Лейнтал Эй, несмотря на все усилия, так и не смог постичь их язык до такой степени, чтобы понять суть их бесед об Окончательном Совершенстве. Но все же главную мысль он ухватил: многие поколения спорили о том, должен ли каждый растворить свое существо внутри великого бога темноты Витрама, или же нужно перейти в какое-либо другое состояние.
Диспуты о том, каким должно быть другое состояние, были бесконечными, они не прекращались даже за едой. О том, что они съели Золото, Лейнтал Эй так и не узнал. У него аппетита не было. Рассуждения о другом состоянии протекали сквозь него как вода.
Это другое состояние приравнивалось ко многим, часто неприятным, понятиям, например, свет, битва и тому подобное. Это было проявлением индивидуальности. Индивидуальность противостояла воле Витрама. Но каким-то образом в результате этих споров, переплетающихся между собою, как переплетаются корни раджабаралов в земле, оказывалось, что даже противостояние воле Витрама означает покорность его воле.
Все это было для Лейнтала Эй смутным и непонятным, особенно когда в его объятиях лежала маленькая волосатая сноктруикс.
Она умерла не первой. Нондаги умирали спокойно, без жалоб уходя в вечную тьму, растворяясь в ней. Лейнтал Эй даже не сразу заметил их уход. Он только обратил внимание, что все меньше голосов участвовали в спорах. А затем и сноктруикс застыла в неподвижности. Лейнтал Эй стиснул ее в объятиях, сам удивляясь тому, что способен испытывать к ней такую привязанность. Нахкри-нондаги по обычаю не сопротивлялись болезни, которую Лейнтал Эй принес с собой под землю. Болезни и выздоровления не были в обычаях у них.
Сноктруикс умерла. Лейнтал Эй долго сидел и плакал. Он так ни разу и не увидел ее лица. Лишь руки его знали ее тело, подарившее ему свою жизнь.
Споры об Окончательном Совершенстве подошли к своему завершению. Последние фырканья, прищелкивания, свист затихли в темноте Восьмидесяти Мраков. Ничто так и не было решено. Даже смерть показала свою нерешительность. Обращаясь к каждому индивидуально, она тем не менее поразила всех. Только Витрам мог Сказать, доволен он, или нет. Но Витрам, как присуще всем богам, хранил молчание.
Пораженный ужасом, Лейнтал Эй собрал все силы, чтобы прийти в себя. На четвереньках он пополз через трупы своих спасителей, чтобы найти путь наружу. Жуткая величественная тьма Восьмидесяти Мраков давила на него.
Он говорил себе, как бы стараясь поддержать угаснувшие споры: «У меня есть своя индивидуальность, что бы там ни говорили мои друзья нондаги. Я знаю, что я — это я, и я не смогу выбраться отсюда, если не буду самим собой. Значит, мне нужно быть в мире с самим собой. Я не собираюсь вмешиваться в их бесплодный спор, но по крайней мере узнаю, что произойдет со мной. Я принадлежу только себе, и останусь ли я жив или умру, я буду вести себя в соответствии со своими принципами и желаниями. Мне не стоит искать Аоза Руна. Он мне не хозяин. Я сам себе господин. И вовсе не из-за Ойры я ушел из города, стал изгнанником. Такие решения не могут принимать рабские натуры…»
Так он говорил себе, убеждая себя, пока эти слова не потеряли для него всяческий смысл. Путаясь в лабиринте корней, он не находил выхода. Много раз он бросался вперед в надежде увидеть свет, но каждый раз натыкался на новое, еще более плотное сплетение корней, на все новые и новые трупы нондагов, возле которых уже копошились роденты, пожирая их внутренности.
Пробираясь через одну из широких пещер, Лейнтал Эй наткнулся на короля. В темноте различие их размеров не играло никакой роли. Король бросился на Лейнтала Эй, растопырив когти и рыча. Юноша покатился по земле, отбрыкиваясь ногами. Он пытался достать свой кинжал, но это существо рвалось вперед, стараясь добраться до горла. Лейнтал Эй навалился на него всей тяжестью, но безрезультатно. Удар локтем прямо в лицо слегка умерил ярость короля, но через мгновение тот снова бросился на Лейнтала Эй. Две фигуры, сплетясь в одну, катались по земле в кромешной тьме в смертельной схватке.
Только что оправившийся после смертельной болезни, Лейнтал Эй понемногу стал слабеть. Когти царапали его, конец приближался. И вдруг что-то вторглось в это сражение. Дикий крик и щелканье заполнили пещеру. Сознание Лейнтала Эй уже мутилось, и он не сразу понял, что в битву вмешался третий. Один из воинов нондагов. Он вдруг решил выместить свою злобу на короле. Человек получил неожиданную передышку.
Лейнтал Эй, отчаянно брыкаясь, откатился в сторону и, выхватив кинжал, прижался к стене в темном углу. Выставив вперед ноги, чтобы защититься от фронтальной атаки, он стал ощупывать землю вокруг себя — и к счастью обнаружил узкую дыру. Лейнтал Эй буквально ввинтил свое тело в щель. До болезни он ни за что не смог бы пролезть туда. Через некоторое время он очутился в небольшой впадине. Разгребя руками сухие листья, он растянулся на земле, тяжело дыша. Со страхом он прислушивался к звукам битвы, продолжающейся позади.
— Свет, ради Вутры! — выдохнул он. Впереди что-то смутно серело. Кажется, он был на самой окраине царства тьмы.
Страх погнал его вперед, к свету. Извиваясь, как червяк, он выбрался из ямы на воздух и, дрожа всем телом, встал возле толстого ствола раджабарала. Свет струями обливал его, низвергаясь из неба-озера.
Еще долго он стоял, стирая кровь и грязь со своего тела. Взглянув на землю, он увидел свирепое мохнатое лицо, выглянувшее из коры и мгновенно скрывшееся из вида: Да, он только что выбрался из государства нондагов, и его визит не принес им счастья.
Он вспомнил о сноктруикс. И ощутил жалость и бесконечную благодарность.
По небу плыло одно из светил. Беталикс висел над самым горизонтом. Его лучи были направлены почти параллельно земле. Они пронизывали молчаливый лес, создавая зловеще красивую картину из океана листьев.
Кожа Лейнтала Эй висела складками. Из многочисленных царапин и ссадин сочилась кровь. Кошмарная схватка в темноте не прошла для него даром. Он осмотрелся, позвал Золото, но без особой надежды. Он не ждал, что снова увидит своего хоксни.
Охотничий инстинкт подсказал ему, что не следует оставаться здесь. Он может оказаться жертвой нападения, и сейчас слишком слаб, чтобы выдержать новую схватку.
Он прислушался к раджабаралу. Внутри что-то копошилось и шелестело. Витрам приказал своим подданным жить внутри дерева и изредка выплескивать свою ярость на внешний мир, столь несправедливый к протогностикам. Что же будет делать Витрам, подумал Лейнтал Эй, когда умрут все нондаги? Ведь ему придется тогда поменять свою индивидуальность.
— Приди в себя! — приказал он себе, чувствуя, что его мысли разбегаются в стороны. Сейчас он не видел той старой разрушенной башни, с помощью которой смог бы ориентироваться. Поэтому, повернувшись спиной к Беталиксу, он побрел по лесу, совершенно не чувствуя ног.
Шли дни. Он прятался от отрядов фагоров и других врагов. Голода он не ощущал. Болезнь лишила его аппетита, и сознание его не было затуманено ничем. Он размышлял о том, что говорили ему Ври, Шей Тал, его мать и бабка. Скольким же он обязан женщинам? А сноктруикс? Он чувствовал, что мир, в котором он живет, добр к нему, что ему все время будет везти, и воздух благословенным потоком наполнял его легкие.
И так, в легком полусне, он шел вперед, туда, где было расположено селение сиборнельцев, известное под названием Новый Аскитош.
Для Нового Аскитоша было характерно постоянное состояние возбуждения. Колонисты любили его за это.
Селение занимало большую площадь. Вдоль периметра были выстроены хижины и забор с редкими сторожевыми башнями. Фермы и поля располагались внутри огороженного пространства, а в центре находилось скопление домов, магазинов, складов, помещений, где содержались пленные. А венцом всего являлась круглая башня — храм Церкви Всеобщего Мира.
Везде деловито сновали мужчины и женщины. Бездельничать не приходилось никому. Везде могли быть враги — Сиборнел всегда имел врагов, — и снаружи, и внутри.
Внешними врагами были все не-сиборнельцы. И это не потому, что сиборнельцы были враждебны всем, просто их религия учила их быть осторожными. В частности, по отношению к людям из Панновала и к фагорам.
Вокруг селения постоянно патрулировали разведчики верхом на йелках. Они приносили в селение вести об отрядах фагоров, спускающихся с гор.
Это были тревожные вести. Все были настороже. Но паники не было. Хотя сиборнельские колонисты враждебно относились к фагорам, как и фагоры к ним, между ними возник некоторого рода альянс, чтобы свести конфликт к минимуму. В отличие от жителей Эмбруддока, сиборнельцы неохотно воевали с фагорами.
Вместо этого они торговали. Колонисты понимали шаткость своего положения: их возвращение в Сиборнел было невозможно — ведь все они повстанцы, еретики. А предметом их торговли были жизни людей и полулюдей.
Колонисты существовали на грани голода даже в лучшие годы. Они были вегетарианцами и прекрасными фермерами. Однако большую часть урожая им приходилось скармливать тем животным, которые помогали им обрабатывать землю и существовать. У них были большие стада йелков, хоксни, лошадей, кайдавов.
Разведчики объезжали все окрестности, чтобы знать обо всем, и захватывали все, что попадало им под руку. Тюрьмы были полны пленников.
Их отдавали фагорам как выкуп. Взамен фагоры не трогали селение. А почему нет? — Хитрый воин-жрец Фестибариатид основал селение на фальшивой октаве, и у фагоров не было мотива для нападения на Аскитош.
Но оставались враги внутри изгороди. Внутренние враги. Двое пленных протогностиков, которых звали Каткаарнит-он и Каткаарнит-она, заболели и умерли в тюрьме. Надсмотрщик вызвал врача, который идентифицировал костную лихорадку. Болезнь быстро распространялась. Этим утром уже нашли несколько человек, которые неестественно выгнулись, закатив глаза и истекая потом.
К несчастью, это случилось в то время, когда колонистам было нужно собрать много пленников, чтобы откупиться от приближающейся армии фагоров. Они уже знали имя вождя. Это был не кто иной, как сам кзаххн Хрр-Брахл Йпрт. Выкуп должен быть грандиозным. Иначе всех ждала жуткая судьба. Жрец Фестибариатид объявил дополнительные службы для моления.