Все ахнули – на сцене, за сценой, да и все миллионы зрителей в интернете.
Девушка засмеялась громче.
Давайте, – сказала она. – Сделайте худшее, на что вы способны. Посмотрим, станет ли от этого лучше.
На приборной доске кофейного грузовика – 12:33, но какая разница, который час? Ричард часов не наблюдает, возможно, впервые в жизни. У него кружится голова от настежь открытого посмертия, пока он мчится по участку с ограничением 30 м/ч со скоростью 60 м/ч (ему видно спидометр – Ричард сидит практически на водительском кресле), с двумя женщинами по бокам – вот как это делается. Его подвозят до ближайшего города. Женщина по имени Олда, которая везет куда-то этих женщин, предложила его подбросить, он согласился, и теперь все они сидят спереди, потому что сзади сесть негде – разве что на линолеум между кухонными шкафчиками и приборами. Девочка, давшая ему ручку, прижата к пассажирской двери, а сам он втиснут между женщинами и расставил ноги по обе стороны рычага управления. Хорошо хоть, у грузовика автоматическая коробка передач, а то это было бы слегка проблематично.
Сиденья очень красивые, обитые светло-коричневой кожей. Внутри эти грузовики выглядят стильно. Двери в кабине водителя открываются с кивком стилю ретро – как двери на «Континенте», в противоположность дверям на обычных машинах или грузовиках. Но руль справа, как и полагается. С наворотами, но все же впечатляет.
Что это за место вон там? – спрашивает Ричард. – На холме. Зáмок.
Это не замок, – говорит женщина из кофейного грузовика. – Это Ривенские казармы[36].
Женщину из кофейного грузовика зовут Олда Лайонс. Она сказала им у вокзала. Она из городской библиотеки.
Где закончилось Якобитское восстание, – говорит она. – Сожгли на следующий день после Каллодена.
После чего? – говорит Ричард.
Каллодена, – говорит она.
Я так и подумал, – говорит Ричард. – «Каллоден». Очень хороший фильм.
Это не только фильм, – говорит Олда. – Это битва. И место.
Да, – говорит Ричард. – А еще фильм. Очень хороший, Питер Уоткинс. Последняя битва англичан с шотландцами[37].
Ну, точнее, – говорит женщина (очень так по-библиотечному), – ганноверцев с якобитами. Народ любит все упрощать. Все со временем упрощается. Ривенские казармы сожгли в апреле 1746 года. Остатки якобитской армии собрались в казармах на следующий день после битвы – они выжидали, пытаясь понять, что делать дальше, и тут пришло сообщение от Красавчика принца Чарли[38] о том, что битва окончена и каждый должен позаботиться о себе сам. Потому они подожгли казармы, чтобы другая армия не смогла ими воспользоваться, и ушли своей дорогой.
Уоткинс снял тот фильм о ядерном ударе, который очень боялись показывать, – говорит Ричард. – «Военная игра»[39].
Помню, – говорит Олда. – Помню и его «Каллоден».
«Каллóден», – говорит Ричард. – «Каллóден».
Хорошо, что у него двойное название, – говорит Олда.
Просто повторяю, как вы это произносите, – говорит Ричард, – поскольку всю жизнь произношу неправильно. Я говорю «Кáллоден».
Несмотря на то, что вы смотрели фильм и фильм был таким хорошим, – говорит Олда. – Да?
Рядом со мной сидит Кассандра, – говорит девушка в форме охранницы. – Она хорошо подкована в ядерных ударах, которыми меня сегодня стращала.
Вечная ядерная осень, – говорит школьница. – Нашей планете осталось всего пять ядерных взрывов, и это станет у нас единственным временем года.
Всего пять? – говорит Олда.
Возможно, меньше, – говорит девушка. – Мне двенадцать, и осталось всего двенадцать лет, чтобы помешать изменению климата уничтожить весь мир, поэтому я бы сказала, что мое поколение должно срочно что-нибудь предпринять.
Думал, тебя зовут Флоренс, – говорит мужчина.
Я способна называть себя по-разному, – говорит девочка.
Я тоже, – говорит Олда.
Я имела в виду Кассандру – пророчицу из мифов, – говорит охранница. – Она говорила людям правду о будущем, но никто не верил ни единому ее слову.
Охранница – подруга или родственница девочки. Ее зовут Бритт – как Экленд[40], рассуждает он. (Хотя она вообще-то совсем не похожа на Бритт Экленд, а жаль.
Сексист. Мужчина, лишенный эмоционального интеллекта.
Святая правда. Но, возможно, немного суровый с самим собой, – говорит его воображаемая дочь.)
Эта ривенская натура, – говорит Ричард. – Там красиво? Я ищу место.
Для съемок? – спрашивает девочка.
Нет, – говорит он. – Для своей подруги, она недавно умерла. Я ищу место, откуда можно просто отправить ей… понимаете… мысль, кивок – в небо, в красивом месте. Потому-то, наверное, я и приехал на север.
Я могу вспомнить места гораздо лучше, где можно это сделать, – говорит Олда.
Когда умерла ваша подруга? – спрашивает девочка.
В августе, – говорит он.
Не так уж давно, – говорит Олда. – Соболезную.
Спасибо, – говорит он. – Она была сценаристкой – часто моей сценаристкой. Мне посчастливилось с ней работать. Она лучшая. Вы слишком молоды и не видели ее работ, по сути никто из вас, возможно, не видел. 60-е, 70-е, 80-е – если бы вы смотрели телевизор в эти десятилетия, то видели бы что-то из ее работ, обязаны были видеть, и вы бы никогда этого не забыли, а если бы даже забыли, это осталось бы где-то у вас внутри. Очень большой талант, весьма недооцененный.
Олда снова тычет пальцем в сторону развалин, мимо которых они проехали.
Там, конечно, красиво, – говорит она. – Но история… Не так уж и красива.
А, – говорит он. – Да.
Систематическое контролирование одних народов другими, – говорит Олда. – Борьба, уничтожение, поражение.
Ваша подруга потерпела поражение? – говорит девочка.
Это не то слово, которое я могу с ней ассоциировать, – говорит он.
Ну, тогда лучше не там, – говорит Олда. – Казармы построили на месте нескольких зáмков, которые к тому времени уже сожгли. Казармы остались точно такими же, какими были в 1746 году, вероятно потому, что, если бы на их месте построили что-нибудь еще, кто-то другой все это тоже сжег бы. Новое британское правительство изначально построило казармы после Акта об унии[41] – хотели выкачать побольше денег из своей новой земли. Потому ее милитаризовали. Здесь около столетия была военная зона. Особенно после Каллодена. А потом охотничьи угодья. Олений парк.
Слишком уж гористая местность для жизни вообще, – говорит Ричард. – Но зато в этом и красота Хайленда. Такая прекрасная безлюдность повсюду.
Он видит, как по шее Олды из кофейного грузовика поднимается румянец, который разливается из-под воротника ее куртки до самых ушей.
Нет, это была процветающая оживленная местность, – говорит она. – Уж точно населенная, намного оживленнее, чем сейчас. Хотя не сказать, что Очистки[42] привели здесь к таким же тяжелым последствиям, как в других местах на севере.
Очистка, – говорит Ричард.
Очистки, – говорит Олда. – Еще одно новое слово для вашей коллекции.
Это когда очищают компьютер от мусора? – спрашивает девочка.
Это когда английский правящий класс, при помощи продажных землевладельцев – вождей кланов, систематически выкашивал население Хайленда, – говорит Олда. – И было это всего двести лет назад – один миг по историческим меркам, а под «систематическим выкашиванием» я подразумеваю, что с людьми обращались почти так же, как с подлеском или зарослями дрока – сначала их выкашивали, а потом писали в газетах, что улучшили территорию, усмирив буйных дикарей. Они были умными – люди, что здесь жили. Им приходилось быть умными. Земля очень трудна для возделывания, но они подстраивались под нее и, вопреки прогнозам, целыми столетиями заставляли ее родить. Эти буйные необузданные дикари, от которых я тоже веду родословную.
Кинорежиссер, да? Кино снимаете? – говорит охранница Бритт.
Он наклоняет к ней голову и с иронией говорит:
Да, кино снимаю.
Что, правда? – говорит она.
В основном для телевидения, – говорит он. – За мои грехи. Я из той эпохи, когда все прогрессивное на телевидении зачастую считалось грехом.
Она заводит долгую волынку о фильме, который посмотрела раз по телевизору и запомнила на всю жизнь. Но Ричард перестает ее слушать, потому что по радио, включенном в грузовике на небольшой громкости, передают старый шлягер о радости и веселье в солнечные времена года, которую поет мужчина с тоненьким голоском, – о том, что он скоро умрет и потому прощается со всеми своими друзьями, а Ричард как раз вспоминает:
однажды ночью в 1970-каком-то – 3-м? 4-м? звонит Пэдди, будит его.
Дубльтык, ты нужен мне прямо сейчас. Если сможешь… Сможешь?
2:45 ночи. Он ловит такси под дождем.
Юный близнец открывает входную дверь.
Мне позвонила ваша мать, – говорит он. – Что случилось?
Сквозь стену доносится музыка, громковатая для трех утра.
Ну вот и ты, – говорит Пэдди. – Хорошо. Мы не знаем, что делать. В моей спальне хуже, но мальчикам слышно в своих тоже – через заднюю часть дома. Ванная – единственное место, где можно передохнуть. Но не можем же мы все спать в ванне.
Песня заканчивается, музыка умолкает.
Другое дело, – говорит Ричард.
Пэдди поднимает брови.
Песня начинается снова.
А, – говорит Ричард.
Пэдди и близнец смеются. Другой близнец, в спальне где-то за ними, тоже смеется.
Что это? – говорит Ричард.
Первое место в хит-парадах, – говорит один из близнецов.
Терри Джекс, «Солнечные времена года», – говорит другой сквозь стену.
Вы пробовали им позвонить, – говорит Ричард.
В «Грампластинку по телефону», – говорит близнец на площадке.