– предпринять меры против оппозиционных организаций. «Особую опасность представляет настойчивая попытка явочным порядком, хотя бы на условиях нелегального существования, возродить социал-демократическую партию. Если против этой попытки не будут приняты самые решительные меры, и партия в какой бы то ни было форме возобновит свое существование, тем самым будут дискредитированы возможности нынешнего руководства по овладению обстановкой и открыты широкие ворота для организованной деятельности контрреволюции»;
– провести демонстрацию Народной милиции в Праге и других городах под лозунгами: «Защитим социализм в Чехословакии!», «Дадим отпор антикоммунистам!», «Отстоим дружбу Чехословакии с Советским Союзом и другими социалистическими странами!». Как и в феврале 1948 года, Народную милицию советовали привлечь для занятия редакций оппозиционных СМИ, если в этом возникнет необходимость;
– «необходимо активно и регулярно проводить политическую работу в армии. При этом подчеркивать, что антисоциалистические элементы, как об этом говорит заявление „Две тысячи слов“, имеют в виду взять в руки оружие для определения направления политики правительства Чехословакии. Для отпора этим элементам важно сплотить все здоровые силы чехословацкой армии. Договориться с президентом Л. Свободой о выступлении его с обращением к армии по этому вопросу»;
– «необходимо обратить особое внимание на опасное положение, которое создалось в органах безопасности. В связи с позицией и поведением министра внутренних дел, целесообразно быстрее осуществить намеченное Президиумом ЦК КПЧ выделение органов безопасности из ведения МВД, укомплектовать их руководство верными Президиуму ЦК КПЧ коммунистами».
Таким образом, ЦК КПСС фактически рекомендовал Президиуму ЦК КПЧ осуществить меры, которые были намечены на майском пленуме ЦК КПЧ. При этом никаких незаконных шагов Москва не предлагала.
Примерно такие же по содержанию письма Дубчек получил и от руководящих партийных органов ГДР, Польши, Венгрии и Болгарии. Дубчеку сразу бросилось в глаза, что тональность писем все же разная. Самые жесткие пришли из Варшавы и Берлина, а самое «мягкое» – из Будапешта.
Это и предопределило тактику Дубчека, похоронившую через месяц весь чехословацкий «реформаторский эксперимент». Дубчек решил избегать встречи со всей «пятеркой ОВД» и вместо этого вести двусторонние переговоры, чтобы вызвать среди стран Варшавского договора еще большее расхождение во мнениях на события в Чехословакии. Кроме того, чтобы не выглядеть явным «саботажником» встреч ОВД (ведь Чехословакия была членом этой организации), Дубчек решил требовать участия на таких встречах Румынии и Югославии. Заметим, что Югославия даже не состояла в ОВД, а Румыния фактически приостановила работу в этой организации. Но Дубчек всего лишь хотел выдвижением такого требования сорвать встречу ОВД по вопросу о Чехословакии. Он не рассчитывал на реальную поддержку Тито или Чаушеску – главное было выиграть время и завершить выборы делегатов-«реформаторов» на чрезвычайный съезд.
В этом Дубчеку и его сторонникам «2000 слов» очень помогли. Многие партийные организации (особенно в учебных и научных заведениях, а также в творческих союзах) в нарушение резолюции Президиума ЦК КПЧ поддержали манифест. На выборных партийных конференциях развернулась настоящая травля «догматиков», к которым причислялись все, кто осмеливался критиковать «2000 слов».
Именно поэтому Дубчек нарушил тот пункт постановления Президиума ЦК КПЧ, в котором ему предписывалось выступить с критикой «2000 слов» по телевидению. Выступить-то Дубчек выступил, но про манифест не сказал ни слова. Президиум поручил Индре от имени секретариата ЦК разослать по телетайпу областным и районным организациям выводы президиума относительно «2000 слов». Индра это и сделал. И очень удивился, когда, выступая на городской партконференции в Остраве, член президиума Черник представил это как инициативу самого Индры, на которого СМИ, опять же, набросились как на «догматика».
Между тем, КПЧ стараниями Дубчека и «реформаторов» занималась не борьбой с политическими оппонентами, а зачисткой своих собственных рядов от «догматиков» и «консерваторов».
В последние выходные июня 1968 года в стране прошли чрезвычайные районные конференции КПЧ, хотя до этого обычные конференции уже проходили в марте. На сей раз выбирали делегатов на областные конференции и предлагали кандидатов в делегаты чрезвычайного съезда, а также в состав нового ЦК (который на этом съезде предстояло избрать).
СМИ с удовольствием отмечали, что атмосфера на конференциях была совсем другой, чем в марте, – более «прогрессивной».
Делегатам районных конференций было роздано 60 тысяч анкет с различными вопросами, вернули их 57 тысяч, но обработали почему-то только 40 тысяч[690]. 88,8 % делегатов высказались за созыв чрезвычайного съезда, и лишь 1,8 % были против. 52 % считали, что у КПЧ хватит сил, чтобы завершить демократические преобразования (довольно слабая вера в собственные силы). Всего 30 % полагали, что партия сможет быстро подготовить своих функционеров к новым демократическим формам партийной работы. Зато 66 % думали, что КПЧ надо разделить власть с другими партиями и организациями.
От съезда большинство делегатов, согласно опросу, ждали одного – проведения решительных кадровых перемен. Какие-либо конкретные вопросы политики и экономики, судя по всему, вообще не играли никакой роли.
Делегатов попросили определить свое отношение и к 25 членам президиума и секретариату ЦК КПЧ. Первое место в «десятке лучших» занял Дубчек, за ним шли Цисарж, Шик, Черник, Гусак, Шпачек, Ленарт, Смрковский, Биляк, Млынарж и Барбирек.
Некоторые конференции еще перед началом работы определили «тип» делегата съезда – это должен быть «прогрессивный» человек, не замешанный в практике 50-х годов и активно поддерживающий «демократизацию».
«Руде Право» напечатала материал о конференциях под характерным заголовком: «В нашей партии без деформаций и их виновников!»[691].
Неудивительно, что зачастую на конференциях было очень мало рабочих (хотя они составляли большинство членов КПЧ) и много представителей интеллигенции. Резко сменился по сравнению с мартом и сам состав делегатов конференций. Например, в столичном районе Прага 6 из 323 делегатов только 73 принимали участие в мартовской конференции[692]. Предлагали районные конференции на съезд тоже явно не рабочих. Обком КПЧ в Усти-над-Лабем отмечал, что из выбранных районной конференцией 130 делегатов съезда (точнее, кандидатов в делегаты) только 22 рабочих и 7 женщин, что не отвечает составу северочешской областной организации КПЧ.
Конференция в Остраве не избрала на съезд члена Президиума ЦК КПЧ Кольдера. Причем выступавший на этой конференции Черник ни единым словом не поддержал своего коллегу. Зато он призвал «не драматизировать» «2000 слов» и бороться против этого манифеста только силой аргументов, а не с помощью государственных органов. То же самое прозвучало и в Усти-над-Лабем: там призывали отнестись к «2000 слов» с «холодной головой».
Конференция в Бероуне требовала «дистанцироваться от группы Новотного» (хотя в эту же «группу» до января 1968 года входил и сам Дубчек) и ограничить срок пребывания на любом партийном посту двумя годами.
Ряд делегатов конференций в целях борьбы с «засильем партийного аппарата» предложил вообще ликвидировать посты ведущих секретарей районных комитетов КПЧ (то есть лидеров районных организаций) и ввести вместо этого пост почетного председателя на общественных началах. Было ясно, что тем самым работа всей партийной организации оказалась бы парализованной, так как руководить несколькими десятками тысяч человек в свободное от работы время не смог бы никто.
Характерно, что на конференциях в июне меньше говорили об экономике, чем в марте. Но интеллигенцию, которая задавала на июньских конференциях тон, повседневные вопросы жизни людей мало интересовали, а все трудности списывались на «консерваторов», которых и требовалось теперь убрать со всех постов.
На конференции пытались «прокатить» и Индру, хотя, выступая в Годонине, он говорил вроде бы в духе «реформаторства» о том, что КПЧ строит «свой, чехословацкий социализм». Но когда Индра сказал, что этот самобытный социализм тем не менее должен базироваться на принципах марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма, этого ему уже не простили.
29 июня 1968 года остравская газета «Нова свобода» поместила статью известного чехословацкого журналиста и путешественника Иржи Ганзелки[693] (книги путевых очерков, которые он писал вместе со своим коллегой Зикмундом о поездках на разные континенты, массовыми тиражами издавали, в том числе, и в СССР). В статье утверждалось: «…товарищ Индра формирует в Центральном комитете консервативное крыло, вырабатывает сценарий отдельных этапов съезда и уже готовит реакцию делегатов на отдельные выступления». Секретариат ЦК КПЧ (но отнюдь не президиум) публично опроверг эту информацию[694].
Районная конференция в Брно выдвинула странный и ничем не подкрепленный тезис, что нынешний ЦК КПЧ, который в январе 1968 года начал «процесс демократизации», «не в силах его завершить», поэтому на съезде надо избрать новый Центральный комитет. В чем выражалась эта «неспособность» ЦК, никто не мог понять – ведь все «прогрессивные» предложения Дубчека комитет безропотно одобрял.
Было явно заметно, что районные конференции в Словакии гораздо более «консервативны», чем в Чехии, потому что там среди делегатов насчитывалось меньше интеллигенции. Например, в Банска-Бистрице рабочие требовали восстановить дисциплину на заводах и прекратить постоянную говорильню.
Хотя Дубчек и его коллеги-«реформаторы» утверждали, что после января 1968 года все члены партии проснулись к активной жизни, в реальности дело обстояло с точностью до наоборот. Перед лицом травли в СМИ многие коммунисты в первичных организациях перестали ходить на собрания и вообще предпочитали помалкивать о своем членстве в партии. Некоторые делегаты говорили на районных конференциях, что им уже почти стыдно быть коммунистами. Пассивность коммунистов на местах признала и самая «прогрессивная» организация КПЧ в Брно, но эту пассивность списали на «пережитки прошлого».