Гомулка подчеркнул, что чехословацкие СМИ ведут против Польши и него лично «враждебную кампанию, которая по своей ожесточенности… даже хуже, чем пропаганда радиостанции „Свободная Европа“». «Даже многие газеты на Западе не позволяют себе того, что позволяет сегодня чехословацкая печать»[586].
Брежнев и Живков выступали в роли центристов. Они все еще надеялись, что Дубчек не врет и действительно хочет взять ситуацию под контроль. И в этом Президиуму ЦК КПЧ надо тактично оказать дружескую помощь.
Кадар выразил мнение, что говорить о контрреволюции в ЧССР преждевременно. КПЧ искренне проводит реформы в рамках социалистического выбора, делая при этом ошибки. «Мы считаем, что положение опасное, однако силы контрреволюции пока еще не одержали верх… Я считаю, что исход происходящей борьбы решится внутри КПЧ, внутри чехословацкого рабочего класса, народа Чехословакии»[587].
Но Ульбрихт и Косыгин вполне резонно спросили Кадара: а что будет, если чехословацкие товарищи не смогут одолеть контрреволюцию?
«Я. Кадар. Верю, что смогут. Надеюсь. Им надо начать борьбу.
В. Ульбрихт. А если не преодолеют?
Я. Кадар. Тогда должны найтись другие чехословацкие деятели, которым можно будет оказать помощь… Я думаю, надо помогать Дубчеку и влиять в желательном для нас направлении на него и его товарищей»[588].
Ульбрихт и Гомулка предложили публично раскритиковать Программу действий КПЧ как ревизионистский документ. Брежнев от этого уклонился: «Я думаю, что программу можно было бы взять под обстрел позже. На следующем этапе… На нынешнем этапе нам, очевидно, не следует разворачивать борьбу против Программы действий КПЧ. Это можно сделать на следующем, втором этапе, поскольку, как видно из последних сообщений, они сами (руководство КПЧ – Прим. автора.) могут активизировать борьбу с контрреволюцией… Нам следует приложить все усилия, чтобы помочь КПЧ…»[589].
Как и ЦРУ, Брежнев считал Программу действий популистским документом, который никакого воздействия на обстановку в стране не оказывает именно ввиду своей противоречивости.
С этим согласился и Кадар, который заметил, что Программа действий – «это большой нуль, это ничего».
«Я говорил т. Дубчеку… вы посадили лучших писателей писать этот документ. Они напишут вам 8 тысяч страниц, будут спорить о словах и отдельных формулировках, но это ничего не даст. Эта их программа – общий социалистический компромисс. Там можно найти абсолютно все. Ее сторонники могут делать все, что им заблагорассудится: и укреплять партию, и разлагать ее, и при этом ссылаться на Программу действий»[590].
В оценке Дубчека и его «реформаторского» окружения участники встречи тоже разошлись.
Кадар считал: «…нам надо расценивать т. Дубчека и его окружение как коммунистов, которые начали борьбу против ошибок, допущенных в прошлом. Но ведут они эту борьбу с большой наивностью. Можно сказать, что они действуют под девизом: „Пусть мир погибнет, но восторжествует справедливость“»[591]. Правда, при этом Кадар полагал, что настоящего твердого руководства в КПЧ нет, и там царит анархия.
Живков по результатам своего недавнего визита в Прагу пришел к выводу, что антипартийный центр существует внутри самого руководства КПЧ и его возглавляет Кригель. «Каково положение т. Дубчека в КПЧ? У меня была продолжительная беседа с ним, и сложилось впечатление, что он очень утомлен, чрезмерно перегружен и по существу выпустил руководство из своих рук… В Праге и в Братиславе мы разговаривали с членами Президиума ЦК, с работниками ЦК и другими чехословацкими представителями. Большинство товарищей, я бы сказал почти 95 процентов, высказывали свою тревогу по поводу процессов, происходящих в стране. Здоровые силы там, несомненно, имеются, но их некому возглавить. Тов. Кольдер открыто заявил, что только политическими средствами они уже не могут справиться с положением. Он просил передать советским товарищам, что без решительной помощи извне здоровые силы не смогут овладеть положением; необходимо принять какие-то меры – маневры или др., но помощь должна быть оказана»[592].
Гомулка не относил Дубчека к «здоровым силам». Он сказал в Москве следующее: «Теперь самое главное для нас – найти здоровое ядро, найти таких людей в руководстве (КПЧ), на которых можно опереться, которые могут проводить правильную линию». Причем тактику Дубчека по полной политической ликвидации своих политических противников на предстоящем чрезвычайном съезде Гомулка полностью раскусил: «Это будет нелегким делом, так как именно таких людей контрреволюционные силы постараются как можно скорее прикончить… О т. Дубчеке. Конечно, не наша задача давать ему здесь оценку. Может быть, не так уж важно определить, диктуется ли его поведение объективными или субъективными причинами. Важно, кого он поддерживает как первый секретарь ЦК, кому он открывает путь – здоровым силам или контрреволюции. Судя по всему, его политика открывает путь силам контрреволюции. Это не значит, что он не пойдет за здоровым ядром, если оно будет достаточно сильным. Но ясно, что т. Дубчек не будет таким руководителем, в каком нуждается КПЧ»[593].
Ульбрихт вообще считал, что Дубчек полный ноль и не стоит тратить время на его обсуждение.
В целом, вопреки мнению некоторых западных исследователей, никаких планов военных акций против Чехословакии на московской встрече никто не обсуждал и даже не затрагивал. Гомулка и Ульбрихт нехотя согласились с точкой зрения Брежнева, Кадара и Живкова, что Президиум ЦК КПЧ выполнит свои обещания и возьмет ситуацию под контроль.
По итогам встречи было всего лишь одобрено два советских предложения. Косыгина решили отправить в Карловы Вары на отдых с тем, чтобы он в неформальной обстановке мог поговорить с членами Президиума ЦК КПЧ и оценить ситуацию в ЧССР. Форму «отдыха» избрали именно для того, чтобы не навредить Дубчеку, которого чехословацкие и западные СМИ могли раскритиковать за постоянные официальные контакты с Москвой. В мемуарах Дубчек излагает какую-то фантастическую версию о том, что Косыгин приехал в Карловы Вары тайком, и он, Дубчек, заранее ничего об этом не знал. Каким образом советский премьер мог нелегально проникнуть в другую страну, остается только гадать.
Постановление Политбюро ЦК КПСС «О поездке т. Косыгина А. Н. в Чехословакию» было принято 16 мая 1968 года. В нем говорилось: «Считать целесообразным, чтобы т. Косыгин А. Н. после отдыха провел беседы с чехословацкими руководителями по вопросам сотрудничества наших стран и другим вопросам…»[594] Так что ни о какой тайне от чехословацких руководителей по определению не могло быть и речи.
Косыгин, по воспоминаниям Дубчека, довольно «мирно» слушал их с Черником, но «это много не означало». Между тем советский премьер обещал Чехословакии экономическую помощь, а Дубчек повторил заверения, что борьба против правых сил со стороны руководства КПЧ будет усилена. Позднее Дубчек писал, что в Карловых Варах Косыгин играл роль «доброго полицейского».
В целом глава советского правительства вернулся в Москву с впечатлением, что в Чехословакии происходит перелом в пользу «здоровых сил» и Дубчек в этом тоже активно участвует. На настроение Косыгина не повлияла даже заведомая провокация, когда его неожиданно «нашла» журналистка и без всякой подготовки стала задавать разные вопросы. Косыгин старался уйти от несогласованного интервью, что было подано в чехословацких СМИ как проявление его «догматичности» и боязни общаться со «свободной прессой». Смущенного советского премьера показали по чехословацкому телевидению.
Стоит заметить, что в США и по сей день нельзя взять «спонтанное» интервью, например у президента (тем более на отдыхе), без предварительного согласования хотя бы тем вопросов. Тем более что никаких «спонтанных» журналистов охрана к президенту США и не допустила бы. А у Косыгина в Карловых Варах никакой охраны и не было.
23 мая 1968 года Политбюро ЦК КПСС приняло решение создать специальную группу членов политбюро и секретариата ЦК для постоянного наблюдения за ситуацией в Чехословакии. В нее вошли Подгорный, Суслов, Пельше[595], Шелепин[596], Демичев[597], Андропов, Катушев[598], Громыко, Епишев и Русаков[599].
Вторая мера, согласованная на «совещании» пятерки лидеров стран ОВД в Москве, была из разряда военно-политических. Брежнев проинформировал своих коллег, что советская сторона предлагает «как можно скорее» провести на территории ЧССР военно-штабные учения ОВД. Но учения отнюдь не предназначались для запугивания Дубчека, как он пытался представить в своих воспоминаниях, а скорее для его поддержки в борьбе против правых сил (ведь Дубчек обещал с ними бороться, когда был в Москве 4-5 мая).
Брежнев так охарактеризовал своим коллегам по ОВД политический замысел учений: «Это важное мероприятие, относительно которого у нас с вами единое мнение, да и чехословацкие товарищи в принципе согласны с проведением учений. Такие учения будут способствовать оздоровлению отношений между братскими странами, помогут чехословацким друзьям укрепить армию, стабилизировать обстановку в стране… Присутствие руководящих штабных работников и большого числа офицеров всех наших армий, несомненно, произвело бы впечатление на наших врагов, связало бы контрреволюцию и было бы существенным фактором поддержки наших друзей»