Чаушеску заверил Дубчека, что Румыния в рамках ОВД не предпримет против Чехословакии никаких действий. Но даже Дубчек пишет в мемуарах, что Чаушеску говорил все это отнюдь не из-за симпатий к чехословацким реформам: «Я проинформировал его о наших внутренних экономических и политических проблемах. Он лишь принял все это к сведению и сказал, что это наше дело. Я знал, что он отнюдь не великий реформатор, – для него отношение к нам было вопросом прагматической политики, как он это делал в случае с Китаем и Израилем»[824]. Дубчек совершенно верно описал здесь смысл всей тогдашней румынской внешней политики: делать все назло СССР, чтобы добиться признания и помощи Запада.
На пресс-конференции Чаушеску спросили, как он оценивает тот факт, что с чехословацкой стороны в переговорах с румынской делегацией участвовали социалистическая и народная партии (в самой Румынии была однопартийная система). Румынский гость лишь сказал, что это, видимо, отвечает сложившимся в Чехословакии условиям.
Также у Чаушеску спросили, что он думает о возможной отдельной встрече трех социалистических государств Европы, идущих независимым путем (имелись в виду Югославия, Румыния и Чехословакия). Но румынский лидер на провокацию не поддался: «В Европе девять социалистических стран, у которых одни принципы и мнения об отношениях между собой. Но между ними есть и различия в том, как эти принципы лучше осуществлять. Румыния против трех– или четырехсторонней встречи».
Интересовались и мнением Чаушеску, могут ли «малые социалистические страны» принимать кредиты от несоциалистических стран. Намек был вполне ясен: может ли ЧССР взять такой кредит? (Как будто бы кто-либо в Москве когда-нибудь это запрещал.) Чаушеску гордо ответил, что Румыния таких кредитов не брала, но в целом он не видит в этом ничего предосудительного.
Тогда ему предложили поставить подпись Румынии под Братиславской декларацией. Ответ был предельно ясным: «Мы оцениваем результаты Чиерны и Братиславы позитивно, но мы не привыкли подписывать документы, в разработке которых не участвовали»[825]. При этом сам же Чаушеску заметил, что не считает встречи в Дрездене и Варшаве формальными сессиями органов ОВД, поэтому, мол, и Румынию на них приглашать было необязательно.
Визит Чаушеску приободрил чехословацких «реформаторов». Министр иностранных дел Гаек гордо заявил, что ЧССР не является «вассалом» в рамках СЭВ (как будто у нее были для этого какие-то причины): «Так же как и Румыния, Чехословакия не чувствует себя связанной рамками СЭВ в своих экономических связях с другими странами»[826]. И вообще, по мнениию Гаека, надо было отходить от концентрации чехословацкой внешней политики на социалистические страны и уделять больше внимания другим государствам. Так он ответил на вопрос, не собирается ли ЧССР по образцу Румынии установить дипломатические отношения с ФРГ.
Чехословацкие газеты всячески пытались писать как можно больше хорошего о Румынии и Югославии. Написали даже о том, как один румынский крестьянин выиграл в лотерею машину «трабант» из ГДР.
В Москве с тревогой следили за тем, что происходит в Чехословакии. Договоренности Чиерны не выполнялись, друзей СССР травили, а от критики КПЧ и СССР в печати враги социализма перешли уже к открытым антикоммунистическим демонстрациям в Праге.
16 августа, все еще пытаясь как-то спасти положение, Политбюро ЦК КПСС и лично Брежнев подготовили письмо Дубчеку. В нем перечислялись все претензии, которые Брежнев высказал Дубчеку в телефонном разговоре 13 августа.
Смысл был не столько в самом письме, сколько в способе его доставки. Так как в Москве поняли, что Дубчек просто скрывает все свои переговоры с Брежневым от Президиума ЦК КПЧ, Червоненко дали поручение: «…при первой возможности ознакомить с содержанием письма тт. Биляка, Кольдера, Индру, Риго, Барбирека, Пиллера, Капка, Швестку. Сделайте так, чтобы во время Вашего визита к тов. Дубчеку Вы как бы случайно встретитесь в здании ЦК с тт. Кольдером и Индрой или с кем-нибудь другим из этой группы, и скажите им, что прибыли для вручения тов. Дубчеку письма от тов. Брежнева. Объясните товарищам, что это дает им основание попросить от тов. Дубчека огласить содержание письма тов. Брежнева на Президиуме ЦК КПЧ»[827].
В Москве считали, что уж тогда-то Дубчеку на заседании президиума придется высказаться прямо.
К этому моменту в СССР уже полным ходом заканчивались приготовления к военной акции в ЧССР.
Они начались уже после отказа Дубчека приехать в Варшаву в середине июля 1968 года и были лишь приостановлены после Братиславской декларации.
План действий имел политическую и военную составляющую, причем главным был именно первый момент.
Предполагалось, что «здоровые силы» поставят на одном из заседаний Президиума ЦК КПЧ вопрос о выводе правых (Цисаржа, Шпачека и Кригеля) из президиума и секретариата ЦК и об одновременной «чистке» правительства. Новый состав президиума и правительства обратится к странам ОВД с призывом о помощи для защиты социализма в Чехословакии. При этом в Москве отнюдь не исключали, что первый секретарь ЦК Дубчек и глава правительства Черник присоединятся к большинству президиума, если на заседании победят «здоровые силы». В этом случае они сохранили бы свои посты.
Дубчек колебался до последнего. Например, на заседании Президиума ЦК КПЧ 13 августа он заявил: «Если я приду к убеждению, что мы на грани контрреволюции, то сам позову советские войска». А министр обороны ЧССР генерал Дзур накануне ввода войск ОВД обсуждал с другими генералами вариант разгрома демонстрации перед зданием ЦК партии с использованием бронетранспортеров[828].
Мобилизацию «здоровых сил» и связь с ними обеспечивали Червоненко и сотрудники КГБ в Праге.
Еще в середине июля 1968 года по каналам КГБ из Праги пришло секретное письмо на имя Брежнева от кандидата в члены Президиума ЦК КПЧ Капека. В нем сообщалось: «В ЦК КПЧ группа из руководящего состава партии в лице Смрковского, Кригеля, Шпачека, Шимона, Цисаржа, Славика овладела всеми средствами массовой информации и ведет антисоветскую и антисоциалистическую работу». В конце письма Капек прямо призвал: «Я обращаюсь к Вам, товарищ Брежнев, с призывом и просьбой оказать братскую помощь нашей партии и всему нашему народу в деле отпора тем силам, которые создают серьезную опасность самим судьбам социализма в Чехословацкой Социалистической Республике»[829].
Письмо было зачитано на заседании политбюро, однако его сочли недостаточным для принятия важного военно-политического решения. 3 августа 1968 года во время Братиславской встречи в отеле «Сореа» советской делегации было передано еще одно письмо с просьбой о военной помощи. Его подписали Биляк, Кольдер, Швестка, Капек[830] и Индра.
Речь в письме шла о возникновении в ЧССР возможности «контрреволюционного переворота», и содержался призыв к вмешательству в чехословацкие события. «В такой тяжелой обстановке обращаемся к вам, советские коммунисты, руководящие представители КПСС и СССР, с просьбой оказать нам действенную поддержку и помощь всеми средствами, которые у вас имеются. Только с вашей помощью можно вырвать ЧССР из грозящей опасности контрреволюции. Мы сознаем, что для КПСС и СССР этот последний шаг для защиты социализма в ЧССР был бы нелегким.
В связи со сложностью и опасностью развития обстановки в нашей стране, просим вас о максимальной засекреченности этого нашего заявления, по этой причине пришлем его прямо лично для вас на русском языке».
Еще согласно решениям Политбюро ЦК КПСС от 19 и 22 июля началась спешная практическая проработка «крайних мер» политического характера. 20 июля была подготовлена первая, а 26 июля – вторая редакция Декларации от имени Президиума ЦК КПЧ и Революционного[831] правительства ЧССР о внутренней и внешней политике, а также «Обращения к гражданам ЧССР, к чехословацкой армии». Эти документы должны были быть обнародованы после того, как войска СССР и других стран Варшавского договора войдут в Чехословакию. 26-27 июля на заседании Политбюро ЦК КПСС были полностью отработаны все необходимые документы, включая и заявление «К советскому народу».
Мобилизация военных сил для акции в Чехословакии проходила с конца июля под видом различных военных учений.
В июле были проведены учения войск ПВО стран Варшавского договора «Небесный щит», в июле – августе учения тыловых частей и подразделений ряда западных военных округов Советского Союза под условным наименованием «Неман» («Облачное лето 68»). Это были самые крупные учения Советской армии после Великой Отечественной войны, и на них призвали тысячи резервистов. Смысл этих маневров был еще и в том, чтобы предостеречь НАТО от вмешательства в чехословацкие события.
В августе прошли совместные учения войск связи ГДР, Польши и СССР.
Военную подготовку операции сначала осуществлял главнокомандующий Объединенными вооруженными силами стран Варшавского договора маршал Якубовский, однако за несколько дней до начала операции ее руководителем был назначен главнокомандующий сухопутными войсками, заместитель министра обороны СССР генерал армии И. Г. Павловский.
Предполагалось, что в Чехословакию войдут войска СССР, Венгрии, Болгарии, ГДР и Польши. Но от участия Национальной народной армии (ННА) ГДР решили отказаться по политическим мотивам – чтобы не давать повода для сравнений с немецкой оккупацией Чехословакии в 1939 году. Ульбрихт был этим недоволен. На всякий случай две дивизии ННА (7-я танковая и 11-я моторизованная) находились в состоянии повышенной боевой готовности и были готовы при необходимости оказать содействие союзным войскам. Эти диви