ЦК КПЧ дал согласие, и первые «маялес» прошли 12 мая в Братиславе без каких-либо эксцессов. Но на следующий день в Братиславу попала упоминавшаяся выше резолюция пражских студентов, и словацкие студенты стали требовать ее опубликования в местных газетах. В ответ власти направили к студенческим общежитиям наряды полиции. 14 мая события вокруг братиславских «маялес» обсуждало руководство КПЧ. Новотный, услышав сообщение министра внутренних дел, пригрозил закрыть все вузы страны[245]. ЦК КПЧ поручил Новотному и министру внутренних дел Бараку внимательно следить за развитием настроений среди студентов.
Пражские «маялес», намеченные на субботу 19 мая, в последний момент перенесли на воскресенье. Новотный опасался, что в субботу к студентам могут присоединиться рабочие.
В отличие от братиславского парада, пражский, в котором участвовали примерно 5 тысяч человек, с самого начала принял не только антикоммунистический, но и антисоветский характер.
Во главе процессии шли «король», символизировавший марксизм, и «королева», представлявшая русский язык («русский язык» на чешском женского рода). За ними раздельно шествовали две группы. Одна из них была одета в хорошую одежду и символизировала теорию марксизма, другая шла в лохмотьях и показывала тем самым, как теория отражается в реальной жизни. Группа студентов с кляпами во рту и завязанными глазами символизировала редакцию официальной молодежной газеты «Млада фронта»[246]. Студенты несли также книжную полку с макетами книг и надписью «Запрещено», протестуя против того, что после февраля 1948 года из университетских библиотек было изъято много антикоммунистической и просто «политически ненадежной» литературы. Группа студентов в костюмах первобытных охотников на мамонтов окружала чучело то ли дракона, то ли динозавра, на котором было написано: «Меня ничто не проймет, потому что у меня кожа министра образования». Рядом медленно и понуро брел студент в обличье старого монаха и с транспарантом «Вперед к реформе образования!».
Самыми политически опасными для компартии были плакаты демонстрантов, относившиеся к процессу Сланского. На одном из них было написано: «Казнить мелких преступников, а крупных оставить на свободе?» «Маялес» закончились пародийными выступлениями студентов в Парке культуры и отдыха имени Фучика.
На Западе сразу появились распространяемые «Свободной Европой» данные об арестах более 300 студентов в Праге. На самом деле поначалу вообще никого не арестовали. Затем под суд отдали всего несколько человек, да и то их формально обвиняли в организации беспорядков под влиянием передач «Свободной Европы». Приговоры были по чехословацким меркам удивительно мягкими: от шести месяцев до трех лет заключения[247].
Хотя лозунги пражских студентов никак не могли обрадовать Новотного, студенческие демонстрации не сильно воодушевили и американцев: ведь ни рабочий класс, ни горожане в целом к студентам не присоединились.
Братьев Даллес, напротив, сильно порадовали события в соседней Польше, где 28 июня 1956 года в Познани рабочие организовали массовую демонстрацию против повышения норм выработки. Именно с такого же требования начались 16 июня 1953 года массовые волнения в ГДР, едва не приведшие к свержению социалистического режима. Так как в Познани в то время проходила большая международная ярмарка, то о демонстрации немедленно стало известно на Западе.
Поначалу рабочие заводов имени Сталина выдвигали только экономические требования, но, как и в Пльзени в 1953 году, они быстро сменились на политические: «Долой русских!», «Долой коммунистов!», «За свободные выборы!». Манифестанты захватили здание управления госбезопасности, избивали членов компартии. Против демонстрантов бросили войска (части из четырех дивизий и более 300 танков и бронемашин) и полицию, и на улицах Познани пролилась кровь. В течение суток беспорядки, превратившиеся в мятеж, были подавлены. Погибли 78 человек, сотни были ранены. Советские части в Польше стали выдвигаться к Варшаве: в Кремле опасались, что мятеж может начаться и в столице Польши.
«Руде Право» 30 июня откликнулась на события в Польше, опубликовав материал под заголовком «Провокации врагов польского народа в Познани». 29 июня все областные управления МВД ЧСР получили инструкции министра внутренних дел Барака насчет действий полиции при возникновении беспорядков. Предлагалось срочно организовать оперативные штабы, повысить бдительность и усилить сбор информации о настроениях населения. Все, что касалось откликов людей на события в Познани, было приказано пересылать в МВД в Прагу. Необходимо было задержать и допросить всех подозрительных[248]. Была усилена охрана чехословацких границ.
С помощью агентуры и перлюстрации писем органы МВД выяснили, что за событиями в Польше с особенным волнением следили рабочие. Многие надеялись, что протесты в Познани заставят правительство ЧСР более внимательно относиться к нуждам рабочего класса. В одном из вскрытых писем говорилось, что скоро коммунистов будут вешать не только в Польше, но и в других восточноевропейских странах. Бытовали мнения и такого рода: польские протесты были все равно жестко подавлены, поэтому переносить этот опыт в ЧСР нет смысла.
Госбезопасность вовремя сумела узнать о готовящейся забастовке солидарности с поляками на оборонном заводе «Збройовка» в Брно. Организаторы были арестованы, и забастовка не состоялась.
Но в целом среди чехословацкого рабочего класса превалировал следующий настрой: поляки протестуют, потому что живут хуже, чем чехи. В Чехословакии же положение рабочих хорошее, и рисковать достигнутым жизненным уровнем нет никакого смысла.
Поэтому в Чехословакии все было спокойно, несмотря на усилия «Свободной Европы». Передачи и листовки этой радиостанции распространяли ложные слухи о сотнях или даже тысячах погибших в Польше и Венгрии. Парадоксально, что откровенно лживые листовки «Свободной Европы» убеждали многих в ЧСР в том, что события в Познани действительно являются организованной Западом провокацией, как об этом и писало «Руде Право».
13 июля 1956 года было решено прекратить сбор сведений, касавшихся реакции населения на события в Польше.
Госсекретарь Джон Фостер Даллес в телефонном разговоре со своим братом Алленом 28 июня 1956 года не скрывал своего воодушевления познаньскими событиями: «Если уж Советы начинают рушиться, то они рухнут быстро. Мы должны продолжать оказывать на них давление»[249]. Но на официальной пресс-конференции госсекретарь сдержанно заявил, что США не намерены вмешиваться в польские дела.
Тем не менее братья Даллесы использовали события в Познани для того, чтобы на одном из заседаний СНБ в июле 1956 года подвергнуть критике любые возможные изменения в американской стратегии в отношении «порабощенных народов». Они требовали сохранить директиву СНБ NSC 174, в которой формулировалась задача «освобождения» Восточной Европы. Дебаты в СНБ были бурными. Поначалу эксперты совета выработали весьма умеренный вариант новой стратегии, в котором отвергалась сама мысль «освобождения»: «Соединенные Штаты не готовы к применению силы для уничтожения советского доминирования над странами-сателлитами; эта цель также не представляется нужной и достижимой внутренними революционными методами. Поэтому главный упор необходимо сделать на наши усилия по поддержке эволюционных перемен (в Восточной Европе). Эти перемены приведут к ослаблению советского контроля и к национальной независимости данных стран, даже если она не будет связана с немедленными изменениями в их политических структурах». Иными словами, США настраивались на постепенное превращение европейских социалистических стран в новые Югославии с «национальным коммунизмом»[250].
В прежнем варианте директивы СНБ цели США формулировались следующим образом: «…Соединенные Штаты должны побуждать народы стран-сателлитов к пассивному сопротивлению против их режимов, находящихся во власти Советов, до тех пор, пока это содействует ограничению вклада сателлитов в советскую мощь, или до тех пор, пока это повышает давление в направлении позитивных перемен. США должны избегать насилия или любой деятельности, результаты которой или ответные действия могли бы привести к ущербу с точки зрения американских целей».
Госсекретарь после событий в Познани предложил компромиссный, на его взгляд, вариант: «Соединенные Штаты не должны открещиваться публичными заявлениями от спонтанных проявлений недовольства или оппозиции коммунистическим режимам, несмотря на возможные риски для отдельных лиц (в Восточной Европе – Прим. автора.), если результатом будет давление против советского господства. Операции, которые могут привести к возникновению насилия, должны предприниматься только с санкции государственного секретаря или директора ЦРУ с учетом их реализуемости, сведению к минимуму возможности подачи судебных исков и максимизации выигрыша для интересов Соединенных Штатов»[251].
Таким образом, Даллесы отрицали прямую войну (что понятно – ведь у СССР уже было ядерное оружие), однако стремились разведывательно-диверсионными методами дестабилизировать восточноевропейские страны. Причем за собой они зарезервировали прерогативу разработки конкретных подрывных операций. Джон Фостер Даллес прекрасно понимал, что предлагаемый им от имени своего брата вариант может привести к человеческим жертвам в результате организованных ЦРУ провокаций. На это госсекретарь лишь заметил, что еще никогда никто не завоевывал свободу без человеческих жертв.
Вариант Даллеса был одобрен СНБ и стал директивой NSC 5608/1 18 июля 1956 года.
Как только 23 октября 1956-го начались организованные при поддержке ЦРУ кровавые уличные беспорядки в Будапеште, Эйзенхауэр испугался последствий. На заседании СНБ 26 октября было решено дать понять СССР, что США не станут вмешиваться во внутренние венгерские дела. Джон Фостер Даллес был против этой пассивной линии, но вместе с братом остался в меньшинстве.