Она рассказала, как приехала на поле битвы на такси как раз в тот момент, когда на парковку прибыли фургоны СА4А.
Она опустила подробности о том, как люди в форме заполонили всю округу, а сама она побежала в обратную сторону по тропинкам и траве, мимо туристов, отпускников и экскурсантов, пока не остановилась и не проблевалась рядом с указателем «Действующий заповедник».
Рассказывала же она что-то в таком духе:
Думаю, это в прямом смысле гипноз. Не только я, но еще несколько охранников поезда и женщина в «Холидей Инн». Я видела, как это происходило с другими, но не осознавала, что это происходит со мной. Это как по телику Деррен Браун[53]заставляет людей что-то делать, а те вообще без понятия, что они это делают и зачем. Сама себя не узнавала. Скорее всего, она загипнотизировала и систему распознавания лиц. Если можно сделать это с человеком, готова поспорить, что она могла это сделать и с приборами. В смысле, куча машин задуманы так, чтобы слушать нас. Ну а что, если они в натуре слушаются людей?
Вставка: шуточки про тостеры для либеральной элиты, фены для слезливой демшизы, политкорректные стиралки.
На третий день после ее возвращения на работу все уже знали эту историю и утратили интерес. На четвертый даже ДЭТА больше не задавали вопросов.
Как-то зимним вечером она послушала песню под названием «Я» певицы по имени Безымени, которую девчонка назвала своей любимой песней.
Брит поразило, сколько там нецензурщины. Куча матов. Двенадцатилетней девочке ей-богу нельзя слушать такую музыку. Это непедагогично.
Затем песня Нины Симон, о том, что скоро станет легче, – короче, в голове у Брит возникли сразу две картинки: диснеевский кот, как в старом фильме «Коты-аристократы», и реальный кот, которого мальчишки с другой стороны парка приклеили к дереву суперклеем, когда самой Брит было двенадцать.
В голове Брит засела одна строчка из песни Безымени, где она говорит о пизде, пишущей диссер по колониализму.
Брит ищет слово «колониализм» в онлайн-словаре, чтобы вспомнить его точное значение.
Практика господства, подразумевающая подчинение одного народа другому.
Прикольная картинка: пизда в универе пишет диссер. Может, это значит, что в универе там все пиздюки, ха-ха-ха?
Но эта девчонка смышленая, обалдеть какая смышленая. В школе Брит была одной из самых умных в классе. Она до сих пор хранит тетрадку «Сотрясание воздуха», вообще-то она хранит даже портфель – в шкафу под грудой свитеров. Внутри есть и пенал с разноцветными ручками. Иногда по ночам, когда Брит не мается дурью в интернете, она зачитывает вслух из тетрадки смешные страницы, посвященные реализму: всякую похабщину, которую люди реально говорят или твитят. По тому, как девчонка расположила все это на странице, Брит догадалась, что некоторые куски написаны с таким расчетом, чтобы они сочетались друг с другом, как бы вступали между собой в диалог: на правофланговую хрень откликался голос погромче, говорила Земля, время или ее любимая пора года, рассказу о человеке без лица соответствовали примеры того, как людей использует техника, хотя они и считают, что пользуются ею сами, а похабщине, которую люди шлют другим по твиттеру, – рассказ о девушке, что отказывает людям, заставляющим ее танцевать, пока не умрет.
Брит нередко достает тетрадку специально для того, чтобы прочитать эту деревенскую историю.
Но, когда она смотрит на тетрадку «Сотресание воздуха», в конце концов ей неизбежно становится стыдно.
Одна из причин в том, что спереди, под словами ПОДНИМИ МОЮ ДОЧЬ ВВЕРХ, другим, более взрослым почерком написано: Всю твою жизнь люди будут только и ждать момента, чтобы сказать тебе, что твои слова – это сотрясение воздуха. Просто людям нравится унижать других. Я хочу, чтобы ты записывала в эту тетрадь свои мысли и идеи, и тогда эта тетрадь и то, что ты в ней напишешь, поможет тебе оторваться от земли и даже взлететь как птица, ведь воздух поднимает и может не только удерживать нас, но и помочь нам подняться вверх.
Этот рукописный абзац в натуре бесит Брит.
Ее мать никогда не дарила и не делала ей такой тетрадки.
Иногда она думает о том, что можно попробовать найти школу. Брит могла бы отнести тетрадь вместе с портфелем в школу, и, может, там окажется адрес для пересылки.
Девчонка сказала, что у нее есть младший брат.
Интересно, где он. Может, Брит могла бы найти его и передать тетрадку ему, чтобы он передал сестре.
Vivunt spe.
Или она могла бы просто сжечь тетрадку и выкинуть портфель.
Брит пока не знает, что из этого под конец сделает.
Через неделю Джош отвечает на ее эсэмэс, отправленное с того поезда.
Это значит жить надеждой или они живая надежда. Что-то в таком духе. Непривычное спряжение. Наверно ты уже нагуглила. Надеюсь ты ок Бритт дж x. От обращения к ней по имени в конце сообщения веет высокомерием.
К марту она так пока и не увидится с Джошем.
Она сказала Торку, когда первый раз оказалась с ним на смене после возвращения из Шотландии, что побывала в стране, откуда он родом.
Я слышал, – сказал он. – Я знаю все последние новости. Где именно ты была, Британния?
Она открыла карту на телефоне.
Здесь. Потом вот здесь. Потом вот здесь.
Он ткнул пальцем в место на карте очень близко от одного из мест, где она побывала, а потом сказал что-то для нее непонятное, поскольку говорил на таком как бы расплавленном языке, который у них там в ходу.
Fàsaidh leanabh is labhraidh e faclan a theanga fhèin, faclan a dh’fhoghlamaicheas na h-uibhir den t-saoghal dha nach eil nam faclan ann. Ach, dhan leanabh ’s gach fear is tè a dham bheil a dhàimh, tha brìgh sna faclan sin agus is eòl dhaibh am brìgh. Èist rium, bi an leanabh sin is greim aca, bhon fhìor-thoiseach. Air gach sian, dorch is soilleir, trom is eutrom, a thig an rathad.
Почему-то она разозлилась от одного звучания. Чуть не расплакалась. Было такое чувство, будто ее доставали, как тогда в школе, когда приходилось прикидываться тупой. В довершение всего Торк улыбался ей, словно она ему очень нравилась, пока издавал эти невероятные звуки.
У нее заболело горло, как бывает, когда пытаешься сдержать слезы. Оно разболелось из-за этого языка.
Вот что я говорю, – сказал он, – в грубом переводе, с потерей многих красот:
Ребенок растет и произносит слова, а весь остальной мир говорит ребенку, что это не слова. Но ребенок и все те, кем ребенок дорожит, знают, что эти слова что-то значат и чтó они значат. Послушайте, этот ребенок будет подготовлен с самого начала. Подготовлен ко всему – темному и светлому, тяжелому и легкому, что жизнь принесет этому ребенку.
Пофиг, – сказала Бритт. – Как скажешь.
Это называется «Живой язык», – сказал Торквил. – Smior na cànain. Поэма. Вписанная мне в душу, как Кале и Мария Стюарт.
Я хазэ, что за пургу ты несешь большую часть времени, брат, – сказала она.
Угу, – сказал он. – Но, на минуточку, я хорошо к этому подготовлен.
Наверно, от всей этой шняги в духе «Самых опасных привидений» на канале «Реально», которой тебя пичкали в детстве, у тебя мозги отморозились, – крикнула она ему вдогонку в коридоре, пока в горле пульсировало.
Пульсировало так, будто она была струной музыкального инструмента, на которой играли помимо ее воли.
Все другие языки в Англии надо запретить.
Британия. Она имела в виду Британию.
Короче, с тех пор она нередко ловила себя на том, что намеренно тусовалась и записывалась на смены только с Расселлом.
Голодающего ей жалко.
Но тут уж ничего не попишешь.
Она берет миску и отдает одному из кухонных ДЭТА, чтобы отнес на кухню.
Конец рабочего дня.
Снаружи ЦВСНИ маленькие саженцы уже превратились в одну сплошную зеленую изгородь. Незаметно, где кончается одно растение и начинается другое.
Она опускается на колени, чтобы сорвать веточку, как вдруг мимо проходит Стел.
Все нормально, Брит? Потеряла чего?
Уже нашла, – говорит Брит. – Спасибо.
Дни все длиннее, через неделю в такое же время будет светло и красиво, – говорит Стел.
Брит кивает.
Ага, красиво.
Она засовывает руку с веточкой в карман. На поезде сминает один листик и подносит к ноздрям запах зеленого цвета.
Зачем тебе сдался весь этот самшит? – говорит мать на следующее утро, когда входит и видит груду высохших, старых, пожухлых, зеленых, свежих, блестящих веточек на столе в комнате Брит, потому что Брит до сих пор в кровати, хотя давным-давно прозвенел будильник, и матери пришлось войти, чтобы разбудить ее.
Самшит.
Кто бы мог подумать, что мать поймет, из чего эта изгородь?
Мать никогда не выпячивает свои познания, но она знает кучу всего.
Круглосуточные новости на Би-би-си уже включены, и в гостиной соответственно орет телик. Все тот же старый раздрай. Что там в мире происходит и т. д. Тот же старый шум. Тот же старый-престарый, снова и снова, сплошной шум, лишенный всякого смысла. Фраза со школы. Уильям Шекспир. Они читали по кругу всем классом. Мужик завладевает королевством не честным, а бесчестным путем. Но призраки раскусили его планы, и деревья собираются в армию и маршируют, чтобы его схватить[54].
Она встает.
Натягивает одежду.
Мать забрала веточки с изгороди и выбросила в мусорное ведро на кухне. Брит видит их там, когда приходит выкинуть чайный пакетик.
Хватит уже приносить работу домой, – думает она про себя.
Ну а прямо сейчас? Пока что октябрь.
Всей стране еще предстоит зимовка.
На старом поле битвы осенние туристы лавируют между флагами, обозначающими расположение различных армий.
Они бредут мимо Колодца мертвых. Фотографируют Мемориальный курган. Осматривают единственную оставшуюся хижину из стоявших здесь в день битвы.