В конце концов, именно на переговорах Дубчека с Брежневым и был достигнут прорыв. Обе стороны условились:
– КПЧ восстановит контроль над СМИ в ближайшее время;
– взаимная полемика в СМИ немедленно прекратится (этот пункт был включен по просьбе Дубчека);
– органы госбезопасности ЧССР будут выведены из состава МВД, и новый орган госбезопасности возглавит заместитель министра внутренних дел Вильям Шалгович[782], которому в Москве доверяли;
– будут распущены все незаконные политические клубы и партии;
– будут отстранены от должностей Кригель, Цисарж и директор телевидения Пеликан.
Последнее обязательство Дубчек дал на личных переговорах с Брежневым и скрыл его от самих Кригеля и Цисаржа.
Что касается разделения органов МВД и госбезопасности, то Смрковский (как глава парламента) заверил, что обеспечит принятие соответствующего закона в течение пяти дней. Позднее он говорил, что все обязательства чехословацкая сторона обещала выполнить к концу августа на созванном для этого пленуме ЦК КПЧ.
В отношении политической оппозиции Кригель сказал в Чиерне, что правительство не допустит ее существования, даже если для этого придется прибегнуть к помощи Народной милиции[783]. Советской стороне показали полученное Президиумом ЦК КПЧ письмо учредительного комитета социал-демократической партии, в котором говорилось, что комитет приостанавливает свою работу.
Ничего невыполнимого в этих условиях не было, но Дубчек обещал взять СМИ под контроль и ранее. Однако на этот раз он обязался выполнить сугубо конкретные вещи: отстранить конкретных людей и разделить МВД и госбезопасность.
Естественно, выполнение этих договоренностей лишило бы Дубчека ореола лидера «пражской весны», и он уже в который раз ничего выполнять не собирался. Тем более что Цисарж и Кригель были любимчиками СМИ и интеллигенции, и Цисарж видел себя на посту главы Чехии после завершения федерализации страны. Связываться с ними для Дубчека было делом опасным – так и его самого могли зачислить в «консерваторы». Поэтому по-прежнему главным для Дубчека было оттянуть время до чрезвычайного съезда КПЧ, чтобы там окончательно избавиться от «консервативных» оппонентов в ЦК и его президиуме.
Проблема была еще и в том, что все обещания Дубчек взял на себя либо на переговорах один на один с Брежневым, либо в рамках встреч «четверок». Большинство Президиума ЦК КПЧ, прежде всего оппоненты Дубчека (Биляк, Кольдер и Индра), ничего об этих обещаниях не знало. Что касается обещания отстранить Цисаржа, Кригеля и Пеликана, то Дубчек и спустя годы от этого открещивался.
Косыгин, со своей стороны, в Чиерне согласился предоставить Чехословакии крупный заем, хотя и не в валюте, а зерном. Было условлено, что уже 1 августа (в день окончания переговоров) министерства внешней торговли СССР и ЧССР начнут переговоры о заключении советско-чехословацкого торгового соглашения на 1969 год.
Брежнев предложил созвать новую встречу лидеров стран ОВД, но уже с участием Чехословакии, для того чтобы торжественно продемонстрировать всему миру восстановленное единство и похоронить июльские разногласия.
Дубчек сразу же стал юлить. Он не хотел фиксировать конкретные договоренности перед лицом всех участников Варшавского договора. Опять появилось требование пригласить на встречу румын и югославов. Потом Дубчек просил провести встречу после визитов Тито и Чаушеску в ЧССР.
Но эту, отнюдь не новую, тактику проволочек без труда разгадала советская делегация. Политбюро сообщало партийным организациям КПСС 8 августа: «Чехословацкие товарищи попытались оттянуть предложенное совещание, ссылаясь на предстоящие визиты президента СФРЮ И. Тито и румынской делегации во главе с Н. Чаушеску, выдвигали контрпредложение: пригласить на это Совещание представителей РКП (Румынской компартии – Прим. автора.) и СКЮ (Союз коммунистов Югославии, правящая партия СФРЮ), видимо, с расчетом, что эти партии, выступившие против Варшавского письма, поддержат ошибочную позицию руководства КПЧ. После довольно острого обмена мнениями делегация КПЧ отложила визиты тт. Тито и Чаушеску и согласилась на немедленное проведение совещания в Братиславе»[784].
Дубчек утверждал, что он лично с Брежневым (когда тот болел в своем вагоне) согласовал принципиальный момент – в будущем совместном заявлении не должно быть пассажей из «варшавского письма». Дубчек очень хотел, чтобы чехословацкие СМИ видели его победителем «при Чиерне». Ведь если переговоры со странами Варшавского договора завершились бы фактическим дезавуированием «варшавского письма», то это и можно было бы подать СМИ как победу «реформаторского руководства» КПЧ. Брежнев против этого не возражал – ему было важнее не внимание СМИ, а стремление избежать-таки военного решения проблемы.
Относительно места встречи стран Варшавского договора Дубчек опять выдвинул ультимативное требование: чтобы она прошла именно в Чехословакии. Он по-прежнему во что бы то ни стало хотел выглядеть в глазах СМИ победителем. Атак как раскрывать перед прессой суть договоренностей (особенно кадровых) он не хотел, то оставалось привлекать внимание к внешним, формальным факторам, типа места встречи стран ОВД.
На самом деле встреча оставила у обеих сторон глубоко негативное впечатление.
Присутствовавший на переговорах в Чиерне В. А. Александров считал, что постоянными «источниками нагнетания недоверия» в ходе откровенной дискуссии были два чехословацких руководителя: председатель Национального собрания Смрковский и глава Национального фронта Кригель. «…Первый – в силу своих амбиций, претензий на роль главного трибуна, второй – в силу умопомрачительного политического инфантилизма. Стоило Дубчеку или Чернику сказать какую-нибудь доброжелательную в отношении СССР фразу, как тот и другой спешили в своем кругу опровергнуть сказанное: дескать, не надо верить, на самом деле „Саша“ думал иначе. В иных случаях такая разноголосица ничего бы не значила, но речь шла об отношениях, которые назывались „братскими“, а здесь уже доверие или его отсутствие приобретали определяющее значение»[785].
Кригель же по возвращении из Чиерны-над-Тиссой сказал: «После Чиерны я не могу спать. Я обнаружил невероятно низкий уровень этих людей, не прочитавших в жизни ни единой книги Маркса или Ленина. Когда я думаю, что судьба мира зависит от них, я не могу спать»[786].
Но Брежнев, вопреки пожеланиям большинства членов политбюро, все же хотел дать Дубчеку последний шанс и согласился на встречу в Братиславе.
Характерно, что когда делегация КПЧ вернулась из Чиерны в Прагу, Дубчек, обычно никогда не уходивший от встреч с журналистами, был немногословен. Широко улыбаясь, он ответил на вопрос, чем конкретно закончились переговоры: «Как видите, мы (он шел вместе с Черником – Прим. автора.) вернулись в отличном настроении. И значит, на то есть причина»[787]. Черник был более разговорчив и сказал, что встреча удовлетворила обе стороны. Он выразил уверенность, что взаимная критика в прессе прекратится: «Мы ожидаем этого с их стороны, и мы тоже должны за это бороться. И с нашей стороны надо сделать все для того, чтобы мы двинулись навстречу друг другу».
Официально познакомил граждан с итогами переговоров в Чиерне президент Свобода, который был даже не в курсе того, о чем Дубчек договорился с Брежневым один на один. В выступлении по радио президент, в частности, сказал: «Мы говорили откровенно и искренне, как и они. Мы заявили, что решили твердо и последовательно проводить нашу политику… и не допустить отхода от нее. Мы встретились с полным пониманием ведущих представителей Советского Союза, которые заверили нас в своей поддержке при реализации нашей социалистической программы, выраженной в Программе действий нашей партии… Мы согласились, что основное внимание нужно уделять дальнейшему позитивному развитию отношений между социалистическими странами…
Дорогие сограждане! Результаты наших переговоров с руководителями Советского Союза и его коммунистической партии дают необходимое спокойствие, столь нужное для реализации нашей социалистической программы… передаю вам искренний товарищеский и дружеский привет от товарища Брежнева, Подгорного и Косыгина и других членов политбюро ЦК КПСС, которые участвовали в наших переговорах. Они снова подчеркнули свою искреннюю заинтересованность в развитии отношений между нашими двумя государствами».
Смрковский, как всегда, был «ближе к народу», и он выступил вечером 1 августа с речью, стоя на балконе одного из домов на главной площади Праги – Староместской. Среди собравшихся на площади было особенно много молодежи. Смрковский заверил, что «полностью удалось» исполнить мандат народа – отстоять политику реформ и при этом не поссориться с Советским Союзом. «Это наше дело, какой социализм будет у нас реализован». Для слушателей у Смрковского было «радостное известие», что взаимная полемика в печати между ЧССР и СССР прекращается: «…вместо взаимных обвинений мы совместно будем думать над развитием сотрудничества в экономике и других областях. Об этом, и ни в коем случае не о Чехословакии, будет идти речь в Братиславе»[788].
Заметим: одновременно Смрковский сказал, что скоро в Прагу приедут Тито и Чаушеску для того, чтобы поддержать Чехословакию.
Таким образом, из комментариев Свободы, Смрковского, Черника и Дубчека складывалось впечатление, что Политбюро ЦК КПСС полностью одобрило политику чехословацкого руководства и тем самым отказалось от собственного «варшавского письма». Конечно, это было полной неправдой и к тому же сильно обидело советскую сторону. Дубчек и его коллеги рисовались в чехословацких СМИ как триумфаторы, а советская сторона – как побежденные.