о такое клетки и что невооруженным человеческим глазом можно увидеть вообще-то лишь часть того, что существует на свете. И что вот здесь –
(лужица воды на столе)名
– кишит жизнь, которой мы не видим, и если мы ее не видим, это еще не означает, что ее там нет. На самом-то деле она там есть. И если посмотреть, скажем, на сосновую иголку – простую сосновую иголку, одну-единственную иголку из миллионов растущих всего на одном дереве только в одном сосновом лесу, если вырезать кусочек одной-единственной иголки и увеличить его, так чтобы можно было увидеть его строение очень крупным планом, то она будет похожей на живопись, или на витраж, или на древнеримскую мозаику, или на крылья бабочки, и можно будет увидеть, что у нее клеточная структура и что сосновые иголки очень хитро придуманы, чтобы превращать солнечный свет в пищу зимой и удерживать достаточно влаги в жаркие летние месяцы. Вот так они и остаются вечнозелеными.
Основы биологии. Все это Брит уже знает или знала, но забыла после школы, где все такое надо знать, чтобы получить зачет. Но Брит слушает, как девочка рассказывает об этом, сидя в ярком свете низкого вечернего солнца, пробивающегося сквозь разрыв в облаках и барабанным боем стучащего по окну поезда между телеграфными столбами – стучащего по Брит и словно играющего на ней светом.
По правде говоря, если бы Брит могла пролистнуть назад все те недели, что уже прожила на земле, каждый свой понедельник, она все равно пришла бы к стопроцентной уверенности, что еще никогда не была так счастлива вечером понедельника, как сейчас.
Она сидит в поезде с ребенком, не имеющим к ней ни малейшего отношения, и едет бог знает куда, бог знает зачем.
Она не на работе, где должна за деньги следить за бессрочно интернированными людьми –
потому что когда мы смотрим, мы только начинаем понимать, просто это поверхность, верхний слой понимания, – говорит девочка
– и, разумеется, Брит уже давным-давным давно не позволяла себе вспоминать, что у таких слов, как «клетка», есть другие значения. Странно, если учесть, что она работает в здании, где полно помещений, напоминающих клетки.
На вокзале Кингс-Кросс она села с хвоста на эдинбургский поезд и прошла вперед по вагонам, высматривая девочку. Через пять вагонов Брит ее вычислила: та сидела в стороне от других на сиденье со столиком, вытянув рукава школьной рубашки из-под рукавов блейзера.
Поезд вынырнул в пригород – в чистое поле, Брит встала в тамбуре между вагонами, спрятавшись за чужим багажом, и, поглядывая на девочку сквозь стеклянную дверь, взяла в руку телефон и набрала рабочий номер.
Она нажала «вызов». На ресепшен ответили. Она спряталась за углом и попросила соединить ее со Стел.
Ее соединили с автоответчиком в кабинете Стел, где кто угодно мог услышать ее сообщение, пока она его оставляла.
Поэтому она дала отбой и позвонила Стел на мобильный. Тот соединил ее с автоответчиком. Привет, – сказала она. – Стел, это Брит Холл. Слушай, я в поезде с девчонкой, ну знаешь, та девчонка, что заставила все убрать в прошлом месяце? Думаю, это она. Почти уверена. В общем, я в этом поезде, и она в том же поезде, мне видно ее отсюда, и я, э, я –
Она отвела телефон в сторону.
За эти пару секунд на автоответчике Стел должен был записаться звук поезда.
Она нажала «1».
Голос в автоответчике сказал, что она может нажать «2», чтобы перезаписать свое сообщение. Она нажала «2». Подержала телефон в воздухе, чтобы он записал звуки поезда поверх фонограммы с ее собственным голосом.
Затем положила телефон обратно в карман куртки и шагнула вперед, после чего двери раздвинулись.
Девочка подняла глаза от школьной тетрадки, раскрытой перед ней.
Заняла вам место, – сказала она. – И еще…
Она сказала это так, будто они разговаривали без перерыва, а не порознь пересекали Лондон в разных поездах последние пару часов.
Если где-нибудь в мире взорвется еще пять ядерных бомб, – сказала она, – то начнется вечная ядерная осень и времен года больше не будет.
Кто научил тебя этой параноидальной бредятине? – сказала Брит.
Это не бредятина, а искреннее предостережение на будущее, – сказала девочка. – Разве вы не знаете о том, какая горячая вода в морях? Если не знаете, то можете найти это в Сети. Просто поищите. Это не только мое, но и ваше будущее.
Я думала, ты не любишь пользоваться интернетом, – сказала Брит.
Просто я предпочитаю пользоваться им по уму, – сказала девочка.
Кто же это, в гроб сходя, назначил тебя новым Сократом? – сказала Брит.
По-моему, если уж говорить о классике, вы имели в виду новую Кассандру, – сказала девочка.
А по-моему, ты умняшка, – сказала Брит.
Надеюсь, ума мне хватает, – сказала девочка. – Надеюсь, и вам тоже.
Да я просто умнющая, спасибо, – сказала Брит.
Разумная машина, – сказала девочка.
Это я и есть, – сказала Брит, усаживаясь на сиденье, которое девочка заняла для нее.
Женщина, сидевшая за столиком по ту сторону прохода, пришла в ужас, когда девочка сказала, что в лужице воды на столе кишит жизнь.
Люди по всему поезду смотрели в экраны, прижимали их к ушам и носам, держали на коленях.
А они с девочкой все это время играли в игру, которую девочка назвала «Везучие 13».
Правила такие: я задаю тринадцать вопросов, а потом мы обе должны на них ответить. Хорошо? – сказала девочка.
Хорошо, – сказала Брит.
Какой ваш любимый цвет, песня, еда, напиток, одежда, место, время года, день недели? Каким животным вы бы стали, если бы были животным? Какой птицей? Каким насекомым? Назовите одну вещь, которая у вас очень хорошо получается. Как вам хотелось бы умереть?
О, какой депрессивный последний вопрос, – сказала Брит. – Кто придумал эту игру?
Я, – сказала девочка. – И как раз из-за последнего вопроса в ее названии есть слово «везучий».
Что же такого везучего в любимом способе смерти? – сказала Брит.
Если вы не понимаете, насколько вам повезло, раз вы можете обсуждать возможность выбора, – сказала девочка, – я могу сказать лишь одно: вам очень крупно повезло.
Вот ответы девчонки:
Любимый цвет – бирюзовый.
Две любимые песни – «Я» певицы Безымени[30] (Брит никогда не слышала о такой певице, но у нее сейчас не так уж много времени, чтобы быть в курсе музыкальных событий) и «Оох, ребенок» Нины какой-то на «он»[31] (этой Брит тоже не знает).
Любимая еда – пицца.
Любимый напиток – апельсиновый сок за завтраком.
Любимая одежда – джинсы с вышитыми цветами, которые ей подарили в этом году на день рождения.
Любимое место – дом.
Любимое время года – весна.
Если бы она была животным, то стала бы розовым сказочным броненосцем (разве такое бывает?).
Если бы она была птицей, то стала бы малиновкой, поющей посреди ночи в декабре.
Если бы она была насекомым, то стала бы стрекозой – ведь ей известно строение их глаз.
Предпоследний вопрос – с подвохом, говорит она, потому что у большинства людей хорошо получается гораздо больше одной какой-нибудь вещи, и они должны над этим задуматься.
И она хотела бы умереть раньше всех, кого любит, чтобы не пришлось по ним тосковать.
Женщина напротив начинает обрезать себе ногти маленькими кусачками, как будто поезд – это ее личная спальня или ванная.
Кто-то другой разговаривает так громко по телефону, как будто поезд – его личный кабинет.
Девочка пролистывает тетрадку, которую как раз читала, когда Брит села. На обложке большими буквами написано маркером: «Сотрясание воздуха». Проект по географии или, возможно, по естественным наукам. Конвекция. Девочка записывает что-то в тетради и напевает про себя старинную народную песню. Брит откидывается на сиденье и слышит, закрыв глаза, щелканье ногтей, голос мужчины и на их фоне – девочку, поющую старинную песню. Свежие розы в саду собрала я… ах, не морочь меня, ах, не бросай[32]. Неужели дети до сих пор учат в школе эту старинную песню? Такая веселая песня про обман. И поет ее уж точно не та девица, которую соблазнили, – думает Брит.
Но розовый сказочный броненосец…
Стрекоза…
Птица, поющая в декабре…
Это стопудово не тот ребенок, который, по слухам, вошел в пакостный бордель в Вулвиче – и вышел оттуда целым и невредимым.
Вот тебе первый из моих «Везучих 13», – говорит Брит. – Вопрос № 1. Расскажи мне о своей семье.
Нет, – говорит девочка. – Следующий вопрос.
Твоя мать, – говорит Брит. – Расскажи что-нибудь о ней. Или о твоем отце.
Это личное, – говорит девочка. – Но я могу рассказать кое-что, хотя оно никак со всем этим не связано.
Что? – говорит Брит.
Когда я села на тот последний поезд до Кингс-Кросс, напротив меня сидел мальчик с друзьями, и он читал вслух смайлики со своего телефона и говорил:
Сердечко сердечко сердечко.
Сердечко сердечко.
Сердечко.
Сердечко.
Тогда мой следующий вопрос, – говорит Брит. – У тебя есть мальчик?
Личное личное личное, – говорит девочка. – Личное личное. Личное. Личное. А у вас?
Возможно, – говорит Брит. – У тебя есть братья или сестры?
Это личное, – говорит девочка. – А у вас?
Я единственный ребенок, – говорит Брит. – То, что твоя мать сказала о высоком и низком, это очень полезно. Очень хорошо сказано. Расскажи, что еще хорошего твоя мать говорит о жизни.
Не-а, – говорит девочка.
Угу, моя семейная жизнь – тоже личное, – говорит Брит. – Но как же мы подружимся или вообще узнаем друг друга, если ты не расскажешь мне чуть-чуть о своей жизни, а я не поделюсь с тобой тем, какая она у меня?
Дружить с машиной, – говорит девочка. – Еще чего! Это же трясина.
Постой, у меня есть идея, – говорит Брит. – Я придумываю историю о каком-нибудь члене своей семьи. А потом ты придумываешь историю о ком-нибудь из своей родни. Я расскажу тебе, почему моя мать назвала меня Бриттани.