Жизнь Хильды вошла в определенную колею, выбираться из которой не было смысла. Из любопытства Хильда посетила и Германию, и Австрию, и Францию. Странно, но Париж ее разочаровал. Словом, она решила отложить отъезд на пару лет. Потом еще на пару лет…
В один весенний день к ней пришел очередной посетитель «по рекомендации от…».
Это было накануне Восьмого марта, и он приволок огромный букет роз и коробку конфет размером, наверное, с махровое полотенце, висевшее у Хильды в ванной комнате.
Одет человек был небедно, скорее наоборот. Лицо его показалось Хильде знакомым. Но она настолько привыкла видеть в своем кабинете людей, чьи портреты мелькают в газетах или по телевизору, что уже давно перестала обращать внимание на это дежа-вю. Хотя имя нового клиента тоже показалось знакомым — Анатолий Быков.
Анатолий Быков… Быков. В уме промелькнули обкатанные сочетания Ролан Быков и Анатолий Папанов. Нет, не то…
Впрочем, вспоминать было особенно некогда. Да и какая разница? Человеку нужна помощь, а сама Хильда Арвидасовна в тот момент испытывала страстное желание отправиться побыстрее домой.
Проблема у Анатолия была чуть серьезнее, чем у большинства приходивших к Хильде. Он страдал клаустрофобией. Даже в достаточно просторном кабинете он чувствовал себя неуютно.
В общем, все было ясно с первых минут. Органикой тут не пахло. Вне всякого сомнения, речь шла о неврозе навязчивых состояний. Хильда решила, что ограничится сегодня знакомством с пациентом и предложит ему прийти после праздника. Нужно было задать несколько стандартных вопросов: давно ли это началось, с чего, какова динамика, лечились ли раньше?
Анатолий кивнул в ответ на первый вопрос. Да, началось это еще в детстве. Отец, офицер военно-морского флота, взял маленького сына на корабль. Толик решил поиграть, спрятаться, забрался в какой-то люк и хотел опустить крышку. Она оказалась слишком тяжелой и с лязгом упала. Мальчик оказался в кромешной темноте в железной трубе, жутковатым гулким эхом отвечавшей на каждый шорох. Он попытался выбраться, но не смог даже сдвинуть массивную крышку. Он очень испугался и стал кричать. Потом, наверное, потерял сознание, и, когда спустя два часа Толика наконец нашли, его колотило, словно в лихорадке. С тех пор все и началось. Да, он лечился. Отец использовал свои связи в штабе ЗГВ. Состояние улучшалось, пока не произошло еще одно событие, поставившее крест на усилиях врачей…
— Что за событие? — Хильда задала этот вопрос скорее машинально, но Анатолий так напрягся, что ее разобрало любопытство.
— Видите ли, я никому не рассказывал об этом… никогда. — Он как-то весь съежился, ссутулился.
— Ну, может быть, потому вам и не смогли помочь?
— Возможно, возможно… — Видно было, что Анатолий колеблется.
— Если вас беспокоит вопрос сохранения тайны, то врачебная этика предусматривает и гарантирует это…
— Нет-нет. Я все понимаю. Дело не в этом. Я, видите ли, так привык носить это в себе… — Он задумался.
Хильда его не торопила. Она знала, что время работает на нее. Так и было.
— Хорошо, — произнес Анатолий с той обреченностью, с какой говорят своему стоматологу «рвите!», прежде чем открыть рот. — Я расскажу.
— Постарайтесь, — подбодрила Хильда.
— Мы жили с родителями в Прибалтике. В городе был гарнизон, и они работали там. Отец служил, а мать… — Он передернул плечами. — В общем, я ходил в школу. Там была одна девочка. Училась в нашем классе. Мы с ней дружили…
Как зачарованная, Хильда слушала сбивчивый, лишенный имен и дат рассказ этого человека. Историю о том, как погибла в далеком семьдесят первом девочка Инга. Историю, не дававшую Хильде покоя многие годы и приведшую в итоге в этот кабинет. Историю, которая предопределила ее судьбу. Историю, которая уже начала стираться из памяти, а теперь ворвалась в ее новую жизнь, чтобы поставить последнюю точку, столкнув лицом к лицу с Толиком Быковым.
Анатолий прервал рассказ на том моменте, когда он убежал из развалин, решив никому не рассказывать о случившемся. Он не стал описывать поиски девочки, допросы, толки, бродившие по городу. Он так и не назвал ни одного имени, ни словом не обмолвился о том, где и когда все это происходило. По его мнению, такие подробности врача не могли заинтересовать.
— А вы не подумали о том, что девочка могла быть еще жива? — чуть слышно спросила Хильда.
— Тогда — нет. Я сам очень испугался, — честно ответил Анатолий.
— А вы не думали, что она, может быть, пролежала в этом колодце несколько дней, прежде чем умерла? Ведь она упала в шахту, наполовину залитую водой. Возможно, она потеряла сознание в момент удара, возможно, сломала что-то и лежала там, истекая кровью. Что, если она лежала там, в холодной воде, и испытывала боль и такой же детский страх?..
— Простите, — Быков выпрямился, — я не совсем понимаю…
Хильда быстро взяла себя в руки.
— Я вынуждена задавать вам такие вопросы, — объяснила она бесстрастным тоном, — чтобы понять, насколько повлияло пережитое вами…
Хильда назначила Анатолию дату следующего приема и обещала помочь. Про себя она решила, что этот человек должен быть наказан. И она покарает его, употребив для этого все, чему научилась за последние годы.
Она давно так не спешила домой, как в тот день. Влетев в квартиру, бросилась к книжным полкам, сметая прямо на пол альбомы с фотографиями, старые справочники и записные книжки. План почти созрел в ее голове. Не доставало одной маленькой детали. Одной вещи, случайно попавшей ей в руки много лет назад. Хильда хорошо помнила, как выглядела эта вещь, и могла довольно точно воспроизвести ее по памяти, но от ее подлинности слишком многое зависело.
Хильда знала, что где-то хранит эту вещь, что выбросить или избавиться от нее она не могла ни при каких обстоятельствах. Она продолжала встряхивать книги и перелистывать альбомы, пока не нашла то, что искала.
Это была открытка. В начале семидесятых такие продавались в любом газетном киоске: головы пехотинца, матроса и летчика, насаженные на частокол острых бордовых, с золотым кантом букв. Открытка ко Дню Советской Армии. Открытка, датированная 23 февраля 1974 года, с тремя строчками, старательно выведенными хрупкой рукой маленькой девочки. Маленькой девочки, необъяснимая тяга которой к убогим и ущербным привела ее в конце концов на дно колодца, затерянного в руинах старой латвийской цитадели.
Хильда аккуратно вытащила открытку из-за выпускной фотографии их класса и развернула.
Толя, поздравляю тебя с праздником, желаю быть сильным, мужественным и добрым. Инга. 23.02.74
Что же ты, Толя, наделал… Хильда медленно поднялась, продолжая вглядываться в ровные строчки, словно видела в них нечто большее, чем просто буквы.
Сообщение о том, что Беленков покончил с собой, пришло, когда Сергей и Валя отправились в магазин за продуктами. Детектив взял Валю с собой, уступив натиску девушек, которые, не объясняя причин, убеждали его, что это необходимо. То ли Сергей не сообразил сразу, что необходимость эта связана с особенностями женской физиологии, то ли был излишне закомплексован на этот счет. Так или иначе, он ничего не спросил, просто проводил Валю до аптеки и остался ждать ее на улице.
Словом, Ольга сидела в одиночестве за компьютером, когда пришло очередное сообщение от Харона:
«Беленков вскрыл себе вены. Новости о Кирьянове будут чуть позже. Срочно перешлите оставшиеся деньги на счет…» Дальше шел номер счета.
Торопясь и ошибаясь, Ольга поспешила ответить, пока киллер не отключился:
«Разве Кирьянов жив?»
«Жив. Пока что».
«Я читала некрологи».
«Это утка. Не бери в голову. Прощай. Мы в расчете».
«Подожди, мне нужно тебя спросить!»
Ответа не было.
«Мне очень нужно!»
«Харон положил свое весло. Прощай».
Ольга отправила еще несколько сообщений, но ответа так и не получила.
Вернулись Сергей и Валя.
Увидев номер счета, оставленный Хароном, детектив побледнел и полез в стол за книжкой. Открыв ее, нашел нужную страницу и сравнил с тем, что уже был там записан.
— Плохо дело, — сообщил он девушкам.
— Почему плохо?
— Пока не знаю, но счет, который тебе дали, принадлежит… — Сергей поморщился, — нехорошему человеку.
— Он и есть Харон?
— Не думаю. Но сам Харон явно играет с нами в какие-то игры.
— Какие? — Валин голос дрогнул.
— Не знаю, — честно ответил детектив. — Надо подумать.
— А нам что делать? — Ольга поднялась из-за компьютера.
— Пока ничего. Вернее, пока нужно положить деньги на счет. Работу-то свою Харон выполнил. А раз он просит сделать это срочно, то не вижу причин задерживаться.
Девушки переглянулись.
— Я съезжу, — сказала Валя.
— Тебя проводить? — предложил Сергей.
— Сама справлюсь.
— Поезжай, — кивнул детектив. — Постарайся не задерживаться. И еще. Там у метро есть таксофоны. Вот карта. Прежде чем возвращаться сюда, позвони. Если услышишь фразу: «У нас все нормально», то не суйся сюда. Поняла?
— Кажется… — Но в Валином голосе больше не было уверенности.
Алексей Владимирович обнаружил, что несколько отвык говорить на родном языке. Пару раз, разговаривая с Шалой, он даже сбивался, вспоминая то или иное слово. Вот и значение слова «жук» не сразу вспомнил. А вспомнил, лишь переведя на английский. Битл. Да, Женю Зыкова уже в те годы так называли…
Шала сообщил, что Жук убит на днях. Пути Господни неисповедимы. Пока он тут играл в шахматы, борясь за никому не нужный титул и какие-то дурацкие призы…
Какая-то мысль уже с минуту крутилась в голове. Кирьянов ухватился за нее и вытащил на свет. Битл означает Жук. Ну конечно же! Ведь он играл с господином Битлом в шахматы в турнире, в который его втянул Харон! И господин Битл проиграл. Что там сказал о нем Рон? Что пан заставил его исчезнуть?