Однако братья Даллесы получили то, что хотели. Джон Фостер стал государственным секретарем, а Аллен – директором ЦРУ.
Джон Фостер Даллес сразу же сообщил шефу Штаба политического планирования Нитце, что намерен 90 % своего времени уделять не дипломатической работе, а деятельности по линии СНБ, то есть подрывным операциями против СССР и его союзников[198].
Аллен Даллес считал себя первым профессионалом на посту директора ЦРУ. В отличие от своих предшественников, он сам планировал подрывные операции против социалистических стран и призывал своих подчиненных не жалеть на них денег. Даллес был разведчиком старой школы, считая, что надо уповать не на современную технику вроде самолетов-шпионов У-2, а на старую добрую агентурную работу с людьми. Ведь техника может лишь дать информацию, а завербованные агенты могут подорвать противника изнутри.
Поэтому Аллен Даллес не только подписывал не глядя все предложения о совершенствовании технических средств разведки, но и лично и плотно курировал все операции по подрыву вероятного противника.
Причем агентов Даллес вербовал не только за «железным занавесом», но и в «свободном мире». Например, он выплачивал из секретных фондов директора ЦРУ большие суммы французским парламентариям, когда те дебатировали вопрос о восстановлении германской армии на территории ФРГ.
Сталин умер совершенно неожиданно для директора ЦРУ, и братья Даллесы пытались отговорить Эйзенхауэра даже от того, чтобы выразить какое-либо протокольное соболезнование СССР. Однако Эйзенхауэр – бывший главнокомандующий англо-американскими войсками в Европе и кавалер советского ордена «Победа» – высоко ценил Сталина как одного из лидеров легендарной «большой тройки» Антигитлеровской коалиции. В результате он все же уговорил Джона Фостера Даллеса составить заявление, которое госсекретарь тем не менее выдержал в абстрактно-религиозном духе – мол, и русские, и американцы созданы одним богом, и он не покинет русских в их горе.
Коллега Аллена Даллеса по работе в УСС генерал Чарльз Дуглас Джексон[199], считавшийся крупнейшим специалистом по психологической войне, предложил Эйзенхауэру сразу же после смерти Сталина призвать народы Восточной Европы к восстанию. Эйзенхауэр после своего избрания назначил Джексона специальным советником президента по психологической войне против социалистических стран.
Однако против предложения Джексона выступили братья Даллесы. Ими руководил, конечно, не гуманизм или желание улучшить отношения с СССР. Просто и Джон Фостер, и Аллен предполагали, что население Восточной Европы слишком поражено новостью о смерти Сталина, чтобы реагировать на призывы из Вашингтона. Даллесы предлагали использовать трудности переходного периода в СССР, чтобы оказать давление на новое советское руководство, которое они считали довольно слабым.
Но Эйзенхауэр решил позитивно прореагировать на перемены в Москве. 16 апреля 1953 года он произнес речь под названием «Шанс для мира», в которой предложил СССР приступить к взаимному ограничению вооружений. В Советском Союзе к этому сигналу отнеслись положительно, и речь Эйзенхауэра была полностью напечатана в «Правде».
Пока Эйзенхауэр пытался наладить нормальные отношения с преемниками Сталина в Москве, братья Даллесы и Джексон в Вашингтоне разрабатывали новую стратегию подрывных действий против Восточной Европы. 8 мая 1953 года в разговоре между Эйзенхауэром, Джексоном и Джоном Фостером Даллесом родился план «Солярий». Он был назван так потому, что беседа происходила в комнате со стеклянным потолком – в «солярии». Решили создать три группы экспертов, которые должны были предложить три различных подхода со всего лишь одним общим знаменателем: третья мировая война за освобождение Восточной Европы не допускалась.
«Группа А» во главе с отцом доктрины холодной войны Джорджем Кеннаном была самой умеренной и рекомендовала в своем отчете продолжение политики сдерживания. По Кеннану, следовало бить по больным местам коммунистического блока средствами психологической войны. По иронии судьбы, «ястреб» Кеннан к тому времени оказался под огнем сенатора Маккарти, называвшего его «фанатом коммунистов».
«Группа В» была более наступательной и предлагала вместо «сдерживания» «политику отражения коммунизма». Эти эксперты считали, что США вполне могут грозить СССР глобальной ядерной войной. Для этого следовало теснее сплотить «свободный мир» под американским руководством. Что касается «порабощенных народов», то «группа В» рекомендовала не вызывать у них лишних надежд, но в случае возникновения в Восточной Европе кризисной ситуации США должны были не колеблясь вмешаться и поддержать возможное восстание.
«Группа С» исходила из того, что время – это союзник СССР, который успешно укрепляет свои позиции по всему миру. Поэтому надо было активно перенести «холодную войну» на территорию советского блока, даже если бы это грозило «войной горячей»[200].
На основании всех трех экспертных заключений был выработан единый план ведения холодной войны против СССР и его союзников. На первом этапе (1953-1958 гг.) США следовало препятствовать укреплению советского влияния в Восточной Европе, в числе прочего и путем организации там сильных подпольных организаций. Как только эта подготовка будет закончена, можно приступать к конкретным «акциям». Эти «акции» должны были возрастать на втором этапе реализации плана (1958-1965 гг.) и привести к освобождению «порабощенных народов».
Пока план «Солярий» дорабатывался до директивы СНБ (она появилась лишь в октябре 1953 года – NSC 162/2), в Восточной Европе и без прямого подстрекательства американцев возник серьезный кризис, причем первой страной в этом смысле стала Чехословакия. Здесь кризис был спровоцирован действиями правительства.
Новое руководство ЧСР решило, наконец, отменить ненавистное многим наследие войны и нацистской оккупации – карточную систему. Но при этом было ясно, что придется придать реформе конфискационный характер, чтобы как-то стерилизовать разбухшую после 1948 года денежную массу и покупательную способность населения. В противном случае отмена карточек быстро привела бы к дефициту на полках магазинов. В 1951-1952 годах этот дефицит (особенно промышленных товаров) уже ощущался довольно сильно. Особенно недовольны были стоянием в очередях рабочие – социальная опора компартии.
Поэтому в 1953 году было решено ввести в стране новые, более «дорогие» деньги.
Денежная реформа готовилась втайне. Еще за 36 часов до ее введения президент Запотоцкий убеждал население, что чехословацкая крона крепка как никогда. Это лукавство стало серьезной тактической ошибкой, хотя, конечно, если бы о реформе было объявлено заранее, то население немедленно попыталось бы избавиться от денег, что привело бы к чудовищному всплеску инфляции.
Тем не менее слухи об обмене денег все же проникли в народ, и в магазинах начался настоящий ажиотаж: люди сметали с полок буквально все товары. Перед прилавками образовывались длинные очереди. Правительство запретило продажу некоторых видов дорогих продуктов, например салями и деликатесных консервов. Но из-за паники покупателей дефицитом стало даже обычное мыло.
В стране и так существовал большой черный рынок, где население могло приобретать у спекулянтов товары в любом количестве, но по высоким ценам. Разница между карточными и спекулятивными ценами была подчас огромной, что опять-таки вызывало недовольство населения, – получалось, что от социализма больше всего выигрывали спекулянты-теневики. Так, килограмм хлеба по карточкам стоил 8 крон, а на черном рынке – 16 (в 1937 году – 2,25 кроны), сливочное масло – 80 и 450 (в 1937 году – 16,5), говядина – 48 и 200 (17), сахар-рафинад – 15,7 и 140 (6:35). А любимый чехами кофе, например, вообще можно было купить только у спекулянтов и по дикой цене в 1500 крон за килограмм (до войны кофе стоил 36 крон).
Денежная реформа должна была вступить в силу 1 июня 1953 года, и население узнало об ее условиях 30 мая. Всем гражданам обменивали не более 300 старых крон на новые по курсу 5 «старых» за одну новую. Все же остальные деньги (а сумма в 300 крон была, конечно, мизерной) надо было менять по грабительскому курсу 50:1. Но предполагалось, что этой небольшой суммы новых денег должно хватить до зарплаты, которой уже вполне хватит на жизнь. Сами зарплаты также пересчитывались по курсу 1:5.
Новые деньги имели фиксированный курс по отношению к рублю: за 1 рубль 1,8 чехословацкой кроны.
Интересно, что власти ЧСР взяли за образец денежную реформу в Западной Германии 1948 года, которая тоже носила явно выраженный конфискационный характер, но создала стабильную твердую валюту и в одночасье ликвидировала черный рынок. Не учли в Праге, правда, одного: на ту реформу западногерманские профсоюзы ответили генеральной забастовкой.
Денежные вклады в банках до 5000 крон также пересчитывались по курсу 5:1 (5 тысяч крон – это была примерно месячная зарплата высококвалифицированного рабочего), от 5000 до 10000 – по курсу 1:6,25, от 10000 до 20000 – 10:1, от 20000 до 50000 – 25:1, а выше – 30:1.
Спустя четыре дня после объявления реформы было обменяно 49,1 миллиарда старых крон на 1,4 миллиарда новых.
Новые цены в магазинах, пусть уже и без карточек, явно кусались. Килограмм хлеба стоил 2,8 новой кроны (то есть 14 «старых» даже по курсу 1:5), масла – 44, говядины – 25, кофе – 300, сахара – 14. В целом цены на продукты по сравнению с «карточными» выросли на 27 %.
Из обращения было выведено примерно 14 миллиардов старых крон – именно на эту сумму сократилась покупательная способность населения.
Реформа привела к событиям, которых в Праге, да и в Вашингтоне и Москве никто не ожидал.
Рабочие крупнейшего оборонного завода в Пльзени «Шкодовки» были возмущены тем, что дирекция, заранее зная о реформе, заблаговременно выплатила им зарплату «старыми» деньгами. 30 мая 1953 года в 17:00 о предстоящей денежной реформе было объявлено по радио, а на следующий день ее условия напечатали в газетах.