о не было работы. Я знаю, что его что-то мучило, и он, сам не зная зачем, стал повсюду таскаться с оружием. Он наверняка услышал о твоей фирме, о Кениге и о том, что вы здесь скоро появитесь. Пытался завязать знакомство с окружением Кенига и с твоими ребятами тоже.
От утреннего тумана мой голос охрип, но звучал еще довольно громко, словно на проповеди в пустом зале. Мне нужно было выговориться.
– Он чувствовал себя не в своей тарелке, – продолжал я, – так что когда Мика заговорил с ним о работе, взял его с собой для защиты, а может быть как свидетеля, если дела пойдут из рук вон плохо. Мика рассказал ему о том, где я храню свои запасы бензина. Адлер воспользовался этим складом по дороге сюда. А Хартман должен был рассказать про озеро тебе, наверняка оставил записку и карту в Рованиеми. Больше некому было рассказать тебе об этом, Джад. А ему мог через Адлера сообщить только Мика.
– Помолчи минутку, – сказал Джад.
Я направил на него револьвер, но тут тоже кое-что услышал. Слабое, раскатистое тарахтение раздавалось над озером за моей спиной. Поначалу это было похоже на тихий рокот подвесного лодочного мотора. Потом я догадался, что это было, но должен был догадаться раньше. Вертолет.
Идеальный поисковый летательный аппарат для таких погодных условий. По скорости он вряд ли уступал "Бобру", зато не имел проблем с посадкой. Если им ничего не удастся заметить, они могут зависнуть в любом месте, выбросить веревочную лестницу и высадить поисковую группу.
Казалось, он быстро двигался в нашем направлении. Я не стал оборачиваться, чтобы не оставлять лихих ребят без присмотра.
– Вы его видите? – спросил я.
– Пожалуй, да, – Джад посмотрел куда-то над моей головой. – Похоже, что это "Гончая".
– Что?
– МИ-4, кодовое название НАТО "Гончая".
– Сколько человек он может взять на борт? – я давно уже перестал следить за марками русских машин.
– Человек шестнадцать-двадцать, что-то около того.
– Он проходит мимо, – заметил Хартман. – Направляется в сторону северо-восточных озер, по нашему последнему курсу, как раз по прямой к Кандалакше. Но если там они ничего не найдут...
– То вернутся, – закончил я.
– Тогда пора сматываться, – заметил Джад.
– Только мы с тобой, – отрезал я, – он остается.
– Давай обсудим это как-нибудь потом, – нетерпеливо бросил Джад. – Пора возвращаться в Финляндию.
– Извини, но союз пилотов объявил ему бойкот. Слишком много трупов на его совести.
– Кери, ты опять собираешься устроить самосуд, – вздохнул Джад.
– Просто подумай о времени, Джад. Ты сам немного побродил в этих местах и знаешь, сколько это отнимает времени. Здесь не меньше двух дней хода до границы, да еще день уйдет на переход от ближайшей финской дороги. Так что если здесь он пробыл только сутки, а я думаю не меньше двух, то отправился четыре дня назад. Неужели это так и было?
Красный огонек неожиданно вспыхнул в лесу и полетел в мою сторону, отскочил от прибрежного булыжника и улетел в небо. Прогремел звук выстрела. К тому времени я уже лежал на берегу, стараясь вжаться в песок, и искал в карманах патроны для дробовика.
Джад среагировал медленнее, но наконец и он бесформенной грудой плюхнулся на берег. Слышно было его тяжелое дыхание. Хартман пригнулся к земле и замер на месте.
– Ложись, парень, – сказал Джад.
– Мне кажется, все в порядке... – отозвался Хартман.
– Ложись, черт побери! – крикнул на него Джад.
Хартман начал медленно подниматься, глядя в сторону леса.
Я встал на колени, зарядил ружье и направил ему в голову. Он тут же упал и замер.
Я снова направил ружье в сторону леса и приказал:
– Возвращайся в самолет, я прикрою.
– А что будет с ним?
– Пошел он к дьяволу.
– Мы прилетели забрать его и не можем...
– Я могу. Полезай в самолет.
Вместо этого он начал ползти к Хартману, пересекая мою линию огня. На таком открытом месте, да еще с туманом на озере за спиной, ползти было бессмысленно. Просто ты превращался из быстрой мишени в медленную.
Я выругался и стал забирать влево, чтобы видеть лес. Снова вспыхнул огонек выстрела, но на этот раз это была обычная пуля, а не трассирующая.
Я заметил, где появилась вспышка, но не стал стрелять в ответ. У меня появилась странная мысль, что этот стрелок в нас не целился. Пока.
Джад обхватил Хартмана за плечи и тащил его к воде. Вдвоем эта парочка представляла из себя такую мишень, что и слепой не промахнется. Снова раздался выстрел.
Когда я поднял голову, лицо было засыпана песком.
– Оставь, Джад, – сказал я. – Этот парень в нас не целится. Мне кажется, он просто прижимает нас к земле, пока не дождется подмоги.
– Почему ты так считаешь? – буркнул Джад.
Сделать такой вывод меня заставили эти три выстрела. Стрелок, который мог уложить две пули в нескольких дюймах от моего локтя, мог бы завалить меня с первого же выстрела. Вместо этого он стреляет трассирующей пулей, чтобы все стало понятно. Но у Джада появилось желание поспорить по этому поводу.
– Не возражай, – оборвал я. – Стоит попытаться покончить с ним раньше, чем здесь появится еще кто-нибудь.
– Думаешь, это стоящая идея?
У меня появилось желание пристрелить его. Но вместо этого я достал из кармана револьвер, пару раз пальнул в сторону леса, туда, где по моим расчетам находился стрелок, и побежал.
Я бежал по диагонали влево, чтобы скрыться за деревьями вне сектора обстрела. Нужно было уйти от тумана за моей спиной. Я проскочил по песку между двух деревьев, потом по траве чахлым кустикам, и укрылся за большим, в мой рост булыжником в десяти ярдах от берега. Прижавшись к нему, перевел дыхание, чтобы отдышаться и прислушался.
На меня надвигался лес.
Глава 26
Это был не высокий, темный лес, который наводил на мысль о соборных сводах. Ни один северный лес так не выглядит. Деревья стояли редкие, мелкие и чахлые, и не загораживали тусклый отсвет облачного неба. Сам туман доходил только до края леса.
В нем царили расплывчатые сумерки и загадочный свет, как на морском дне, который не оставлял теней и растворялся в темноте и неизвестности.
Но были вещи, которые беспокоили меня гораздо больше, чем этот свет. Почва в девственном лесу была нехоженной, тысячи лет ее устилали гниющие ветки, листья папоротника, кустарник и кочки мха. Да еще камни.
Камни доходили до размеров небольшого автомобиля и даже больше. Они наполовину утонули в земле и обросли мхом и лишайником. При таком свете можно бы заметить человека ярдах в тридцати, но он ведь мог не стоять, а просто сидеть по другую сторону валуна, к которому ты прижался. Или затаиться в небольшом овражке, образовавшемся за тысячи лет от таяния снега, куда ты только что собрался направиться.
Я тихо соскользнул с камня и оказался на земле. Сам лес, казалось, дышал мне в затылок.
Худших условий схватки придумать невозможно. Спросите любого финна, русского или немца, которым приходилось воевать в этих местах. А теперь пришла моя очередь.
Я бы совсем не возражал против настоящего тумана: у моего противника винтовка и ему тогда целиться будет сложнее. Дробовик здесь оставлял большую свободу действий.
Это мне кое о чем напомнило. Я вскрыл патроны и добавил в запас еще несколько с дробью, потом вышел из-за камня и стал углубляться в лес. Если кто-нибудь и собирался выделяться на фоне тумана над озером, я хотел, чтобы это был он.
Минут за десять я преодолел пять ярдов, и каждый раз, когда мне приходилось ступать на землю, раздавался хруст битого стекла. По крайней мере, мне так казалось. В таком лесу можно услышать гораздо больше, чем увидеть. Стрельбы больше не было. Как мне казалось, он находился в двадцати пяти ярдах справа, и теперь уже в пределах досягаемости моего ружья.
Если только ему не пришло в голову сменить позицию. Конечно, он не будет сидеть на одном месте и ждать, пока его обойдут с фланга. А ему лучше известно, как ходить по такому лесу. Он будет передвигаться раза в два быстрее и к тому же бесшумно...
Я снова лег на землю, потея и пытаясь смотреть во все стороны одновременно. Мне противостоял мифический тролль с семью пальцами на руке, звук его шагов был неслышен, как падение снежинки, к тому же у него было три глаза, которые могли видеть в темноте. Все, что оставалось делать, это вскочить и бежать, бежать и бежать...
Я почти запаниковал, но взял себя в руки и попытался выровнять дыхание. Вернулась способность трезво размышлять, зато пропала уверенность, что знаю направление, в котором находится стрелок. После того, как я вошел в лес, он наверняка сменил позицию. У него была возможность углубиться в лес и встретить меня в лоб или уйти в сторону, чтобы подкрасться сзади. В любом случае мне нужно было изменить направление. Он мог ожидать, что я буду идти прямо или поверну направо, так что мне следовало свернуть влево или вернуться назад.
Я повернул налево, ведь вернуться назад означало вновь оказаться на берегу озера. Первые два ярда по мягкой, заросшей мохом земле дались мне легко, и тут передо мной оказался камень, доходивший до пояса. Обойти его значило либо продираться сквозь кусты, либо перебираться через ствол гнилого дерева, а бесшумно такое не получится. Оставалось одно – перелезть через него.
Я повертел головой, внимательно осматривая лес. На этой высоте мало что было заметно, но ничего движущегося в поле зрения не попало. Тогда я подался вперед, положил ружье на камень и потянулся вслед.
Пуля чиркнула по булыжнику рядом с моим коленом. Я схватил дробовик, в мгновенье ока кувыркнулся через камень и плюхнулся на землю. На этот раз он уже целился.
За камнем оказался склон, и я покатился вниз, даже не стараясь остановиться, пока не застрял в подлеске. Грохот стоял, как при обвале, но вряд ли он сможет что-то разобрать после того, как разрядил винтовку в нескольких дюймах от своего уха.
Вспышка мелькнула почти прямо впереди и всего в двадцати пяти ярдах.