Параграф 8 декрета Бенеша прямо предписывал, чтобы организация национального управления проводилась «по соглашению с заводским комитетом (заводским советом) или другими представителями лиц, работающих на предприятии»[554]. Заводские советы представляли списки кандидатов на должность национального управляющего того или иного предприятия на утверждение в министерство промышленности или в Центральный совет профсоюзов.
Бенеш и ЧНСП видели в декрете от 19 мая 1945 года не социальную, а национальную меру. У немцев и венгров отбирали собственность в числе прочего и затем, чтобы принудить их покинуть страну «добровольно». Интересно, что в декрете ничего не говорилось ни о будущих собственниках конфискованного имущества, ни даже о том, кто, собственно, будет получать прибыль с находящихся под национальным управлением предприятий.
Декрет от 19 мая проводили в жизнь национальные комитеты. К июню 1945-го национальное управление действовало на 47 % предприятий в чешских землях и на сельхозпредприятиях общей площадью 800 тысяч га. В августе 1945 года с целью контроля над инфляцией национальное управление было введено во всех банках и страховых обществах.
К концу августа 1945 года под национальным управлением находились 9045 промышленных предприятий, на которых работали 923486 человек (из 1,1 миллиона занятых на промышленном производстве), 40 тысяч мелких ремесленных и торговых предприятий и 580 предприятий продовольственной отрасли[555].
26 июня 1945 года вице-премьер Готвальд заявил: «Сегодня в республике мы действительно не имеем ни одного крупного предприятия, ни одного крупного банка, в котором бы сидели и правили их прежние хозяева»[556].
«Пострадал» от национального управления и крупнейший чешский промышленный магнат Ян Антонин Батя, чье головное предприятие было поставлено под национальное управление уже 12 мая 1945 года. В 1926 году 55 % чехословацкой обуви экспортировалось с предприятия Бати.
С 1941 года Батя находился в Бразилии, но его предприятие в Злине активно работало на вермахт, представители которого были в наблюдательном совете. Еще в 1940 году Англия и США внесли Батю в черные списки коллаборационистов, но чешский олигарх пытался объяснить это происками британских и американских конкурентов.
Национальный суд приговорил Батю за коллаборационизм к 15 годам лишения свободы. Примечательно, что у Бати конфисковали заводы и в Великобритании, Нидерландах и Египте. В октябре 1945 года головное предприятие концерна Бати в Злине было национализировано.
В Словакии Демократическая партия активно боролась против введения национального управления в банках. В Словакии практически не было крупных промышленных предприятий, и основой экономического господства местной буржуазии являлся именно банковский сектор. Демократам удалось добиться внесения изменений в постановление СНС от 5 июня 1945 года о национальном управлении, по которому из сферы действия национального управления практически были исключены банки.
Всего национальное управление в Словакии было установлено на 236 предприятиях[557].
Кардинальным было и перераспределение собственности в сельском хозяйстве. По декрету Бенеша у немцев и венгров было конфисковано 2946395 га земель, в том числе 1651016 га сельхозугодий. Более 40 % конфиската было передано малоземельным и безземельным чешским и словацким крестьянам, остальное отошло государству.
Социал-демократы еще на переговорах в Москве весной 1945 года требовали национализации всей крупной промышленности и финансовой системы. КПЧ по совету Сталина сначала относилась к национализации чешского и словацкого капитала осторожно, не желая ссориться с окружением Бенеша. Еще в июле 1945 года компартия была против такой национализации. Однако министр промышленности социал-демократ Лаушман[558] начал готовить национализацию де-факто. Социал-демократы хотели обойти коммунистов слева, предложить более радикальный вариант национализации, чтобы тем самым снова приобрести авторитет в рабочей среде.
Бенеш, опасаясь правительственного кризиса, поручил Готвальду подготовить компромиссный декрет президента о национализации. Президент хотел издать декрет еще до созыва Временного Национального собрания, так как боялся, что парламент примет еще более радикальный закон о национализации.
Это было вполне вероятно, если учесть, что и в национально-социалистической партии имелось много сторонников национализации. Причем национализации именно как меры социальной, а не национальной, направленной лишь против немцев и венгров. Один из лидеров ЧНСП Давид говорил: «Ненасытный капитал должен быть устранен, необходимо создать такую экономическую организацию, при которой бы труд являлся не унижением, а радостью»[559].
В октябре 1945 года по инициативе ЧСДП, КПЧ и РПД президент Бенеш издал декреты о национализации банков, страховых компаний, металлургических заводов, объектов энергетики и пищевой промышленности, а также всех промышленных предприятий с числом работающих более 500 человек. В случае особо важных предприятий декрет разрешал национализацию, если на них работали более 150 человек.
При этом социал-демократы шли гораздо дальше коммунистов и предлагали перевести в государственную собственность все коммунальные мелкие предприятия.
Национализация в октябре 1945 года затронула более 3 тысяч предприятий, на которых работали 62 % всех занятых в промышленности.
Национализация формально выходила за рамки первоначальных задач Национального фронта, так как затрагивала не только коллаборационистов. Но и «социалистической» национализация не была. Коммунисты считали (и в этом их искренне поддерживали социал-демократы и большая часть ЧСНП), что национализация финансов и крупной промышленности позволит создать мощный госсектор, который станет локомотивом экономического развития страны. Бывшие владельцы имели право на компенсацию, профсоюзные комитеты участвовали в органах управления национализированных предприятий. В любом случае национализацию поддержали все партии Национального фронта.
В поддержку национализации 25 октября 1945 года по всей Чехословакии прошли массовые митинги. В Праге на Вацлавской площади собрались более 250 тысяч человек[560].
К концу 1946 года в собственность государства перешло 2867 крупных предприятий, на которых работали 65 % всех занятых в промышленности. В госсектор вошла вся металлургическая и энергетическая промышленность, 74 % химической промышленности, 72 % металлообработки, 69 % производства сахара (по числу рабочих). Государству принадлежали также железные дороги, кино и радио.
Частный сектор сохранил сильные позиции в пищевой промышленности – 47 %, деревообрабатывающей – 42 %, ликеро-водочной – 46 %, пивоваренной – 26 %, бумажной – 63 %, строительной – 76 %. Частники господствовали в оптовой и розничной торговле – на них приходилось 83 % товарооборота, в то время как на госсектор – только 5 %, а на кооперативы – 12 %. Доля частного сектора в национальном доходе составляла примерно 20 %[561].
Предложение некоторых деятелей ЧНСП передать национализированные предприятия иностранным собственникам не прошло, так как не получило поддержки даже в рядах самой ЧНСП.
Американцы с самого начала критиковали национализацию и требовали от чехословацкого правительства компенсации для американских собственников. Уже 23 июля 1945 года американский посол просил у премьера Фирлингера разъяснить смысл национализации. Фирлингер сослался на желание народа и заметил, что придется национализировать тяжелую промышленность, банковский и страховой сектора. Причем последнюю меру он объяснял не стремлением построить «государственный социализм», а желанием сконцентрировать в руках государства необходимые средства для восстановления экономики.[562] Стейнхардт потребовал «полной и адекватной» компенсации за национализируемую американскую собственность, но Фирлингер осторожно заметил, что говорить об этом пока преждевременно.
Против компенсации выступали не только профсоюзы, но и сама социал-демократическая партия, лидером которой был Фирлингер.
США требовали от Чехословакии компенсации за национализированную собственность в валюте, которой у ЧСР было очень мало. Таким, в частности, путем они пытались помешать налаживанию экономических связей между ЧСР и СССР.
В депеше в Вашингтон от 26 января 1946 года посол США в Праге Стейнхардт писал: «В последние месяцы комбинация видимых и невидимых факторов позволила мне прийти к выводу, что члены правительства (ЧСР), поддерживающие установление еще более тесных политических и экономических связей с Советским Союзом, чем те, которые существуют сейчас, одновременно пытаются избежать уплаты соразмерно справедливой компенсации за национализированный иностранный капитал».[563] К «просоветским радикалам» в кабинете министров Стейнхардт относил Фирлингера (премьер, ЧСДП), Лаушмана (министр промышленности, ЧСДП), Готвальда, Носека (министр внутренних дел, КПЧ), Копецкого (министр информации, КПЧ). Умеренных членов кабинета Стейнгард упрекал в трусости, которая, по его мнению, была вызвана то ли семью годами террора гестапо, то ли вновь возникшим страхом перед мощью СССР. Сам Стейнхардт склонялся ко второму объяснению. В то же время Бенеш заверил американского посла, что Советский Союз никоим образом не пытается ограничить связи ЧСР с Западом. Однако Стейнхардт рекомендовал госдепартаменту не предоставлять Чехословакии никаких кредитов до тех пор, пока «чехи» не раскроют весь объем своих торгово-экономических связей с Москвой.