Бенеш оценил великодушие Сталина: «Согласен с Вами, чтобы этот вопрос был решен только соглашением между Чехословакией и Советским Союзом и тогда, когда это признают целесообразным оба правительства…»[328] Сам Бенеш считал, что это надо сделать после войны, когда официально будут признаны домюнхенские границы Чехословакии. Он обещал, что Закарпатская Украина не станет камнем преткновения в советско-чехословацких отношениях.
Пока чехословацкий корпус в СССР вел тяжелые бои на Дукле и помогал словацким повстанцам, Чехословацкая самостоятельная бронетанковая бригада в Англии (4529 человек) по-прежнему томилась от вынужденного безделья. Содаты и офицеры бригады в массе своей рвались в бой, однако Ингр и Бенеш стремились сохранить эту часть как основу будущей чехословацкой армии. Положение не изменилось и после высадки союзников в Северной Франции 6 июня 1944 года. Лишь после прорыва американских танков у Фалеза, когда немцы стали без боя отступать к границам рейха, 30 августа 1944-го бригаду погрузили на корабли и доставили в Нормандию.
Но на фронт бригаду не направляли, и многие солдаты и офицеры писали возмущенные письма Бенешу. В одном из таких писем говорилось: «Господин президент!.. В последние дни мы следим с напряжением за борьбой наших в Словакии и за тем, как наши братья на стороне Красной армии готовятся отомстить за зверства (нацистов). Мы не хотим бездеятельно наблюдать, а желаем всеми нашими силами внести вклад в эту историческую борьбу… Поэтому просим Вас, господин президент… чтобы Вы помогли своим влиянием ускорить наше участие в боях»[329]. Эту просьбу по политическим мотивам поддерживал и командир бригады Лишка, поскольку было ясно, что не участвовавшая в боях часть вряд ли будет пользоваться таким же авторитетом на освобожденной родине, как овеянный славой корпус Свободы.
В начале октября 1944 года британское командование перебросило чехословаков на осаду портового французского города Дюнкерк, который в глубоком тылу союзников удерживали немцы. Бригаде поставили скромную задачу: ине выпускать немцев из города до капитуляции Германии. Немцы же (12 тысяч человек из разных частей) по приказу Гитлера не должны были покидать Дюнкерк вплоть до деблокады города германской армией. Таким образом, приказы противоборствующих сторон, по сути, обрекали их на бездействие. Бенеш и Ингр тоже приказали бригаде не наступать, так как опасались, что бригада не сможет возместить возможные потери в личном составе. К тому же немцы открыли шлюзы на каналах и фактически затопили все южные подступы к Дюнкерку.
Тем не менее чехословаки навязали осажденным 28 октября 1944 года успешный бой местного значения, уничтожив 150 гитлеровцев и взяв в плен 350. Сама бригада благодаря фактору внезапности своей атаки потеряла всего 11 человек убитыми и 36 – ранеными[330]. Бригада решила провести новую атаку 5 ноября, но на сей раз немцы были начеку. В ожесточенном столкновении чехословаки не досчитались 26 человек. 59 были ранены. Немцы подбили 12 танков. После этого никаких боев вплоть до капитуляции Германии под Дюнкерком не происходило.
В конце 1944 года Бенеш уже понял, что Чехословакию полностью освободят Красная армия и корпус Свободы. Поэтому, будучи опытным и дальновидным политиком, он решил вернуться на родину через Москву. В советской столице помимо переговоров со Сталиным он хотел договориться с КПЧ о формировании нового единого правительства Национального фронта, о чем коммунисты и Бенеш условились в той же Москве еще в конце 1943 года.
Коммунисты 8 января 1945 года, как и советское правительство, предложили Бенешу как можно быстрее вернуться на освобожденную территорию. Сам Бенеш тоже этого хотел, так как боялся, что по примеру Закарпатской Украины к СССР захочет присоединиться и Словакия. КПЧ устами своего представителя в Лондоне Вацлава Носека предложила Бенешу, чтобы новое правительство Национального фронта было сформировано именно на родине. Коммунисты выдвинули условие, что премьером не должен быть деятель из прежнего лондонского правительства[331]. Бенеш не возражал. Конкретные переговоры о персональном составе кабинета и его программе было намечено провести в Москве.
Решение Бенеша вернуться в Чехословакию через СССР (собственно другого пути в начале 1945 года и не существовало) 16 января 1945-го приветствовал замнаркома иностранных дел Вышинский: «Я рад, что дорога домой ведет президента через Москву, что является хорошим знаком для нашего дальнейшего сотрудничества»[332].
Несомненно, на решение Бенеша ускорить отъезд в Москву повлияло мощное наступление Красной армии, начавшееся в Польше 12 января 1945 года. Немцы, опасаясь флангового удара с севера, начали отходить из Восточной Словакии. 20 января был освобожден самый крупный город Восточной Словакии – Кошице, затем города Прешов, Попрад и другие. Успехи советских войск были особенно заметны на фоне тяжелого поражения, которое вермахт нанес англичанам и американцам в Арденнах в конце 1944 года.
Бенеш в Лондоне пытался сформулировать контуры будущей правительственной программы через консультации партий социалистического блока: национально-социалистической, социал-демократической и коммунистической. Бенеш и коммунисты единогласно решили, что крупнейшая довоенная чехословацкая партия – аграрная – не должна быть легализована в послевоенной Чехословакии, поскольку запятнала себя коллаборационизмом. Социалистический блок был готов допустить лишь «католическую партию», на роль которой стала претендовать Народная партия («лидовцы», от чешского слова «lid», «народ»). Фактически же переговоры о программе правительства Национального фронта велись, как в Лондоне, так и затем в Москве, на базе тех принципов, которые КПЧ софрмулировала еще в декабре 1943 года. И Бенеш с этими принципами и тогда, и сейчас был вполне согласен.
Было решено, что от каждой партии лондонского кабинета в Москву поедут по два представителя: от КПЧ – Носек и Лаштовичка, от национальных социалистов – Странский и Давид, от социал-демократов – Майер и Лаушман, от «народников» – Шрамек и Гала. В Москве к переговорам должны были присоединиться Готвальд, как лидер «московской группы чехословацкого Сопротивления», и представители Словацкого национального совета (СНС).
Лондонское правительство перед отъездом в Москву напоследок провело целую волну кадровых повышений в армии и госаппарате.
Перед решающими переговорами в Москве Бенеш был вынужден разрешить трудный, но давно назревший вопрос о чехословацко-польских отношениях. Как упоминалось выше, СССР разорвал отношения с польским эмигрантским правительством после «катынского дела» в апреле 1943 года. В июле 1944 года после вступления Красной армии на территорию Польши в Люблине при содействии советских властей был образован Польский комитет национального освобождения (ПКНО), который в Москве и признали в качестве временного правительства Польши. Однако и США, и Великобритания продолжали признавать лондонское эмигрантское правительство Миколайчика. В ПКНО превалировали коммунисты (Польская рабочая партия) и социалисты.
Бенеш, так же, как КПЧ и чехословацкий посланник в Москве Фирлингер, хотел признать ПКНО, поскольку Миколайчик по-прежнему наотрез отказывался гарантировать ЧСР Тешинскую Силезию, которую Полыпая отторгла у Чехословакии во время Мюнхенского сговора. С советской стороны Бенешу гарантировали, что ПКНО полностью признает ЧСР в ее домюнхенских границах. Однако идти против воли англичан, находясь в Лондоне, Бенеш тоже не хотел, поэтому написал 11 января 1945 года Фирлингеру, чтобы тот действовал в польском вопросе «осторожно».
«В Москве, видимо, не знают, что польский вопрос волнует здесь все британское общественное мнение… К нам уже обратились британцы с пожеланием, чтобы без договоренности с ними мы ничего не предпринимали…»[333]
И Бенеш, и его сторонники прекрасно понимали, что установление отношений с ПКНО, который в декабре 1944 года стал Временным правительством Польши с участием Миколайчика, полностью в интересах Чехословакии. Например, один из ближайших соратников Бенеша Рипка заявил: «Британцам надо бы понять, что мы не можем действовать так, чтобы вызвать лишнее недоверие или недовольство советского правительства, и что мы сами очень заинтересованы решить вовремя, то есть еще до конца войны, спорные вопросы с поляками. Если это будет возможно с Люблином, то мы не будем особо колебаться с его признанием. Особенно если учесть, что именно из-за этого вопроса (признание границ ЧСР – Прим. автора.) провалились наши переговоры с лондонскими поляками. Мы хотим своевременного решения этих вопросов, особенно о границах, еще и потому, что знаем, что здесь нам вряд ли помогут британцы и американцы, особенно если опять вспыхнет международный спор о Тешинской Силезии»[334].
Позиция СССР была иной, в чем лично убедился Готвальд во время беседы со Сталиным 23 января 1945 года. С учетом того, что Красная армия вот-вот должна была вступить в Тешинскую Силезию, лидер КПЧ попросил Сталина, чтобы советское командование рассматривало эту область как часть Чехословакии. Сталин пометил себе этот вопрос, но порекомендовал предварительно договориться с Временным правительством Польши. При этом Советский Союз, как докладывал Бенешу Фирлингер, собирался поддержать в данном вопросе Чехословакию[335].
Позиция Сталина положила конец колебаниям Бенеша, и 30 января 1945 года лондонское правительство единогласно постановило признать Временное правительство Польши и установить с ним дипломатические отношения. Таким образом, ЧСР стала второй страной после СССР, которая сделала этот шаг.