– Ответственный за что? За что я, по-твоему, ответственный? Где камера? Это что, новости? Газета? «Панорама»? Вы с «Чэннел фор»?
– Думаю, ваш сюжет будет зависеть от того, как вы поступите с вопросами, которые я сегодня вам задала, и сделаете ли вы что-нибудь или нет: что-то позитивное или что-то негативное, хуже или лучше. И мне хотелось бы горячо поблагодарить вас за то, что вы очень наглядно продемонстрировали, как сейчас обстоят дела.
– Продемонстрировал? Как это я продемонстрировал и по поводу чего?
– До свидания и большое спасибо, мистер Оутс.
– Эй. ЭЙ. Когда я продемонстрировал? ЭЙ.
Если в двух словах, прошлым вечером девочка сказала, что они должны остановиться в отеле рядом с Эдинбургским зоопарком.
Так они и сделали.
Брит всю ночь слышала «мы-ы-ы» какого-то зверя в загоне, а утром – щебет незнакомых птиц.
Но представьте себе: когда утром после завтрака Брит подошла к стойке заплатить, женщина отмахнулась от ее банковской карты.
Вы из номера 62 и путешествуете с мисс Флоренс Смит из 68-го? – сказала она.
Да, – сказала Брит.
Ничего не надо платить, – сказала женщина. – Приятной вам поездки.
Хотя лицо у нее было ошарашенное, как будто через минуту на нем должен был отразиться шок от того, что она совершила нечто подобное.
Потом они идут на поезд.
Контролер с поклоном открывает перед Флоренс калитку и пропускает вместе с ней Брит. Контролерша в поезде спрашивает билеты у всех, кроме них. Когда поезд задерживается, контролерша заходит в вагон, останавливается у их столика и извиняется за задержку, словно в первую очередь перед ними.
Мы с тобой, детка, – говорит Брит после того, как контролерша снова выходит из вагона. – Я начинаю думать, что мы могли бы завоевать весь мир.
Мне неинтересно ничего завоевывать, – говорит Флоренс.
У меня такое чувство, как будто я сбежала из дома и пристала к какому-то безбашенному цирку, – говорит Брит. – Как ты это делаешь?
Ничего я не делаю, – говорит Флоренс.
Потом, когда они добираются до вокзала в том месте с открытки, их задерживает старпер, потерявший смысл жизни.
Брит поворачивается у выхода, когда поезд уже выезжает с вокзала, и видит Флоренс на другом конце длинного перрона.
Она мчится по перрону.
Поднимите ноги, – говорит Флоренс расхристанному мужику на путях. – Сначала сядьте вот здесь на бок. А потом – раз-два – поднимите их.
Три сотрудника вокзала тоже бегут к мужику, который плачет, растопырив руки, словно ему противно касаться себя своими же руками. Двое сотрудников спрыгивают вниз и втаскивают его обратно на перрон. Затем они его уже не отпускают.
Он потерял… напомните, что вы там потеряли? – говорит Флоренс. – Что-то упало на пути. Что там было?
А… ручку, – говорит мужчина.
Ручку, – повторяет Флоренс. – Он уронил ручку.
Она выпала у меня из руки, – говорит он. – Она… она была у меня в руке, я случайно взмахнул ею в воздухе, и она улетела, ну и поскольку она очень дорога мне как… а… э…
Ручка, – говорит женщина – типа вокзальной охранницы.
Да, – говорит мужчина.
Вы незаконно и легкомысленно спустились на пути, что могло привести к катастрофе, причинить тяжкий вред или травму, – говорит женщина. – Причем не только вам самим, но и всем людям на этом только что прошедшем поезде. Не говоря уже о нас – тех, кто здесь работает. Это могло нанести неописуемый ущерб и нашему служебному положению. И это не учитывая воздействия на график, из которого и так выбиваются поезда по всей стране. А все из-за того, что вы уронили ручку. Слыхали мы такое. Где же эта ручка? Хотелось бы взглянуть на ручку, из-за которой вы могли лишиться жизни, а я – работы.
Вот, – говорит Флоренс.
Она протягивает мужчине шариковую ручку, в которой Брит узнает бесплатную ручку из отеля, в котором они останавливались прошлой ночью.
Брит смеется.
Ручка из «Холидей Инн»? – спрашивает женщина.
Очень, – говорит мужчина, – дорога…
Она многое для него значит, – говорит Флоренс.
Мужчина снова начинает плакать.
Не нужно так крепко держать. Теперь можете его отпустить, – говорит Флоренс.
Двое мужчин, державших его, отпускают руки мужика. Кажется, их немного удивляет то, что они только что сделали. Поэтому все три вокзальных сотрудника хорохорятся. Они гонят насчет того, что мужик совершил правонарушение. Женщина говорит что-то о полиции и достает телефон.
Флоренс бросает на нее дружелюбный взгляд.
Не правонарушение, а скорее случай в бюро находок, – говорит Флоренс. – Что-то потеряли, а потом нашли. Он никому не желал вреда. И никакого вреда не нанес.
Женщина смотрит на нее, а потом на плачущего мужика.
Впрочем, я согласна, что в данном случае никакого вреда нанесено не было, – говорит она.
Кажется, она ошеломлена собственными словами.
Как это выглядит, – думает Брит. – Какие при этом ощущения?
Все сотрудники вокзала одинаково огорошены. Они скрываются в дверях в разных частях здания, а Брит с Флоренс ведут плачущего мужчину ко входу в вокзал, где тот сморкается в рукав. Он извиняется за эту пакость. Садится на скамейку у входа в вокзал и говорит, что ему всегда нравились вокзалы, ведь люди приезжают сюда и уезжают отсюда, а это означает, что вокзалы переполнены эмоциями, и затем он разглагольствует о том, как однажды шел с вокзала в своем родном городе: он не был там долгое время и приехал посмотреть на то, что лежало в камере хранения после смерти его родителей, и, уходя от вокзала прочь, услышал, как за спиной кто-то пел песенку, но не мог вспомнить, что это за песня, – знал ее, однако не помнил названия, и голос был приятный, а потом вспомнил, что песня называлась «Каждый раз, прощаясь»[34], и услышал за спиной шаги, потому он притормозил, чтобы пропустить человека вперед, и этим человеком оказалась девушка – если пела она, то теперь она уже не пела, а еще она была чересчур молода и одета совсем не так, чтобы знать старинную песню или петь подобную песню с таким чувством.
Мужик умолкает.
И это хорошо, потому что вообще-то он уже задолбал.
По его лицу снова текут слезы.
Брит улыбается своей служебной улыбкой, которую примеряет, когда на крыле кто-нибудь плачет – ДЭТА или персонал.
Может, принесем ему кофе? – говорит она.
Хотите кофе? – говорит Флоренс мужчине.
Он алкаш, – говорит Брит. – Вон фургон с кофе.
Я не пьяный. И в этом фургоне не делают кофе, – говорит мужчина.
Делают, – говорит Брит. – На боку написано «кофе».
Брит идет к фургону.
Когда она возвращается, мужик уже, слава богу, не плачет.
Вы режиссер? – говорит она ему.
Ну, типа, – говорит он.
Это значит «да» или «нет»? – говорит она.
Он кивает на Флоренс – теперь уже плачет она.
Что вы ей сделали? – говорит Брит, внезапно охваченная такой заботливостью, что едва сдерживается, чтобы не стукнуть мужика по башке.
Он говорит, что библиотека закрыта, – говорит Флоренс.
Мужик отступает на пару шагов перед свирепым лицом Брит.
Ну да, – говорит мужчина. – Так и есть. Она закрыта по вторникам.
Ничего страшного, – говорит Брит.
Она обнимает Флоренс.
Незачем плакать, – говорит она. – Можно пойти в другую библиотеку – где-нибудь в городе побольше.
Мне очень нужно, чтобы здешняя библиотека была открыта, – говорит Флоренс.
Можно запросто найти все, что тебе нужно, на моем телефоне, – говорит Брит. – Библиотека у меня в кармане. Вот здесь. Что тебе найти?
Я должна добраться до этого места на открытке, – говорит Флоренс, – а потом добраться до библиотеки в этом месте. У меня нет другого дела и нет больше никаких дел.
Брит берет ее за плечи и поворачивает к фургону с кофе.
Видишь женщину вон там? – говорит она.
Флоренс протирает глаза и смотрит.
Знаешь ее?
Флоренс качает головой.
А она тебя знает, – говорит Брит.
Откуда? – говорит Флоренс.
Она только что спросила про тебя напрямик: ты Флоренс? – говорит Брит.
Кто она? – говорит Флоренс.
Прикольно: она только что задала мне практически тот же самый вопрос, – говорит Брит. – Я пошла туда за кофе, а она сказала, что кофе не делает.
А потом она сказала: та девочка, что стоит вон там с мужчиной, который с вами, ее случайно не Флоренс зовут?
И я промолчала. Тогда она смерила меня глазами и сказала:
Я уже свела знакомство с мистером Режиссером, но мне интересно, кем вы выступаете у себя дома, миссис Униформа СА4А?
Потому я сказала:
Дело в том, миссис Кофейный фургон, который никакой, блядь, не кофейный фургон, что сейчас я не дома, а очень-очень далеко от дома. И это означает, что я могу быть кем угодно. От слова вообще.
Март. Он бывает трудноватым.
Лев и агнец. Холодное плечо весны.
Месяц цветения, которое может еще оказаться снегом, месяц обнажения бумажистых головок нарциссов. Солдатский месяц, названный в честь Марса, римского бога войны; на гэльском это зимо-весна, а на древнесаксонском – суровый месяц, из-за суровости его ветров.
Но это еще и удлиняющийся месяц, в котором день начинает растягиваться. Месяц безумств и нежданных созреваний, месяц новой жизни. До григорианского календаря новый год начинался не в январе, а в марте, в честь весеннего равноденствия с его обратным креном Севера к солнцу, а также праздника Благовещения – дня, когда ангел явился Деве Марии и возвестил, что, хоть она и дева, однако зачнет от благого Духа.
Сюрприз. С Новым годом. Все невозможное возможно.
Воздух поднимается вверх. Это аромат начинания, посвящения, порога. Воздух торжественно возвещает: что-то изменилось. Первоцвет глубоко в плюще широко раскидывает руки своих листьев. Обыденность полосуют краски. Темная синь мышиного гиацинта, ярко-желтые пятна на пустошах, привлекающие внимание людей в поездах. Птицы садятся на голые деревья, но голые не по-зимнему: ветви теперь становятся упругими, и кончики их сияют догорающими свечами.