Да, есть у Алины надежда, что он удивится, но обрадуется. Что он сам может не знать, как ему это будет приятно. И окажется, что она преодолела болото и мрак своей апатии. Что это был знак: она тонула, чтобы на дне выловить золотое зерно истины. Возможно, так и происходят самые незаметные и самые великие перемены судьбы.
Алина поднялась на третий этаж. Там одна квартира – Никиты. Ключ повернулся мягко, тяжелая дверь сразу открылась: у Никиты нет внутренних запоров.
В холле было темно. Где-то в глубине квартиры горели боковые светильники, которые он оставляет на ночь. Алина прошла до вешалки, зажгла маленькое бра рядом, положила на тумбочку сумку и сняла туфли. В это время открылась дверь ванной, и в ярком свете оттуда на белые плиты коридора ступила босыми ногами обнаженная женщина. Именно такая, какой ни Алина, ни Стелла, не являются. Упругая грудь, тонкая талия, нежные бедра… И лицо в облаке спутанных светлых волос: большие перепуганные глаза, открытые от ужаса полные губы. Страшное в своем соблазне лицо. Они смотрели друг на друга, наверное, пару секунд.
А затем Алина на автомате вдруг схватила телефон и нажала съемку. Фото, видео. Зачем? Ни за чем. У нее был только телефон. Хорошо, что у нее не было пистолета, а то бы нажала на курок.
Так она и вылетела из дома: в одной руке сумка и телефон, в другой – туфли. Как-то оказалась в своей квартире. За окном уже серело утро.
Алина бросилась к ноутбуку, загрузила снимок и отправила рассылкой всем своим контактам электронной почты.
Позвонила Ирке:
– Проснись, посмотри почту. Это любовница моего мужа. Я только что оттуда.
– Сейчас… Аля! Что ты натворила! Ты же послала всем. Я смотрю и в шоке: в списке адресатов он сам, твоя мать, его дочь, все наши… Аля, там директриса! Ты с ума сошла?
Это последнее, что Алина запомнила до глубокого провала, из которого ее вытащил собственный крик.
Сначала ей на лицо и грудь опустилось большое, мокрое и очень холодное полотенце, потом она, отбиваясь и выбираясь из-под него, услышала собственный крик – вой, как будто со стороны:
– Я прошу… Я прошу… Пожалуйста, я умоляю…
– Алина, – добрался наконец до ее слуха громкий голос матери. – Алина, прекрати орать. Если ты сейчас не придешь в себя и не объяснишь нам хоть что-нибудь, – я срочно вызываю перевозку из неотложной психиатрической помощи. Да, Никита, я сделаю это. Мы несколько часов ведем себя так же нелепо, как она.
Алина разлепила опухшие веки, свет скальпелем вонзился в ее воспаленные глаза, резкая боль вернула сознание, а с ним страх.
Рядом с ее кроватью стояли мать и Никита. За ними у стенки – Ира, она смотрит с ужасом, прижав ладонь ко рту.
– Мама, не делай этого, – прохрипела Алина. – Ты же знаешь, мне не нужна такая помощь. Ты лучше других это знаешь.
– А что тебе нужно? Ты без конца кричишь: «Прошу, умоляю». О чем, Алина?
– Не знаю. Наверное, чтобы мне помог папа.
– В чем именно тебе нужна помощь?
– Унять боль. Ты такое не поймешь, мама.
– Тебе явно лучше, раз ты сразу…
– Вера Васильевна, – решительно прервал ее Никита. – Этот допрос и выяснения сейчас неуместны. Пожалуйста, прекратите. Вам с Ирой лучше пойти сейчас на кухню и приготовить Алине чай, что-то из еды. Возможно, она хочет что-то мне сказать.
Когда они остались одни, Никита сел на краешек кровати, осторожно коснулся руки Алины и произнес тихо, медленно, как будто на самом деле говорил с буйным сумасшедшим или с переставшим соображать от потрясения ребенком:
– Я так сказал, чтобы они вышли. Тебе сейчас ничего не нужно мне говорить. Давай я попробую что-то предложить сам. Ты готова послушать? Просто кивни. Хорошо. Я очень виноват перед тобой. И речь не об этой ночи.
Я выбрал тебя в жены сознательно, как разумного, интеллигентного человека. Но мой опыт первого брака был кошмарным: мне пришлось защищать детей от выходок непредсказуемой, алчной матери, которая после развода постоянно возникала с чудовищными претензиями, всякий раз с новым мужем. Ты согласилась подписать мой вариант брачного договора, основанного исключительно на недоверии, и тем сняла главные сомнения: ты вышла за меня не по корысти. И вот теперь послушай меня внимательно. Мы поступим так: я вызову нотариуса, аннулируем этот договор, все мои завещания. Дальше я сделаю, как ты скажешь. Если хочешь, перепишу на тебя квартиру прямо сегодня. Деньги тоже. Дети поймут. Не поймут, их проблемы. Они выросли, пришли к своим возможностям. Ты согласна?
Алина села, посмотрела на измученное и по-прежнему красивое лицо Никиты с горестным недоумением.
Что же с ней на самом деле случилось: она слышит то, чего он еще не сказал. Она именно об этом кричала «прошу-умоляю»: только не говори это.
Мама с Ирой давно вернулись в комнату, Ира поставила на стол поднос с едой. Они обе стоят, открыв от изумления рты. Думают, конечно, о том, какая Алина умная и хитрая, как легко она всего добилась.
Алина постаралась глубоко вдохнуть, чтобы воздух достал до сердца.
– Говори, – сурово сказала она. – Я готова.
– Хорошо. Я пытался с помощью всех этих пунктов, обязательств, сумм и метров не только упорядочить все дела и отношения, но исключить возможность любого проявления наших сильных, необузданных чувств. Наших с тобой. Я ничего не хотел знать о твоем протесте и ярости, о которых догадывался. Ты никогда не должна была узнать о моей единственной и окончательной страсти, которой у меня просто не могло быть. Но это случилось. У меня сейчас рвется сердце от сострадания к тебе, но я не хочу ничего и никого, кроме одной женщины. Ты увидела ее этой ночью. К счастью для нас обоих, потому что ложь все равно убила бы нас.
Силы вернулись к Алине. Она встала, вышла в ванную, вернулась уже умытой и одетой. Ей удалось легко, не повышая голоса, не говоря лишних слов, выгнать их всех – Никиту, маму, Иру.
Ему лишь сказала на прощание: «Не вздумай ничего менять в бумагах, я не подпишу. Дам только согласие на развод».
Прошла неделя, Аля узнавала это по календарю.
На работу не вышла: какой смысл, директриса наверняка ее уволила после той рассылки. Она отвечала на звонки, иначе они все явятся взламывать дверь, чтобы обнаружить ее хладный труп. Что-то ела, как-то спала, о чем-то думала.
Когда ее гордая, высокомерная мама расплакалась в трубку, умоляя разрешить приехать, Алина согласилась.
Открыла дверь, мама с трудом сдержала крик ужаса.
Это была тень Алины, впервые за всю ее жизнь мама увидела торчащие ключицы, выпирающие скулы, тонкие беззащитные руки и ноги. И спокойный, уверенный, даже не взрослый, а окончательно созревший взгляд.
– Не пугайся, мама. Я просто решила сесть на диету. Заодно. Перед тем как искать другую работу. А еда у меня есть, я по интернету заказываю. Сегодня специально для тебя торт «Трюфель» заказала.
Они сели пить чай. Вера Васильевна хвалила торт. Она все говорила и говорила о прогнозе на лето, судорожно думая, как задать дочери вопрос: «Насколько все плохо?»
Алина по своей новой привычке все сказала сама, не дожидаясь вопросов:
– Мама, во-первых, забудь о том, что я будто бы тогда хотела себя убить. Я просто хотела, чтобы меня жалел папа. Мне это всегда было важно. А сейчас… Да, у меня была апатия, ничего не хотелось. Так вот: она прошла. И мне понадобилась моя жизнь, потому что в ней есть одна надежда. Одна, совсем маленькая, наверное, нереальная надежда. Но она моя. Поэтому я не одна. Мы с ней вдвоем.
Много открытий сделали о себе участники этой драмы.
Вера Васильевна никогда не думала, что сможет так жалеть, так уважать, так не узнавать и бояться родную дочь, о которой ничего не знала. Не думала, что вдруг пропадут ее собственные уверенность, оценки, диагнозы и приговоры. И слов не найдется. Слов такой любви и поддержки, чтобы Алина в них поверила.
Только покойный муж знал бы, что сказать дочери. Только Никита мог бы найти такие слова, но он говорит их другой женщине.
Тренинг с приключениемАнна Велес
– Ну признайся, зачем мы идем на этот тренинг? – просила Алька свою подругу Нинку, стоя с ней в очереди к столику администратора.
– А что такого? – возмутилась девушка. – Сейчас что? Весна! Надо… жить! Влюбляться! Действовать!
– Так ты на тренинг идешь, чтобы тебя научили влюбляться? – язвительно уточнила Алька.
Она старалась говорить тихо и не привлекать внимания. Все-таки кругом народу полно.
– Я хочу стать такой, чтобы все влюблялись в меня, – гордо заявила Нинка.
– Отлично! – ворчала Алька. – А зачем ты меня-то тащишь?
– За компанию, – пожала подруга плечами, всем своим видом давая понять, что ответ очевиден.
– Чтобы в меня за компанию влюблялись? – продолжала саркастично спрашивать Алька.
– Нет. – Нинка была непробиваема. – Кто-то в тебя, кто-то в меня. Но мы обе будем этого достойны после тренинга.
– Знаешь, подруга, – задумчиво известила ее Алька. – У тебя просто весеннее обострение. И…
Она увидела, что стоящий за ними в очереди молодой человек предпринимает просто колоссальные усилия, чтобы не рассмеяться, аж побагровел весь. Но тут он заметил ее взгляд и смутился. Парень ничего плохого не сделал, потому Алька решила поддержать его и хитро подмигнула. Он благодарно кивнул и откашлялся в кулак.
– В общем, так, – между тем решительно продолжала Нинка. – Весна на улице. Время приключений. Надо больше общаться, узнавать что-то новое. Вообще, заниматься собой. Потому мы здесь. И даже не мечтай сбежать!
– Не сбегу я, – успокоила ее Алька. – Да и поздно бежать. Наша очередь.
– Ты можешь, – капризно возразила Нинка, доставая из кошелька банковскую карту, чтобы внести предоплату за курс.
– Да ладно тебе! – Алька тоже раскрыла портмоне. – Вот, смотри! Я оплачу весь тренинг сразу, все пять встреч.
И девушка достала наличные. Вообще она, как и подруга, предпочитала расплачиваться безналом. Но именно сегодня им выдали премию, честно скажем, «серый» доход. Положить деньги на карту Алька не успела, потому и решила отдать их в оплату тренинга. Ходить с приличными суммами в кошельке она обычно опасалась. Слишком легкая добыча.