Ключевым тезисом манифеста, его квинтэссенцией был следующий:
«Компартия готовится к съезду, который должен избрать новый ЦК. Потребуем, чтобы он был лучше старого. Если компартия сегодня говорит, что свою руководящую роль в будущем она намеревается опирать на доверие граждан, а не на насилие, мы должны этому верить в той мере, в какой мы можем верить тем людям, которых уже сейчас она направляет в качестве делегатов на районные и областные конференции».
«В последнее время люди обеспокоены тем, что темп демократизации замер. Это впечатление является отчасти проявлением усталости от волнующих событий, отчасти соответствует фактам: пришел сезон неожиданных разоблачений, отставок с высоких постов и опьяняющих выступлений необыкновенной словесной смелости. Борьба сил, однако, лишь стала менее видимой, но она идет – борьба за содержание и текст законов, за диапазон практических мероприятий».
В манифесте предлагались и «демократические» методы борьбы против центральных органов КПЧ и государственной власти:
«Но если от теперешних центральных политических органов нельзя сегодня ожидать большего, то надо добиться большего в районах и селах. Надо требовать отставки лиц, которые злоупотребляют своей властью, нанесли ущерб общественному имуществу, действовали нечестно и жестоко. Надо придумывать способы заставить их уйти. Например, публичная критика, резолюции, демонстрации, сбор подарков для них при уходе на пенсию, демонстративные субботники, забастовки, бойкотирование их дверей. Однако надо отвергнуть грубые, незаконные и нечестные приемы борьбы, потому что они могли бы использовать их для воздействия на Александра Дубчека».
Примечательно, что громя в пух и прах всю компартию, авторы «2000 слов» брали под защиту Дубчека. Они понимали: пока он у власти, партия будет и дальше саморазрушаться все более стремительными темпами.
Конечно, манифест не обошелся и без удара по СССР:
«Большое беспокойство в последнее время вызывает возможное вмешательство иностранных сил. Оказавшись лицом к лицу с превосходящими силами, мы должны будем только стоять на своем, не поддаваться на провокации. Свое правительство мы можем заверить в том, что будем следовать за ним даже с оружием в руках, лишь бы оно продолжало делать то, на что получило наши полномочия, а своих союзников мы можем заверить, что союзнические, дружеские и торговые отношения выполним. Наши раздраженные обвинения и неаргументированные подозрения только затрудняют положение нашего правительства и делу не помогут. Равноправные отношения мы сможем обеспечить только при условии, что улучшится наше внутреннее положение, а процесс возрождения зайдет так далеко, что на выборах удастся избрать таких государственных деятелей, у которых будет столько смелости и чести, политического ума, что их хватит, чтобы установить и отстоять такие отношения. Это, между прочим, является проблемой для всех без исключения малых государств во всем мире!».
Как совершенно справедливо отмечал Млынарж, ничего особенно нового в этом манифесте не было. Все эти тезисы и до 27 июня активно пропагандировала правая печать. Но внимание привлекла именно концентрированная форма манифеста. «2000 слов» стали воспринимать как кредо всех оппозиционных «догматикам» сил, и именно так этот документ расценили и в Москве.
Для Дубчека манифест был шоком, так как появился без согласования с ним. Он постоянно растерянно спрашивал, кто же истинный автор. Было созвано экстренное заседание президиума и секретариата ЦК КПЧ, причем многие из участников познакомились с манифестом прямо там.
Обсуждение начали «здоровые силы». Кольдер, Биляк и Индра расценили «2000 слов» как открытое объявление войны компартии со стороны правой оппозиции. Они говорили, что все точно так же начиналось и в Венгрии в 1956 году. Оппозиция готовит гражданскую войну. Причем этот тезис поддержал и недавно вернувшийся из СССР Смрковский, заявив: «Я снимаю с себя ответственность на тот случай, если ситуацию придется разрешать с помощью танков»[686]. Манифест Смрковский охарактеризовал кратко: «Это – контрреволюция!» и «февраль (1948 года) наоборот».
Никто из «центристов» (группы Дубчека) не знал, как осудить манифест, но не поссориться при этом с либералами из СМИ и творческих союзов. Кто-то предложил, чтобы реакцию сформулировал не Президиум ЦК КПЧ, а правительство, но Черник сразу же испуганно отказался.
Президиум ЦК КПЧ заседал всю ночь.
Наконец резолюцию президиума относительно «2000 слов» поручили сформулировать Цисаржу и Млынаржу, и, как обычно, документ получился двойственным по сути. Президиум осудил манифест, но одновременно признал, что авторы руководствовались благими намерениями.
Многие до сих пор уверены, что, не будь «2000 слов», не было бы и ввода войск Варшавского договора в августе 1968 года. Автор манифеста Вацулик отвечает на это следующим образом: «Все чаще меня спрашивают: „А вы не знали, не догадывались? Вы думали, что русские не придут?“ Я так не думал. Но моя жена все время говорила, чтобы мы не думали, что русские нас оставят в покое. Сейчас некоторые говорят, что это мы все испортили своим манифестом, что без нас бы все спокойно развивалось. Мне, конечно, интересно, чем бы это все кончилось, этот „социализм с человеческим лицом“. Возможно, здесь было что-то вроде сегодняшнего Китая. В любом случае, по-моему, надо было что-то делать без оглядки на то, что могут вторгнуться русские. Ничего! Об этом нельзя думать. Народ складывается из людей, и если они живые существа, они должны иногда дать о себе знать»[687].
В Москве, естественно, появление манифеста «2000 слов» восприняли точно так же, как и Смрковский. Политбюро ЦК КПСС решило срочно пригласить Дубчека на новую встречу в составе всех лидеров «пятерки» ОВД, то есть в «дрезденском формате». Лидеры Польши, СССР, ГДР, Венгрии и Болгарии отправили письма-приглашения в адрес ЦК КПЧ. Важно отметить, что послания были адресованы не Дубчеку, а Президиуму ЦК КПЧ. В Москве и других столицах стран-участниц Варшавского договора явно опасались, что если письмо отправить лично Дубчеку, то другие члены руководства могут о нем и не узнать.
В письме Политбюро ЦК КПСС говорилось: «Майский пленум ЦК КПЧ, указавший на правую опасность как главную угрозу социализму в ЧССР, подтвердил, что у нас сложилось общее мнение на этот счет. Но мы вынуждены с тревогой констатировать, что этот правильный вывод не повлек за собой принятия соответствующих практических мер. Активность антисоциалистических сил продолжает нарастать, причем их позиция не имеет ничего общего с борьбой партии против догматизма, последствий культа личности и связанных с ним субъективистских ошибок, необходимость преодоления которых не вызывает сомнений. Антисоциалистические силы не ждут, как обернутся события, они действуют, и действуют весьма активно…
Правые силы пытаются использовать нынешний момент для насаждения враждебных чувств в отношении советского народа, для расшатывания союзнических отношений ЧССР с Советским Союзом и другими социалистическими государствами…»[688].
В Москве понимали, что теперь правая оппозиция хочет захватить КПЧ изнутри через победу на чрезвычайном съезде: «Факты говорят о том, что период подготовки к XIV съезду правые силы пытаются использовать для того, чтобы на самом съезде добиться решающих успехов, расставить своих людей на ключевых позициях в партии и навязать партии такую линию, которая вела бы ее к отказу от испытанных марксистско-ленинских принципов, перерождению и разложению.
Антисоциалистические силы, по сути дела, уже выдвинули и обнародовали свою политическую платформу, прикрывшись наспех собранными подписями группы людей. Все содержание платформы «2000 слов» обращено против КПЧ, направлено на расшатывание позиции социализма в Чехословакии.
Это откровенная и злобная попытка очернить перед чехословацким народом, перед мировым общественным мнением всю Коммунистическую партию, изобразить ее «великодержавной организацией», притягивающей «трусов и людей с нечистой совестью». Даже самые отъявленные враги, с которыми боролись коммунисты в разное время, не рисковали говорить таким языком о Коммунистической партии, партии, которая шла в авангарде народа в годы острейшего столкновения с фашизмом и его пособниками, которая в жестокой борьбе с внешней и внутренней реакцией вела чехословацкий народ к социализму».
В письме проводилась мысль, что руководство КПЧ фактически мешает собственной партии бороться с антисоциалистическими силами: «Складывается, товарищи, поистине странное положение. Рабочие коллективы, народная милиция, партийные организации, члены Центрального Комитета требуют обуздать правые антисоциалистические силы, принять конкретные и эффективные меры по укреплению позиций социализма. Казалось бы, ЦК КПЧ, и, в первую очередь, Президиум ЦК должны были бы поддержать эти требования, опереться на них в борьбе за нормализацию обстановки в партии и стране. На деле происходит иное».
Червоненко поручили передать письмо Дубчеку и на словах предложить ему принятие следующих конкретных мер:
– выпустить Обращение от имени ЦК КПЧ к рабочему классу и подчеркнуть в нем: «действия антисоциалистических сил приобретают все больший размах и все большую опасность. Свидетельством этого является заявление „Две тысячи слов“… в котором фактически изложена программа контрреволюции»[689];
– на основе этого обращения провести по всей стране собрания первичных партийных организаций, а также собрания трудящихся на предприятиях и в кооперативах, в учебных заведениях;
– овладеть органами пропаганды, сменив там редакторов. Рассмотреть вопрос об этом на одном из ближайших заседаний Президиума ЦК. Прежде всего «укрепить» редакцию «Руде право»;
– «было бы целесообразно», чтобы «2000 слов» осудил Национальный фронт;