словно, сидя в партере, пьесу смотрел.
— Не простудишься? — поинтересовался мужичок, когда Серп, поднявшись, испуганно воззрился на него.
Серп криво улыбнулся, лихорадочно осматривая погружающийся в сумерки двор в поисках путей отступления.
— Мячик, вишь, закатился…
— Достал?
— Чего?
— Мячик свой достал? — Мужичок чувствовал себя все увереннее.
— Мячик? — Серп удивленно посмотрел на свои руки, словно надеясь увидеть в них мяч, и пожал плечами. — Нет, укатился куда-то в темноте. Наверное, и не найти теперь.
— Жалость какая! — Мужичок сделал шаг, перекрывая Серпу путь к отступлению в глубину квартала. Теперь бежать можно было только в сторону людного проспекта.
— Ну, пойду я, — с сожалением в голосе произнес Серп и повернулся, намереваясь обойти мужичка.
— Я провожу, — с готовностью сказал тот.
— Куда? — спросил Серп, решив про себя, что, если этот живчик собирается тащить его к участковому, значит, перед ним законченный дурак, которому достаточно двинуть в рыло.
— Сначала зайдем к хозяину машины, — мужичок указал на дверь подъезда, — а потом вместе поищем твой мячик.
Серпу понадобилось меньше трех секунд, чтобы принять окончательное решение.
— Пошли. — Он бодро двинулся к дому.
Мужичок последовал за ним, держась на расстоянии метра.
У самой двери Серп неожиданно остановился и, обернувшись через левое плечо, вскинул руку, указывая в противоположный конец двора.
— Так вот же он сам! — воскликнул Серп радостно, тыча пальцем в пустоту.
Мужичок легко купился на этот старый-престарый фокус. Он повернулся, пытаясь проследить направление, в котором вытянулся палец. Схватив его за ворот куртки, Серп вогнал ему в горло наполовину выдвинутое лезвие японского ножа.
Видимо, мужичок не зря был так уверен в своих силах: с удивительным проворством он отбросил схватившую его руку, ударив по ней так, что хрустнула кисть. Но этим лишь ускорил собственную смерть — от удара лезвие еще глубже вошло в его горло.
Серп опустил онемевшую руку, другой рукой вытащил нож, не вытирая, закрыл и, сунув в карман, поспешил смыться.
Машины остановились во дворе соседнего дома.
— Готова? — Насоныч обернулся и посмотрел на сидевшую сзади Валю.
— Готова. — Она поправила бутафорскую юбку — длинный лоскут материи, обернутый вокруг талии поверх брюк. Это был неплохой ход: мамаша в юбке смотрится вовсе божьим одуванчиком и вряд ли ее заподозрят в чем-то нехорошем. К тому же бежать в длинной юбке довольно трудно, так что, избавляясь от своей бутафории на бегу, Валя увеличивала свои шансы на успех.
— Дальше тебе придется идти одной. Пройдешь вон там, через арку.
— Второй подъезд, — кивнула Валя.
— Да, второй подъезд.
— Ну, я пошла. — Валя решительно открыла дверцу.
— Валентина! — окликнул ее Насоныч.
— Да?
— Ни пуха тебе!
Во взгляде его было столько сочувствия и тревоги, что, будь Валя полной дурой, непременно усомнилась бы в словах Сергея.
— К черту! — Она с силой захлопнула дверцу, но заграничная техника сработала безупречно, смягчив удар до минимума.
Валя развернула коляску, задержалась на минуту, чтобы отрегулировать ручку под свой рост, и не торопясь пошла по пустынному двору. Оставшиеся в машинах мужчины смотрели ей вслед.
— Поехали, — скомандовал Насоныч.
Водитель молча тронулся и начал разворачиваться.
— А что, смотреть шоу не будем? — Пересевший из второй машины на Валино место мужчина с беспокойством взглянул на удалявшуюся фигуру девушки.
— Ни к чему, — коротко ответил Насоныч.
— А если что пойдет не так?
— Что, например?
— Ну, скажем, она успеет удрать.
— Не успеет. Она побежит к забору, к дырке. Но ее ждет сюрприз: дырки там нет. И потом, она не убежит. Мальчики завалят ее в два счета.
— А если она завалит твоих мальчиков?
— Ну, это уже чересчур. — Насоныч покачал головой. — Во-первых, она в принципе не настроена убивать лишних людей. Во-вторых, она не знает, что они для нее опасны и что у них боевые стволы. Кстати, насчет бронежилетов она тоже вряд ли догадывается. В-третьих, ее тарахтелка заглохнет после первой же очереди…
— А в-четвертых, четверых можно уложить и одной очередью.