Потом дождь, и первые признаки того, что ветки старого дерева распустятся цветами, сквозь древесину виден внутренний свет: его можно заметить даже ночью под фонарем.
Говорят, если встать на рассвете при ясном небе в течение марта-месяца, то можно набрать целый мешок воздуха, настолько напоенного квинтэссенцией весны, что, когда его дистиллируют и препарируют, получится золотое масло – лекарство от всех недугов.
Это голос художницы Таситы Дин, которая в середине 1990-х, когда ей было тридцать и она год жила при Национальной школе изящных искусств Буржа во Франции, решила, что пора попробовать сделать то, о чем она всегда мечтала в детстве, – поймать и сохранить облако, возможно, даже начать собирать коллекцию облаков.
Она составила план: подняться в воздух на тепловом аэростате и поймать в мешок облако.
Но, разумеется, облако нельзя поймать, хранить и обладать им.
К тому же тепловые аэростаты, как она выяснила, способны летать лишь весной, когда в небе ни облачка.
Потому она решила подняться на аэростате и поймать вместо этого туман.
Чтобы наверняка найти туман, она поехала дальше на юг, в горную местность Ланс-ан-Веркор близ Гренобля, где утреннее небо всегда бывает туманным.
Аэростат поднялся. Небо прояснилось. Тот день стал одним из самых ясных дней для этой поры года на памяти местных жителей. Паря над горами, покрытыми снегом, она поймала в мешок лишь чистый прозрачный воздух.
Как оказалось, день, выбранный ею для ловли воздуха, пришелся как раз на ту пору года, что, по словам алхимиков, лучше всего подходит для сбора росы в ее путешествии с Земли на Небо. Древняя алхимия утверждает, что из росы, собранной в течение тысячи дней, можно извлечь и изготовить эликсир, способный улучшить все на свете.
Дин сняла короткометражку, меньше трех минут, о своем путешествии и ловле воздуха. Называется она «Пакет воздуха».
Огромный тепловой аэростат поднимается вверх. По мере того как он взлетает, уменьшается его тень на земле и в кадре. Наружу высовываются руки художницы. В прозрачный целлофановый пакет попадает немного воздуха, затем ее руки скручивают и завязывают узлом пакет, похожий на маленький аэростат. Затем она повторяет эксперимент: новый пакет, другой воздух, пойманный и завязанный узлом, – все то же самое.
Фильм – пример чистого наглядного стеба. Но в нем дыхание взмывает ввысь. Алхимия и преображение становятся чем-то вроде благого духа. У нас на глазах происходит нечто эфемерное и нелепое – ну и магическое, если это допустить.
Затем три минуты черно-белого фильма истекают, и остается лишь история о людях и воздухе – о том, чего мы почти никогда не замечаем и о чем не думаем, но без чего не могли бы прожить.
3
Ну а теперь 140 секунд суперактуального натурализма:
ЗАТКНИСЬ просто заткнись нАхУй кто-нибудь заклейте ей пасть она заслужило чтобы над ней безжалостно поиздевались ах ты ж Пизда чтоб ты сдохла удавись ты вонючая Пизда мы все над тобой прикалываемся Ты же цирк с конями никто бы не стал с тобой играться ебаться жениться убивать это ж просто Убой ты Тампон ты одиос ты заслуж чтоб тебя изнасиловали оставили подыхать твоя Дочка заслуживает чтоб ее изнасиловали и зарезали Кухонным Ножом ты как разбитая пластинка ебаная слезливая либералка МЫ знаем где ты Живешь мы знам куда твой детеныш ходит в школу заткнИсь если ты не заткнешь СВОЮ пасть мы сами тебе ее заткнем тебя заткнут ЧЁЗАНАХ Ты думаешь ты делаешь сама нарываешься на эти АТАКИ ебаная тошнотная ебаная ебаная меня тошнит от тебя надо тебя износиловать надо тебя онально изнасиловать тебя онально изнасилуют потом износилуют в хлеборезку потом замочат убейся удави сь ты жирная Срака вонючая пизда тебя надо пердолить нехилым Самотыком ты типичная муслимская черномазая пидаРРаска тебя невозможнО простить это из ряда вон такие как Ты разрушают Западный Мир стока говна джимми сэвил должен был изнасиловать тебя на Больничке[35] ты калека потому что Бог Тебя Ненавидит если еще хоть раз выйдешь темной ночью мы до тебя доберемся и до твоих детей ты должна бояться ты мигрантская срань тебе нужны письма ненависти чтобы с тобой разобраться ты заслуживаешь ненависти Хуерожая сракорожая педофилка ты ебанная в рот я тебя не перевариваю ты ебный Стыд тебя надо заставить кормить и принимать у себя толпу отмороженных иностранных окупантов посмотрим как тебе это понравится жирная дебильная сучка шалава тварь ИУДА ИУДО ханжа твои дети Сдохнут ты ошибка Природы всем видно ты чмошный кусок говна иди и выпей лака для полов выпей дизинфекции ты поганая лесбийская мигрантка отсоси мой ХУЙ свиноматка уродина иди лесом
Это была пора года, когда все умирало. Умирало в том смысле, что, казалось, ничего уже больше не оживет.
Небо становилось тяжелой закрытой дверью. Облако – из тусклого металла. Деревья – голые и сломанные. Земля – неподатливая. Трава – мертвая. Птиц нет. Поля – замерзшие борозды земли, и мертвенность опускалась на многие мили ниже поверхности.
Люди повсюду боялись. Запасы еды иссякали. Амбары почти опустели.
Это была пора года, когда, по преданию, все мудрецы, старейшины, молодежь, девы, очень старые люди и люди, надевавшие маски и медвежьи шкуры, чтобы выдать себя за предков, восставших из праха, решали, что единственный способ вернуть мир к жизни – выбрать одну из дев и принести ее в жертву богам, заставив танцевать, пока не умрет.
Боги, согласно преданию, любят смерть. Они любят чистую смерть. Потому чем чище дева, тем лучше. И та, кого они выбирали, обычно была очень хорошей танцовщицей, ее тщательно выбирали, чтобы это было особенно зрелищное и распутное жертвоприношение.
День наступал. Собиралась вся деревня. Мудрец с надеждой разукрашивал себя яркой серебристой краской. Все приходили посмотреть – даже трехсотлетняя старуха, тыкавшая своею клюкой в невозделанные борозды. Все поднимали в воздух кулаки и слегка пританцовывали, чтобы дать толчок.
Затем девы заводили танец.
Это завораживало. Напоминало часовой механизм. Все девы превращались в единый хореографический механизм, становились его элементами. Он кружился и дергался, дергался и кружился.
Наконец круг размыкался, открывая избранную девушку – юную прекрасную деву, у которой вся жизнь была впереди. Танец открывался ей и в то же время закрывался пред нею.
Теперь должно было произойти вот что: ей нужно было упасть на землю. Требовалось скрести землю, точно дикий зверь, а затем исполнять бешеный танец, пока она не забьет себя до смерти.
Потом все праздновали, потому что все снова начинало расти.
Но случилось другое.
Девушка в самой гуще событий сложила руки. Она покачала головой. Встала и топнула ногой.
Я не символ, – сказала она.
Танец остановился.
Музыка остановилась.
Жители деревни громко выдохнули.
Она сказала это громче.
Я не ваш символ. Идите и потеряйте или обретите себя в какой-то другой истории. Что бы вы ни искали, вы не найдете этого, заставляя меня или кого-нибудь вроде меня танцевать для вас.
Жители деревни стояли на мировой арене, не зная, что делать. Одни казались ошеломленными. Другие скучали. Некоторые девы в панике задрожали, ведь если не этой девушке, значит, одной из них придется танцевать, пока не умрешь.
Этого не нужно, – сказала девушка. – Пойдемте. Мы все можем придумать, как это лучше сделать.
Некоторые жители деревни рассердились; другие смотрели на всю эту сцену искоса. Двое казались довольными. Предок снял маску медведя и вытер со лба пот: эти костюмы трудно было носить долгое время.
Можно призывать весну и не такими кровавыми способами, – сказала девушка. – Можно плодотворно трудиться над климатом и временами года, а не приносить им в жертву людей. Да и в любом случае, вы делаете это лишь потому, что кто-то из вас ловит кайф от жестокости. Один-два человека всегда ловят кайф и всегда будут ловить. А остальные боятся, что, если не делать того, что делают все другие, тогда те, кто ловит кайф от жестокости, смогут выбрать следующей жертвой кого-то из вас.
Кое-кто из публики, далеко за жителями деревни на рядах сидений в театре, тоже стал сильно сердиться. Они же пришли на классику, но не получили того, за что заплатили. Критики качали головами. Критики бешено писали на экранах маленькими айпэдовскими ручками. Они бешено стучали по айфонам.
Люди любят настоящий угар.
Но боги рассмеялись.
Одна из богинь кивнула другим, протянула вниз руку, загребла девушку невидимой дланью божественного размера и превратила в себя. Богиня сделала это в мгновение ока – так быстро, что ни жители деревни, ни публика ничего не заметили. Но боги подарили девушке броню, сомкнувшуюся вокруг нее. Девушка почувствовала, как ее пронизала подлинная сила, подобная божественному дыханию.
Подлинная сила оживила внутри нее нечто большее, чем простое дыхание.
Тогда вперед выступила трехсотлетняя старуха. Она знала, как с этим справиться.
Расскажи нам маленько о себе, дорогуша, – сказала она древним голосом.
Но девушка просто рассмеялась.
Как тебе хорошо известно, бабуля, это стало бы первым шагом на пути к моему полному исчезновению, – сказала она. – Ведь как только я расскажу вам всем что-нибудь о себе, я перестану означать себя. Я начну означать вас.
По толпе пробежал ропот.
Моя мать говорила мне: Они захотят, чтобы ты рассказала им свою историю, – сказала девушка. – Моя мать сказала: Не рассказывай. Ведь ничья ты не история.
Трехсотлетняя старуха приложила громадные усилия, чтобы еще хоть немного выпрямиться. Она раздула ноздри, будто учуяла неприятный запах.
А если мы все равно принесем тебя в жертву, – сказала она, – не важно – хочешь ты или нет?
Девушка беззаботно рассмеялась.
Попробуйте, – сказала она. – Убейте меня. С вас станется. Но тебе ведь известно так же хорошо, как и мне, хоть я еще очень молода, а ты уже очень стара, что сейчас я старше и мудрее, чем ты была когда-либо.