Разбудил ее Артур, тронув за плечо. Эля открыла глаза и бессмысленно уставилась на незнакомую обстановку. Люстра горела вполнакала, людей оставалось совсем мало.
– Устали? – спросил Артур. – Не хотел вас будить. Леша отвезет вас домой. А хотите, оставайтесь, тут несколько спален.
Эля вскочила, готовая сгореть от стыда…
…Она переступила порог своего дома, едва не застонав от облегчения.
Сбросила туфли, босиком прошла в кухню, жадно напилась из-под крана. Стащила платье, расстегнула колье; добралась до кровати, нырнула под одеяло и мгновенно уснула…
Художник Дима Щука сидел на веранде собственного дома и работал над старинной лампой, найденной в сарае Елены Станиславовны. Он разобрал ее на отдельные детали и теперь чистил каждую из их. Он заметил Элю, когда она остановилась у крыльца и уставилась на него. Дима так удивился, что даже привстал с ящика, на котором сидел. Взгляд гостьи не предвещал ничего хорошего.
– Добился своего? – резко выпалила она. – Доволен? Ворюга! Бандит!
Дима при всей врожденной разговорчивости так удивился, что впал в ступор. Стоял как дурак с тряпкой в руке и молчал.
– Где она? – Эля вбежала на веранду. – Отдашь сам или звать полицию?
– Ты о чем? – опомнился он наконец. – Как ты вообще сюда попала?
– Думал, не найду? Да тебя тут всякая собака знает! Только спроси! Ты… скотина, клялся, что дружил с Лёлей! И посмел протянуть свои грязные лапы! Ты… ты… скотина!
Дима невольно посмотрел на свои руки – Эля права, грязные. Она между тем дернула за ручку двери и ворвалась в дом. Промчалась через прихожую, вбежала в комнату, где царил страшный беспорядок. Ящики всякого барахла, разобранная постель на разваленном диване, выцветшие занавески на окнах, стол, заставленный немытыми тарелками…
Растеряно оглядываясь, она стала посреди комнаты. Дима вошел следом и спросил:
– Ну и?… Чего орать-то? Скажи толком.
– Ты спер «Природу»! – закричала Эля и зарыдала.
– Какую… – начал было Дима, но осекся. – «Природу» сперли? Как это? Кто?
– Никто про нее не знал! Один ты! Ты хотел купить… Лёля ее очень любила!
– Артур! Ну, гад!
– При чем здесь Артур? – вспыхнула Эля. – Он даже не посмотрел на нее!
– При том! – заорал Дима. – Я был вчера у него в «Лампе», и он рассматривал сайт аукциона Артнет! Одна из «Природ» ушла за шестнадцать тысяч зеленых! «Причем здесь Артур, даже не посмотрел»… – передразнил он. – При том! Тот еще крендель твой Артур! Нигде своего не упустит.
– Он не мой! – в свою очередь закричала Эля. – Я тебе не верю! Ты хотел выдурить ее у Лёли, ты… ты… Сам крендель!
– Грабанули днем? Что еще взяли?
– Ничего, только «Природу». Вечером.
– А ты где была?
– На юбилее у Артура. – Эля сбавила тон, почему-то чувствуя себя виноватой. – А где, интересно, находился ты? У Артура тебя не было!
– На юбилее? У Артура? – Дима закатил глаза. – Уже снюхались? Ну, Арик, ну штукарь! Лично я не хожу на его тусовки – рылом не вышел. Вести себя не умею, пью как лошадь, нету фрака до самой… – Он запнулся. – Не воспринимаю ихние морды и выпендреж. Богема, блин! Какой еще юбилей?
– Пятнадцать лет магазину.
– Уже пятнадцать? – удивился Дима. – Не заметил. А с какой это радости ты поперлась к Артуру?
– Меня пригласили! «Поперлась»… Жлоб!
– Артур аферист, перепродает мои картины! Мы даже как-то подрались, а он говорит: чего ты хочешь, свободный рынок. Дурит, что берет только комиссию, но «продавай сам, если такой умный». Я ему дом оформлял, классно, правда?
– И ты с ним после этого дружишь? – не поверила Эля.
– А чего? Мы с ним с детства дружим. Он неплохой, только жулик и скотина. Дикий капиталист, но интересный чел, историю классно знает. А с «Природой» промахнулся! – Дима заржал.
– Что значит промахнулся?
– Не стоит она шестнадцать штук, не туда он посмотрел. Та, что в аукционе, прилично тянет, а твоя – фиг. Торгаш, он и есть торгаш, не врубился. Они разные, их несколько моделей. Даже по величине отличаются, и нет ни бирюзы, ни малахита. Твоя из лавки старьевщика, Елена Станиславовна говорила, куплена за гроши. Оно и видно. Хочешь, покажу сайт?
– Не хочу! Артур не мог, он все время был на виду!
– Ха! «Артур не мог!» – передразнил Дима. – Еще как мог! Он же тот еще жучила! Вытащил тебя из дома и спер. Все упились, и никто даже не заметил, что он смылся. Спорим? А хочешь, вставим ему фитиля!
Дима был счастлив; он раскраснелся, размахивал руками и трубил своим на редкость неприятным голосом.
– В каком смысле?
– В прямом. На что спорим, это он?
– А как мы узнаем? – Эля заколебалась, не зная уже, кому и чему верить.
– Элементарно. Спорим?
– Только имей в виду, спать с тобой я не буду, – отчеканила она.
– Ой, напугала! Это я с тобой спать не буду! – заржал Дима. – Ты не в моем вкусе. Спорнем на «Природу»! Если Арик спер, то «Природа» моя. На хрен она тебе? Ты ж переводчица, ни уха ни рыла в апельсинах.
– Хам! – закричала Эля. – Сам ты свинья!
Она резко развернулась и помчалась к выходу, перепрыгивая через всякую рухлядь.
– Да ладно, извини, чего ты в самом деле, я ж не хотел, – бубнил, пробираясь за ней следом, Дима. – Черт! – Он запрыгал на одной ноге, схватившись обеими руками за другую. – Ящик! Зараза!
– Живешь, как бомж! – Эля остановилась.
– Не успел, недавно переехал. Оставил Людке квартиру в центре, а она мне бабкину хату. Сарай, зато лес и свежий воздух. А в саду ручей и дикие цветы. Я студию пристроил, сам! – В его голосе прозвучали хвастливые нотки.
– Какой Людке?
– Бывшей жене. Так что, согласна?
– То есть ты хочешь прийти к Артуру и запросто обвинить его в краже?
– Что я, дурак? – Дима даже обиделся. – У него через неделю день рождения…
– И что? – с недоумением спросила Эля.
– Напросишься! – приказал Дима. – Позвонишь, расскажешь, какой у него охренительный дом, гости, он сам… весь из себя! Распустишь розовые сопли, он это любит.
– И что дальше?
– Откроешь окно в кабинете. «Природа» или там или в спальне. Я знаю, где искать.
– А если застукают?
– Значит, сделаешь так, чтобы не застукали. Откроешь и наберешь меня. Дальше я сам. Да ты не бойся, там все будут упитые в хлам, танцы-шманцы и треп до утра.
– А ты не можешь просто прийти на день рождения к другу? Как нормальные люди, через… дверь? – В последнее слово она вложила изрядную порцию яда.
– Ты чего? Я ж под прикрытием, меня там и близко не будет!
– Он подумает, что это я!
Эля чувствовала краем сознания, что разговор принимает какой-то сюрреалистичный характер. У нее даже скулы загорелись от волнения.
– Ну ты даешь! Это же твоя «Природа»! Имеешь право. И потом, ты что, туда с мешком потащишься? У тебя сумочка и платье без карманов, куда ты ее засунешь? Он на тебя не подумает. Арик же всех за дураков держит. Там полно всяких рыл будет, он забодается пальцы загибать, кто спер! Он уже знает, что тебя грабанули?
– Нет еще.
– Вот увидишь, будет на меня волну гнать! – ухмыльнулся Дима. – Кидать намеки, сочувствовать, держать за ручку… Тот еще бабник. Ну ничего, мы ему вставим! – Он снова радостно захохотал и потер руки. – Между прочим, красивая прическа!
– Спасибо… – пробормотала Эля.
Она смотрела на Диму испытующе и не знала, верить ли ему. Способный на все крикливый грубиян без тормозов в несвежей майке против лощеного и воспитанного Артура! Черт их обоих знает… Еще влетишь в историю… с этим. Откуда ей знать, что он еще прихватит из кабинета? Деньги, антиквариат, коллекцию монет… а что? Вполне может. Она поежилась.
– Ну? – прервал молчание Дима.
Эля молчала.
– А твоя прабабка запросто бы! – фыркнул он. – Личность была, царствие ей небесное. Она бы с него не слезла и глаза выцарапала! Любила «Природу», рассказывала, как купила, молодая еще была, а супруг против… Эх! – Дима махнул рукой.
– Покажи картины, – вдруг сказала Эля. – Ты же художник или как?
Дима не удивился:
– Пошли!
Дверь вела не в другую комнату или в кладовку, как подумала Эля, а в упомянутую студию. К ее удивлению, это было большое помещение, полное яркого солнечного света, лившегося через стеклянный потолок; десятки холстов на подрамниках были прислонены к стенам; на консолях стояли гипсовые головы, руки и ноги, вазы, горшки, шкатулки, коряги и даже пни. Эля как зачарованная стала на пороге, осматриваясь – она не ожидала ничего подобного… Получается, не врет, и правда художник!
– Это последнее, – Дима сорвал тряпку с картины. – «Испанец».
Эля замерла, удивленная: красавец в черном с кружевным воротником… Автопортрет?
– Это… ты?
Художник самодовольно ухмыльнулся:
– Я твоей Елене Станиславовне подарил «Карнавал в Венеции», она очень хвалила.
– С Арлекином? Она у меня. Это тоже ты?
– Ну! Кстати, как выйдешь из гостиной, вторая дверь направо, поняла?
– Не буду звонить, – сказала себе Эля, у которой голова шла кругом. – Если сам позвонит и пригласит, тогда пойду… может быть. Не верю! Артур… и этот! Даже не смешно. А вообще, если украл он, то должен сам позвонить, чтобы разведать, почему я не звоню и не жалуюсь на грабеж. Точно! А сама не буду.
Больше всего ей хотелось забыть про Артура, Диму и даже про бронзовую «Природу». Она оказалась втянута в какие-то странные, ненужные ей разборки… и что теперь прикажете делать? Наплевать? Или ввязаться? А что сделала бы Лёля? Та бросилась бы в драку! Но она Эля, а не Лёля!
Артур позвонил через два дня…
…Артур встретил ее, как и в прошлый раз, очень сердечно, поцеловал руку. Эля почувствовала себя предательницей, ей было стыдно, она не могла заставить себя взглянуть ему в глаза. У нее мелькнула мысль, что она в сговоре с неадекватным художником, которого едва знает, собирается ограбить этого… уважаемого человека. Кажется, за коллективное преступление дают больший срок. Во рту у нее от волнения пересохло, в голове тонко, по-комариному звенело, коленки подгибались, и только усилием воли она заставляла себя улыбаться, подозревая, что улыбка ее больше похожа на гримасу. При этом она кожей чувствовала, что лавина, которую она стронула своим неосторожным согласием участвовать в сомнительном предприятии, набирает скорость и готова накрыть ее с головой.