Около одной трети общего числа генералов являются членами компартии. В большинстве случаев это люди из военных специалистов. Более слабые позиции мы имеем в среднем и низшем офицерском корпусе»[523].
Отражением пестрого социального и политического состава армии, а также колебаний военного министра Свободы между коммунистами и их противниками стала общегосударственная конференция офицеров политпросвещения в сентябре 1947 года.
Свобода в своем программном выступлении перед политработниками отверг попытки «некоторых сил» вернуться к деполитизированной армии довоенных времен. Институт офицеров политпросвещения, созданный первоначально только в чехословацком корпусе в СССР, не подлежит пересмотру: «…я со всей решительностью заявляю, что нет и не может быть речи о ликвидации института офицеров политпросвещения в армии…»[524] Линия Свободы находилась в полном согласии с политикой КПЧ, в то время как национальные социалисты считали институт политофицеров вредным, поскольку там доминировали коммунисты.
«Солдаты и офицеры должны быть активными гражданами и проводниками правительственной Кошицкой программы Национального фронта», – говорил Свобода. «Необходимо осознать, что оборонную политику мы осуществляем в согласии со всеми политическими партиями, то есть в духе Национального фронта чехов и словаков. Это, конечно, не означает, что у нас нет трудностей, так как и в армии есть отдельные лица, которые не согласны с политикой Национального фронта и его программой».
Проблема, особенно обострившаяся осенью 1947 года, заключалась в том, что между партиями Национального фронта уже не было согласия по ключевым вопросам развития страны. Свобода рекомендовал офицерам политпросвещения при работе с военнослужащими ограничиваться изложением точек зрения всех партий, не делая никаких выводов, «закрыть вопрос тем, что эти разногласия еще политически не разрешены». Конечно, такой подход был утопичным: газеты разных партий солдаты могли читать и без офицеров политпросвещения.
Странной была и рекомендация Свободы воздерживаться от комментариев относительно наметившегося противостояния великих держав СССР и США: «Нецелесообразно, чтобы офицер полтипросвещения излишне вовлекался в споры между свехдержавами и делал назойливые и преждевременные выводы. Именно в международных вопросах рекомендуется воздерживаться от преждевременных комментариев, особенно если проблема еще не прояснена»[525].
При этом одна из сверхдержав – СССР – была официальным военным союзником Чехословакии, что торжественно признал сам Свобода: «Сегодня еще более ясно, какую важность для нас имеет союз с Советским Союзом и другими славянскими странами. Это не временная политическая комбинация, а прочный и длительный союз, на котором мы основываем свою собственную безопасность. Чем больше осложняется международная обстановка, тем важнее хранить и укреплять этот союз, и это должны осознавать все военнослужащие»[526].
В духе Бенеша Свобода требовал от армии строгой надпартийности, хотя затруднялся объяснить, как это может сочетаться с активной политической и гражданской позицией военнослужащих в условиях многопартийности: «Разумная надпартийность не означает беспринципного потакания всем… Это не всеядность и не бесцветная мелочность. Мы не будем выступать против политических партий, но будем действовать в соответствии с Кошицкой и Созидательной программами»[527].
Оставалось неясным, как идею надпартийности можно воплотить в жизнь, если большинство солдат и офицеров являются членами или сторонниками тех или иных партий.
Сильным ударом по компартии стало требование Свободы прекратить в армии критику домюнхенской республики: «Иногда от незнания, иногда от некритичности без разбора осуждается все, что делалось в 1918-1938 гг. Это приципиально неправильно и недопустимо. Без Т. Г. Масарика, без доктора Эдварда Бенеша… и без домюнхенской республики не было бы нынешней республики…»[528]
При этом из всех партий Национального фронта только коммунистическая была в оппозиции весь период 1918-1938 гг., и критиковали коммунисты домюнхенскую республику именно потому, что она всем своим развитием привела страну к позорной капитуляции перед Гитлером. Однако лидеры всех остальных партий Национального фронта и президент Бенеш участвовали в довоенных правительствах и бесспорно разделяли ответственность за национальную катастрофу 1938 года. Они понимали всю силу моральной позиции КПЧ, единственной партии, «чистой» в этом отношении перед людьми, и поэтому стремились исключить тему Мюнхена из общественных дискуссий, особенно в армии. И Свобода был на их стороне, так как сам был в довоенной армии подполковником.
В духе «надпартийности» на конференции офицеров политпросвещения выступили лидеры или руководящие деятели всех партий Национального фронта. Председатель ЧНСП Зенкл говорил в основном только о необходимости жестко следовать в армии заветам Масарика: «…сегодня мы часто забываем советоваться с Масариком. Масарик был одним из крупнейших мировых теоретиков демократии и основателем чехословацкой демократии… Мысли Масарика по-прежнему живы: «Нет доверия без любви и нет любви без доверия».
С точки зрения Зенкла, Масарик явно не одобрил бы нынешнее развитие страны. «Что сказал бы Масарик о национализации? Что все завоевания нашей революции ничего не значат без нравственных демократических предпосылок в сердцах и мыслях граждан»[529]. Намек на коммунистов, которых национальные социалисты все время упрекали в недемократичности, а с 1947 года – даже в «гестапизме», был всем ясен. Зенкл со ссылкой на Масарика призвал «не преклоняться перед государством», тем самым ставя под вопрос национализацию, и не искать в других странах образец для развития Чехословакии. Это был уже выпад против Москвы.
По Зенклу, лишь принятие всем миром «Масариковской гуманистической демократии» могло спасти человечество от гибели.
Лидер ЧНП священник Гала говорил только о героической работе лондонского эмигрантского правительства в годы войны, без которой якобы нельзя было бы и мечтать об освобождении страны. Роль КПЧ и СССР в этом деле он полностью проигнорировал.
Глава Демократической партии Словакии Урсини познакомил офицеров с теорией насчет разного менталитета чехов и словаков: первыеде «рационалисты», а вторые – «романтики». И дело за тем, чтобы разумно сочетать в едином государстве эти противоположности.
Министр внутренних дел Носек выступил перед офицерами политпросвещения от КПЧ. Выбор именно этого оратора тоже весьма характерен: во время войны Носек находился в Лондоне, а не в Москве. Носек не стал ходить вокруг да около и признал наличие серьезных принципиальных разногласий между партиями Национального фронта, хоят и выразил надежду, что их все же удастся преодолеть.
Идею надпартийности в армии Свобода пытался дополнить на практике закупкой оружия и боевого снаряжения не только в СССР, но и в западных странах.
В 1945 – начале 1946 года Чехословакия покупала у США и Великобритании в кредит (10 млн долларов и 5 млн фунтов стерлингов) остатки их военного имущества, ставшие после окончания войны неликвидным товаром. Например, было куплено 250 тысяч комплектов формы, которые, однако, армии не подошли, и их отдали Союзу обороноспособоности. Однако в сентябре 1946 года США неожиданно прекратили выделять кредиты на эти цели. Была отвергнута и просьба ЧСР передать в виде репараций из западных зон оккупации Германии трофейное немецкое военное имущество на 1 838 169 рейхсмарок.
Всего ЧСР в 1946-1947 гг. заплатила за остатки американского военного имущества 133559708 крон. Причем эта программа была выгодной для США, так как американцы экономили на складировании и транспортировке уже не нужного им снаряжения.
Интересно, что если СССР подарил Чехословакии все самолеты чехословацкой смешанной авиадивизии, то англичане за свои самолеты потребовали денег. Свою помощь Чехословакии в военное время англичане в 1947 году оценили в 15,4 миллиона фунтов стерлингов и оформили эту сумму как долг ЧСР Великобритании[530].
В феврале 1947 года было подписано советско-чехословацкое соглашение о поставках в ЧСР оружия и снаряжения в кредит на общую сумму в 5 млн долларов. Кредит предоставлялся на 10 лет под 2 % годовых, причем он должен был погашаться не валютой, а поставками чехословацких товаров. Все товары СССР передал уже в мае – июне 1947 года (в том числе танковые и авиационные моторы, радары и различные запчасти).
Правые офицеры в командовании чехословацкой армии тормозили процесс унификации вооружения с Советской армией, хотя сама же чехословацкая сторона просила об этом еще в декабре 1943 года. Особенно сильным саботаж был в авиации и танковых частях, где еще с войны оставалось много техники западного производства. Уже после войны в Англии было закуплено за валюту 24 истребителя «Де Хэвилленд Москито».
Сторонники Бенеша в армии прилагали большие усилия по сокращению числа советских военных советников и инструкторов в чехословацких военных училищах. Если летом 1945 года таковых было 86, то в 1946-м – 40, а позднее – 34.
Армии не хватало денег не только на вооружение, но и на содержание призывников. Поэтому часть новобранцев из первого послевоенного призыва (165 тысяч человек были призваны осенью 1945 года) пришлось отпустить по домам. Не хватало и казарм, поэтому военнослужащих иногда размещали в старинных замках, где они носили тапочки, чтобы не повредить памятники архитектуры. В армии в 1945 году не хватало 50 % шинелей и 25 % обуви.
Тем не менее чехословацкий воин был экипирован по сравнению, например, с солдатом Советской армии просто роскошно. Призывнику 1947 года полагались от государства один обеденный прибор, принадлежности для шитья с запасными пуговицами, два носовых платка, четыре полотенца, расческа, зеркальце, три рубашки с воротником, три пары летних портянок и одна пара зимних, один комплект нижнего белья, один жилет, две простыни, три покрывала, одна пара выходных ботинок и одна пара ботинок для повседневной службы. Лишь положенные по штату щетки различных видов (зубную, для одежды, для обуви) призывникам рекомендовали брать из дома, хотя министерство обороны было готово выплатить деньги на их приобретение