На организацию съезда затратили более 3 миллионов крон, было арендовано 60 специальных поездов для приезда в Прагу членов и сторонников партии. Однако столько желающих не нашлось (хотя поездка в столицу была за счет партии), и использовали только 33 поезда. Для создания атмосферы искренней народной поддержки манифестантов национальные социалисты договорились с ЧНП, и ее сторонники на пражских улицах «спонтанно» приветствовали прибывших в столицу делегатов съезда.
Съезд созывали не столько ради дебатов, сколько ради массовой манифестации на Вацлавской площади. Это событие должно было произвести впечатление на всю страну (именно поэтому советское посольство справедливо охарактеризовало съезд как «манифестационный»). По данным самой ЧНСП, в этой манифестации, длившейся семь часов, приняли участие 200 тысяч человек (коммунисты насчитали лишь 100 тысяч). Национальные социалисты стремились создать впечатление, что в массовом параде участвуют все социальные и профессиональные слои общества, – а значит, именно ЧНСП, а не КПЧ представляет интересы всего народа. На Вацлавскую площадь пришли более 3 тысяч студентов, 1300 военнослужащих (в том числе 396 офицеров и 15 генералов, правда, из генералов 10 уже были в оставке), 756 сотрудников органов госбезопасности (в том числе 35 офицеров) и 130 волынских чехов, переехавших на постоянное место жительства из СССР.
Среди почетных гостей на трибуне перед манифестантами были и премьер Готвальд, а также генеральный секреатрь компартии Сланский.
В отличие от съезда КПЧ годом раньше, где не было никакой публичной критики партнеров по Национальному фронту, национальные социалисты придали своему форуму подчеркнуто антикоммунистический характер. Демонстранты несли следующие транспаранты: «Из коммунистов – уже каша, следующие выборы будут наши!», «До следующего мая не останется ни одной звезды!», «51 % – конец свободы!», «51 % – это еще не весь народ, весь народ – 100 %!»[737]. Много было лозунгов (как письменных, так и устных), направленных против конкретных лидеров КПЧ – Копецкого, Неедлы, министра сельского хозяйства Дюриша и Запотоцкого.
Зато демонстранты не скупились на выражение симпатий к США, что подчеркивали такие слоганы: «Мы – опора республики, к нам Америка питает доверие!», «Мы были, есть и будем с Америкой!», «Благодарим Америку за ее подарки республике!», «Мы в Чехословакии не потерпим никакой травли Америки!». Интересно, что в отличие, например, от французского, бельгийского или греческого посла, ни Стейнхардт, ни его британский коллега на Вацлавскую площадь не пришли, хотя были приглашены все главы дипломатических миссий в Праге.
Пусть и не напрямую, демонстранты в своих лозунгах все же пытались «поддеть» СССР: «Свободу мы получили, прежде всего, своей собственной борьбой за нее!», «Мы отказываемся от политических образцов, приносимых из-за границы!». В устных лозунгах национальные социалисты были смелее: «Наша любовь в ЧСР не означает любви к СССР!», «Не хотим колхозов, хотим свободное землевладение!»[738]. Правда, учитывая симпатии простых чехов к Москве, руководство партии организовало и лозунги иного плана, например, «За искреннее сотрудничество с СССР!».
Как отмечало советское посольство, в своем выступлении перед манифестантами лидер ЧНСП Зенкл «только между прочим сказал о союзе и дружбе с Советским Союзом и другими славянскими народами»[739]. Зато он подчеркнул, что Чехословакию в равной мере освободили русские и американцы.
Подытоживая оценки съезда ЧНСП и манифестации на Вацлавской площади, посольство СССР в Праге сообщало, что они имели и внтурипартийную цель: «…еще сильнее сплотить национально-социалистическую партию вокруг правого крыла партии, возглавляемого П. Зенклом, а также показать, что подавляющая часть членов партии идет за П. Зенклом, а не за левым крылом партии (Шлехта, О. Вюнш)»[740]. Уже через полгода стало ясно, что в этом Зенкл не преуспел.
Продемонстрировав публично свою силу и поддержку Национального фронта, руководство ЧНСП сразу же после съезда на совещании в Карловых Варах в июле 1947 года тайно приняло совсем другую линию. Член руководства ЧНСП и министр юстиции Дртина так вспоминал об этом: «Сущность и главный смысл нашего карловарского решения заключался в том, что мы попытаемся привлечь на свою сторону и убедить решающих политиков народной партии и партии словацких демократов, а также правонастроенных вождей социал-демократов, что нельзя больше уступать коммунистической партии… и что мы должны объединиться и договориться о целенаправленных действиях в правительстве и в нижестоящих органах управления по всей стране»[741].
Таким образом, уже летом 1947 года национальные социалисты решили сколотить антикоммунистический блок внутри Национального фронта и дать коммунистам открытый бой в правительстве.
Между тем, внешне ничто не предвещало бурной политической осени 1947 года. Промышленное производство в ЧСР достигло в целом довоенного уровня.
Все эти успехи двухлетнего плана большинство населения не без основания приписывало коммунистам, и авторитет КПЧ рос. Многие рабочие и служащие с гордостью носили значки с цифрой «2» и надписью «Два года труда – два шага к благосостоянию»[742]. К 51-летию Готвальда (23 ноября 1947 года) коммунисты провели «готвальдское воскресенье» – массовый прием новых членов в партию. Всего за один этот день заявления в КПЧ подали 31 657 человек (причем позднее эта цифра была уточнена в сторону увеличения)[743].
Открытый внутриполитический кризис, который с июля готовили национальные социалисты, вспыхнул в самом начале сентября 1947 года.
Для стимулирования поступления отечественной сельхозпродукции на рынок компартия предложила в сентябре 1947 года повысить государственные закупочные цены на продукты питания и оказать крестьянам помощь в виде снижения цен на корма. Только финансирование закупки фуражного и семенного зерна для мелких крестьянских хозяйств обошлось в полмиллиарда крон. Все партии Национального фронта на заседании правительства поддержали помощь селу в принципе.
Но требовалось срочно изыскать средства, ибо к инфляционному финансированию возглавляемое коммунистами министерство финансов прибегать не хотело – ведь инфляция больнее всего била по госслужащим и наименее обеспеченным слоям населения.
Государство по инициативе коммунистов и так стремилось материально стимулировать крестьянина: весной 1947 года были на 30 % снижены цены на сельхозмашины, на нефть и керосин для крестьян – на 40 %, на обувь и рабочую одежду – на 20 %.
Для обеспечения нормального потребления по карточкам (20-21 кг муки и хлебобулочных изделий в месяц на человека) государству требовалось получить от села как минимум 100 тысяч вагонов пищевого зерна (в 1946 году было заготовлено 120 тысяч вагонов зерна), однако в результате засухи в 1947 году ожидалось поступление лишь 78 тысяч вагонов. При этом, по расчетам правительства, в стране должно было быть собрано 185 тысяч вагонов зерна (на 26 % меньше, чем в 1946 году), и требовалось заинтересовать крестьян, чтобы они продали его на рынок по приемлемым для государства и потребителей ценам. К тому же нужно было получить 41 тысячу вагонов зерна из-за границы. Советский Союз к началу сентября 1947 года уже обещал поставить 20 тысяч вагонов пшеницы. Интересно, что и Франция попросила СССР срочно продать ей 1,5 миллиона тонн зерна.
Засуха сильно ударила и по урожаю картофеля. Если в 1946 году государство заготовило для снабжения населения по карточкам 35 тысяч вагонов раннего картофеля, то к осени 1947-го – лишь 13 тысяч вагонов. С 15 августа 1947 года спрос на картошку стал впервые превышать предложение. Были предприняты меры жесткой экономии. Всем производителям приказали сдать государству всю картошку, за исключением семенного фонда. Каждый потребитель в городе мог запасти на зиму не более 50 кг картофеля, в деревне – 75. В октябре 1947 года по карточкам выдали по 8 килограммов на человека[744].
Лучше обстояло дело с хмелем, а значит, и с пивом, без которого чехи не могли представить себе упорядоченной жизни. Согласно плану, в 1947 году в Чехии должно было быть сварено 7 млн гектолитров пива (в Словакии – 1 млн). Хотя хмеля из-за засухи собрали меньше, но он был лучшего качества, чем в предыдущем году, и к тому же у пивоваренных заводов еще сохранялись прошлогодние запасы.
С овощами и фруктами у населения осенью 1947 года проблем не предвиделось, однако на зиму их, опять же из-за засухи, заготовили мало. Предполагалось на зиму завезти из Румынии, Югославии, Италии, Голландии и Швейцарии 4000 вагонов яблок, пригодных для длительного хранения.
Тяжелейшая ситуация просматривалась на 1948 год для рынка мяса, так как из-за засухи в стране ожидалась нехватка 100 тысяч вагонов кормового зерна, 200 тысяч вагонов соломы, 150 тысяч вагонов сена и 300-400 тысяч вагонов кормовых корнеплодов. Вместо 36 тысяч вагонов по плану из-за границы требовалось срочно завезти 80 тысяч вагонов кормов, чтобы предотвратить полную катастрофу в животноводстве[745]. СССР на тот момент обещал 20 тысяч вагонов фуражного зерна, Румыния – 25 тысяч (кукуруза).
Причем корма были нужны срочно, так как забой скота уже начался – если к январю 1946 года в Чехии насчитывалось 3146454 головы крупного рогатого скота, то на 1 января 1947-го – лишь 2962000, а на 1 июля 1947-го – 2 795 000.
Для того чтобы в условиях засухи стимулировать поставки крестьянами зерна (особенно пшеницы) на рынок, правительство 22 августа 1947 года решило повысить закупочные цены на пшеницу и ячмень на 200 крон за центнер, на рожь и овес – на 150 крон, на картофель – на 50 крон за центнер, на лук – на 2 кроны за килограмм, помидоры, на капусту и морковь – на крону за килограмм. За сданную говядину в апреле 1948 года предполагалось доплатить крестьянам 2 кроны за килограмм живого веса, в мае – 3 кроны, в июне – 4 кроны. За сливочное масло крестьяне должны были получить на 18 крон за килограмм больше, за молоко жирностью 3,6 % – по дополнительной кроне за литр.