В партии – и это тоже был знак нового времени – объявили общепартийную дискуссию, результаты которой решили подытожить на общегосударственной конференции КПЧ, намеченной на июнь 1956 года. Но начатая в апреле 1956-го дискуссия угрожала выйти из-под контроля. В ЦК поступило 303 резолюции партийных организаций с требованием созыва чрезвычайного съезда партии. Эти резолюции отражали мнение примерно 14 % членов КПЧ.
ЦК вместо съезда созвал заранее запланированную общегосударственную конференцию компартии, которая состоялась 11-15 июня 1956 года. На повестке дня стояли два вопроса: о текущем моменте и о втором пятилетнем плане развития народного хозяйства. Констатируя несомненные успехи в развитии экономики ЧСР, конференция в духе либеральных веяний решила бороться против излишней централизации управления в экономике. Были приняты также бесспорно популярные решения о сокращении управленческого аппарата и укреплении социалистической законности. Но в целом конференция подтвердила правильность генеральной линии КПЧ.
Между тем политические перемены начались и за океаном. К 1954 году сенатор Маккарти распоясался настолько, что обнаружил массу коммунистов в ЦРУ, госдепартаменте и даже в вооруженных силах США. Это никак не вписывалось в планы братьев Даллесов и генерала-президента Эйзенхауэра, который не терпел нападки на армию с чьей бы то ни было стороны. Маккарти настолько уверовал в свою мощь, что стал не только сильнее пить, но и еще появляться в гостях в лучших домах политического истеблишмента с девушками легкого поведения. Иногда красавицы ублажали его прямо в хозяйских спальнях. Если Маккарти приходил один, было еще хуже, так как он приставал ко всем женщинам, включая замужнюю хозяйку званого ужина или приема.
Когда помощники Маккарти начали тур по всем посольствам США для поиска в их библиотеках «подрывной коммунистической литературы» (причем найденные «подозрительные книги» сжигались, что вызывало нежелательные ассоциации с аналогичной практикой нацистов), терпение Даллесов и Эйзенхауэра лопнуло, тем более что «мавр» уже сделал свое дело, доведя антикоммунистический психоз в США до апогея. В 1954 году сенат подверг Маккарти порицанию, и тот быстро сошел с политической сцены, окончательно угробив себя алкоголем.
В 1955 году в СНБ США под воздействием политической оттепели в СССР начались робкие попытки переоценить роль Москвы. Профессор Массачусетского технологического института Макс Милликен представил на заседании СНБ свой доклад, который стал основой директивы СНБ NSC 5505. В нем совершенно справедливо указывалось, что СССР не хочет ядерной войны и искренне готов к политике разрядки в отношениях с США[240].
В отношении Восточной Европы выдвигалась мысль мирными средствами и в долгосрочной перспективе поддерживать там политические изменения.
Однако братья Даллесы отнеслись к этим новым веяниям скептически, и директива СНБ в целом осталась на бумаге. И госсекретарь, и директор ЦРУ прямо заявили, что «не желают, чтобы ориентация, данная директивой 5505… уничтожила какую-либо возможность использовать выгодный случай… для удара по советским позициям в Восточной Европе»[241].
И этот случай не замедлил представиться, тем более что он представлял собой отзвуки успешной операции «Раскол».
Как и в 1949 году, на Чехословакию неожиданно повлияли события в Венгрии и Польши. В Венгрии с советской помощью в июле 1956-го был снят с работы Ракоши. 6 октября 1956 года 200 тысяч венгров торжественно хоронили в Будапеште останки полностью реабилитированного Ласло Райка. В Польше новым лидером коммунистической партии был избран Владислав Гомулка, которого едва не постигла участь Сланского. При помощи ЦРУ студенческая демонстрация солидарности с Польшей 23 октября 1956 года в Будапеште переросла в вооруженное восстание – здесь впервые проявили себя подготовленные и заброшенные американской разведкой из ФРГ диверсионные группы, обученные по программе Red Sox/Red Cap.
К власти на плечах вооруженных демонстрантов и с санкции СССР пришел Имре Надь (в 30-е годы – агент НКВД; Сталин, как уже упоминалось, лично приказал не трогать его в 1949 году), который, однако, оказался слишком слабой фигурой. Вместо благодарности Москве Надь провозгласил выход Венгрии из Варшавского договора, хотя как премьер-министр не имел права этого делать – данный вопрос относился к прерогативе парламента, который к тому моменту был фактически разогнан.
Еще до событий в Венгрии «ветер перемен» из Москвы начал будоражить и чехословацкое общество.
22-29 апреля 1956 года в Праге собрался 2-й съезд чехословацких писателей. Некоторые его участники публично потребовали свободы мнений и освобождения арестованных писателей. Писатель Грубин назвал климат в чехословацкой литературе «ледовой догмой»[242]. На съезде, причем в присутствии президента Запотоцкого (он тоже был литератором и членом Союза писателей), критиковали министра культуры Штолла.
Писатели в ЧСР были в чем-то схожи со своими русскими и советскими коллегами – их считали властителями дум и совестью нации. Ведь за 300 лет австрийского господства и онемечивания (1618–1918 годы) именно писатели смогли внести главный вклад в сохранение чешского языка и культуры. Да и само основание Чехословакии как независимого государства в 1918 году начиналось с Манифеста чехословацких писателей.
Не случайно, что на первом съезде синдиката чехословацких писателей в июне 1946 года выступал президент Бенеш. После февраля 1948 года синдикат преобразовали в Союз писателей по образцу СССР. В 1949-1956 годах им руководил Ян Дрда (член КПЧ с 1945 года). Некоторых неугодных властям литераторов преследовали, других подвергали жесткой цензуре.
На 2-м съезде писателей один из его участников, Зейферт выразил сомнение, что в последние годы литераторы ЧСР соответствовали высокому званию «совести нации». Именно Зейферт потребовал освобождения находящихся в заключении коллег. Запотоцкий и Штолл попытались в своих выступлениях переломить негативную для КПЧ тенденцию съезда, но безуспешно.
К тому же «ниспровергатели» ссылались на съезде писателей на пример СССР, где началась «политическая оттепель». С этим неожиданно для многих согласился и выступивший на съезде председатель Национального собрания ЧСР Фирлингер: «XX съезд КПСС открыл и для наших писателей и поэтов могучий поток чистого и освежающего воздуха, который наверняка придаст вам дополнительные силы в вашей деятельности»[243].
После съезда писателей нападки на партию и марксизм стали появляться (сначала в завуалированной форме) в писательской газете «Литерарни новины».
В «Литерарних новинах» («Литературная газета») была опубликована, например, нашумевшая статья философа, критика и поэта Ивана Свитака «Некоторые причины отставания теории», в которой автор фактически подверг резкой критике всю идеологию КПЧ, якобы не имевшую ничего общего с реальным марксизмом[244]. Свитак считал, что главное в марксизме – это чистая наука, с которой нельзя путать идеологию. По его мнению, наука – это только голые факты, а их интерпретация – вещь чисто субъективная, а поэтому не могущая претендовать на истинность.
То есть предпринималась давно уже излюбленная на Западе попытка представить Маркса и его учение просто как одну из школ социально-экономической мысли, лишенную политического содержания.
Руководство КПЧ, как и американская разведка не придали «мятежу писателей» особого значения, а западная печать вообще не удостоила их ни единым словом. Зейферта подвергла разгромной критике за «демагогию» «Руде Право», а Грубину было решено «политически помочь». Никакого осязаемого резонанса среди населения работа съезда не вызвала. Исключение составили студенты.
С апреля 1956 года на физико-математическом факультете Карлова университета в Праге проходили нелегальные собрания студентов и преподавателей, на которых обсуждалось политическое положение в Чехословакии и Польше. 26 апреля было созвано большое собрание, на которое пригласили министра образования Франтишека Кагуду (он не приехал). На собрании был зачитан проект резолюции с требованием свободы печати и прекращения глушения зарубежных радиостанций. Другой пункт резолюции требовал покончить с копированием опыта СССР во всех областях, а гимн и флаг Советского Союза использовать публично только тогда, когда то или иное событие напрямую касается СССР. Студенты требовали также пересмотра результатов процесса над Сланским.
Дискуссия по проекту резолюции была бурной, но собрание все же утвердило ее голосованием. После этого студенты в течение нескольких дней разослали резолюцию в издательства СМИ и в различные министерства. Во время первомайской демонстрации в Праге группа студентов, проходя мимо трибуны, на которой находились Запотоцкий и Новотный, остановилась и стала скандировать: «Мы не хотим протестовать, мы хотим дискутировать!»
Однако партийное руководство решило проигнорировать резолюцию студенческого собрания. Газеты ее не напечатали. И тогда студенты сами разослали ее в другие вузы страны (в Брно, Остраву, Пльзень, Кошице и Банску Бистрицу). 4 мая 1956 года министр образования принял делегацию студентов и обещал, что текст резолюции будет опубликован. Однако своего обещания министр не сдержал, чем вызвал дальнейшую радикализацию в студенческой среде.
У чешских студентов была одна давнишняя традиция – сатирическо-шуточный парад «маялес». Этим парадом встречали лето и провожали учебный год. После февраля 1948 года «маялес» были запрещены, что студентам, естественно, не нравилось. Чехословацкий союз молодежи (единая молодежная организация ЧСР под руководством компартии) решил использовать советскую оттепель и предложил возобновить парад в 1956 году.