Когда накал уже стал иссякать и мероприятие неизбежно катилось к концу, произошло то, что для телевизионщиков является лучшим подарком. Скандал! В зал ввалился еле державшийся на ногах Макаров. Он прислонился к стенке и громко икнул. Камера моментально нацелилась на него. Любопытно, почему он не на концерте? Отыграл уже? И даже отметил?
Далее все развивалось как в замедленной съемке. Макаров, пошатываясь, направился в сторону президиума, и никто, само собой, не осмелился преградить дорогу заслуженному бойцу с российским тоталитаризмом. А он вдруг ускорился и кинулся к Хороводскому с криками: «Отстань от нее, выхухоль очкастый!» Если бы не охранники Юлиана Борисовича, Макаров мог нанести тому кое-какой ущерб. Хороводский моргал газами под тонкими пижонским очками, Нина хмурилась, фотокамеры щелкали, Макарова волокли к выходу из зала. Ведущий тут же объявил, что пресс-конференция заканчивается. Хороводский встал, легко поклонился всем и спешно ретировался к ближней к нему двери. Я, маневрируя между взволнованной, нервно переговаривающейся публикой, двигался к своей любимой девушке. Она заметила меня, сошла со сцены, подошла ко мне, и мы, выбравшись из людского скопления и успев к гардеробу, пока около него еще не выстроилась очередь, вышли из отеля.
Нина тут же вцепилась мне в руку, головой и глазами настойчиво показывая куда-то в сторону. В нескольких метрах от нас стоял Макаров и пьяно пускал вверх густой сигаретный дым.
– Боже! Избавь меня, пожалуйста, от него. Он невменяем.
Макаров пока еще нас не заметил. Медлить нельзя было ни секунды…
Я увидел, что к тротуару неподалеку от отеля прижалось несколько такси. Осталось только взять Нину за руку, подвести к автомобилю и увезти куда-нибудь, где нам никто не помешает.
– Скорее! – Я потянул ее так сильно, что она удержалась на ногах каким-то чудом и, наверняка упала, если бы я не подхватил ее. Мы забрались на заднее сиденье одной из желтых машин так поспешно, что шофер переполошился. Я сразу же успокоил его, пообещав приличное вознаграждение, если он как можно скорее тронется. Мы рванули с места и понеслись мимо Соборной площади, дальше, вглубь города.
Нина изумленно посетовала:
– Как ты буквально меня понял? Думаешь, Виктор преследовал бы нас?
– Судя по его выходке на пресс-конференции, от него всего можно ожидать… – Меня распирало от гордости, что я все так оперативно решил.
– Как знать! Он сейчас, наверное, бог знает что нафантазирует про нас. Полагаю, он прекрасно разглядел наш побег. Представь, что у него в голове. Вчера – ты танцуешь со мной, сегодня – увозишь… Господин вероломный похититель! Что собираетесь делать со своей добычей? – Она легонько толкнула меня плечиком.
– Что-нибудь придумаем. – Я придвинулся к ней чуть ближе.
– Придумывай быстрее. Время позднее уже…
– Ты, помнится, обещала экскурсию?
– Ты опасный человек.
– Чем же?
– Хорошей памятью.
Таксисту, видно, надоело пребывать в неведении по поводу маршрута нашей поездки, и он встрял в разговор:
– Уважаемый, я, конечно, очень извиняюсь, но куда мы едем?
Я замялся, поскольку не имел ни малейшего представления о конечной цели маршрута, но Нина пришла мне на помощь:
– Высадите нас около Парка Шевченко.
– Будет исполнено, – бодро согласился водитель.
Мы проехали еще минут пять и остановились.
Я щедро вознаградил таксиста, и он, пересчитывая купюры, разразился длинными пожеланиями здоровья мне и всей моей семье.
Молодая ночь дразнила нас бодрящим ветерком. Мимо проезжали машины, их шуршащий шум то нарастал, то ослабевал. В почти всегда серьезных чертах Нины сейчас вдруг проступила девочка, наивная, задорная и мечтательная, та, какой она, вероятно, была в те годы, когда росла здесь, и теперь эта девочка требовала от всего окружающего мира, чтоб ее полюбили.
– Пойдем в парк. Там так хорошо. Тихо. Я, когда была студенткой, часто бродила тут по вечерам. Одна. С некоторыми деревьями дружила как с людьми. Теперь, наверное, и не найду их. Без нас все меняется быстро. Это, кстати, самый маленький парк Киева…
Не дожидаясь моей реакции, она устремилась к загадочно темнеющему памятнику Тарасу, окруженному прихотливыми силуэтами посаженных достаточно далеко друг от друга деревьев. Я – за ней.
В ноздри стал проникать аромат оживших деревьев и дышащей земли.
– Можешь считать, что экскурсия началась. – Она остановилась и повернулась ко мне лицом. Я шагнул к ней и прижал к себе. Он обмякла и тоже крепко обняла меня. Потом я нашел ее губы. И она, к моему восторгу, не уклонилась, не оттолкнула меня, а ответила мягким поцелуем, от которого все мое тело в одну секунду накалилось от желания соединиться с ней.
Когда мы оторвались друг от друга, Нина нервно заморгала, а голос ее чуть дрогнул:
– Что это было?
– Просто я люблю тебя.
На ее лице появилось выражение величайшего удивления:
– Что? Повтори, пожалуйста…
– Просто я тебя люблю.
– Ты сумасшедший?
– Наверное, да…
– Кажется, нам надо остановиться. Ты…
Я не дал ей закончить. Дальше мы утонули в поцелуях, ненасытно торопливых и бесконечно нежных. Она дышала все чаще. Ее ничто уже не сдерживало. Мы, как в бреду, дошли до ближайшей скамейки и, совершенно не заботясь о том, что кто-то нас увидит, занялись любовью…
Я не отнимал своих губ от нее, когда мы возвращались на такси в «Хайятт». От каждого прикосновения мы распалялись все больше. В лифте я вдавил ее в стенку кабины с такой силой, что вся новомодная конструкция едва не вышла из строя.
Она жила в огромном номере с гигантским, во всю стену, окном, в котором отражались городские неоновые цвета.
Мы нащупали путь к возвращению в обычную жизнь только тогда, когда ласки совсем обессилили нас. Нина лежала на спине, прикрыв глаза, а я любовался чертами ее лица. Судя по ровному и безмятежно тихому дыханию, она задремала.
Я тихонечко пробрался в ванну, постоял под душем, вымыл волосы, вытерся одним из множества полотенец и так же неслышно возвратился.
– Теперь тебе лучше уйти. – Она лежала в той же позе, в которой я ее оставил, и смотрела на меня затравленно.
– Что-то не так? Тебе не понравилось? – Такой поворот ошарашил меня.
– Не в этом дело.
– А в чем?
– Не разочаровывай меня. Не заставляй считать тебя идиотом!
– В смысле?
– В смысле, что я замужем и тебе нежелательно оставаться здесь до утра. У меня семья, дети. Ты не знал?
– А… понятно. – Я опешил и не нашел других слов.
– Одевайся!
– Когда мы увидимся?
– Никогда.
– Можно записать твой телефон?
– Нет.
– Что за черт?! – Мне надо было хоть как-то разорвать неумолимо сжимающий круг обиды. – Можешь объяснишь, чем я так провинился?
– Уходи. – Она отвернулась к стене, показывая тем самым, что не собирается больше ничего со мной обсуждать. Я не заставил себя ждать. Мои чувства были столь оголены, что переход от экстаза к катастрофе произошел за считаные секунды. Похоже, мне действительно нечего было больше делать в ее номере!
Первые минуты без нее я с трудом соображал, испытывая лишь одно желание: забиться в какую-нибудь щель и там все это пережить.
Однако пока я как в тумане брел до «Украины», едкая и какая-то выморочная досада постепенно притуплялась. Ну и бог с ней, раз она такая… Не оценила меня!.. Но она и не обещала мне себя навсегда. Жалко, конечно. Но уж точно не повод убиваться! В конце концов, я получил то, чего желал. Любовь? А если я принял за нее острое влечение? Ведь я ни с кем не спал в последнее время, кроме Ларисы… Пожалуй, мне не на что обижаться. Нина замужем. И это не было для меня тайной. Не бросит же она мужа ради меня! Да еще такого знаменитого. Черт! Черт!
Принять с рассудительным скептицизмом то, что жестоко обманулся, что едва вспыхнувшая большая любовь вмиг обернулась мелодраматическим фарсом, не так-то просто. Да и едва ли необходимо. Лучше убедить себя в чем-нибудь другом. Или отвлечься как можно скорее. Все равно горечи наглотаешься ровно столько, сколько положено.
Завтра домой! Ох… Я совсем забыл про флэшку. Все ли с ней в порядке?
Она лежала там же, где и раньше. И хорошо. Теперь я могу целиком сосредоточиться на том, что мне поручил Кабанов.
Снова вспомнилось, как Дмитрий просил меня никому не показывать материал до эфира. С чем все же связана такая просьба? Он никому не доверяет? Но какие у него основания полагаться на меня, человека, которого он видел всего несколько часов? Почему он уверен, что я выполню его просьбу? То, что я сын Василия Громова, для него гарантия моей надежности? Но он сам же убеждал меня, что это случайное совпадение. Темная все-таки какая-то история. Но теперь уже ничего не поделаешь…
«Украина» черной громадой возвышалась над Майданом и выглядела не слишком гостеприимно. Окна излучали какой-то мертвенно-бледный свет. Около входа расхаживал, покуривая, плечистый охранник.
Стриптиз-бар, куда можно было попасть из холла, сверкал синими гирляндами на дверях. Приобщиться к ночной жизни посетителей завлекала высокая девица, одетая весьма вызывающе. Совсем недавно здесь перевязывали раненых протестующих и полы были скользкими от крови. А теперь – запретные удовольствия. Хотя что в этом странного? Жизнь продолжается без всяких скидок на то, как ее оценивают люди. По своим законам.
Нина меня отвергла.
Не раскисать, не раскисать, не раскисать!
Собираясь несколько часов назад на ужин с ней, я так торопился, что оставил окно открытым, и теперь мой номер изрядно выстудился. Я закрыл створку, разделся, закутался в одеяло. Сразу заснуть не удалось. Что-то необъяснимо неприятное поселилось во мне и тревожило. Еще и Лариса прислала нежную эсэмэску со словами о любви… Час ночи! Поздновато. Почему она бодрствует в такое время? Не стану отвечать. Потом объясню, что спал. Чем объяснить, что мне ни разу никто не звонил с канала? Ни вчера, ни сегодня. Или Славик уже доложил всем, кому надо? Или Геннадий?