В 1966 году 37 % всех полнометражных фильмов в чехословацких кинотеатрах были западными (76 фильмов), 20,8 % – чехословацкими (42) и 17,4 % – советскими (35). А уже в январе 1968 года из всех кинофильмов, которые шли в пражских кинотеатрах, 45,2 % были западными, 34,8 % – чехословацкими и только 13,1 % представляли все социалистические страны (без Югославии – на нее приходилось 3,7 % проката)[396]. А кино было в ЧССР по-прежнему очень популярно – в 1969 году кинотеатры посетили 119 миллионов зрителей (население страны составляло примерно 15 миллионов человек).
В 1966 году в ЧССР издали в переводе 127 англоязычных книг, 88 перевели с французского, 23 – с итальянского, 76 – с немецкого и 126 – с языков народов СССР. Причем в последующие годы доля советских книг сокращалась, а англоязычных – росла[397].
В 1968 году в краткосрочных командировках в капиталистических странах находилось примерно полторы тысячи сотрудников Академии наук Чехословакии (больше всего – в ФРГ). Западные немцы выплачивали каждому чехословацкому ученому стипендию в полторы тысячи марок в месяц, а за чтение лекций – более двух тысяч марок.
Новотный, который, вопреки прогнозам ЦРУ, был без особых проблем в 1964 году вновь избран президентом, высказался за парламентские выборы на альтернативной основе, чего не было нигде в социалистических странах, даже в столь любимой американцами тогда Югославии.
Ларчик открылся просто – Новотный, как и лидер ГДР Ульбрихт, был верным союзником СССР. Этим он, с точки зрения американцев, очень с невыгодной стороны отличался, скажем, от румынского диктатора Николае Чаушеску. Тот загнал румынскую экономику в тупик, никаких реформ не проводил, уничтожал своих оппонентов, но зато не скупился на подчеркнуто антисоветские жесты, например, требовал у СССР уступить Румынии Молдавию. Соответственно, США тоже не скупились на дружественные жесты в отношении того, кого сами румыны сравнивали с Дракулой.
Поэтому основной целью американцев было как можно быстрее убрать Новотного с помощью «либералов» в самой компартии и творческой интеллигенции, для которой Новотный сделал так много, как ни один лидер Чехословакии до него.
В таких условиях любое демонстративное улучшение отношений с Чехословакией могло бы восприниматься как поддержка курса Новотного, а этого в Вашингтоне решительно хотели избежать.
Среди чехословацкой эмиграции новую линию конвергенции и поддержки «либерального крыла» в КПЧ проводил уже упоминавшийся выше журнал «Свьедетстви» Павла Тигрида. Там хвалили, например, Шика и Млынаржа и постоянно ругали Новотного как тормоз демократических преобразований. В своей книге «Маркс на Градчанах» Тигрид писал: «В течение последних лет в мире и у нас, видимо, выявилось, что единственная реальная политическая надежда чехословацкого народа на более терпимую, достойную, свободную жизнь состоит в либерализации внутри КПЧ, в изменениях в ее руководстве и ее ключевых организациях. Непосредственное будущее чехословацкого народа тесно связано с тем, удастся ли ревизионистским силам проникнуть глубже и шире в органы партии, массовые организации, профсоюзные и молодежные союзы и, в конце концов, самый оплот власти в государстве, в руководство КПЧ… Каждый пост в руках ревизионистов – это еще одно оружие в борьбе… еще один опорный пункт…»[398]
Еще в 1963 году журнал Тигрида (который довольно широко читали среди чехословацкой интеллигенции – ведь он был левым и, вроде бы, критически настроенным и по отношению к капиталистическому Западу) выдвинул главный лозунг – «покончить с новотновщиной». Под этим подразумевалось то, чего требовал и Дубчек, – прекращение политического руководства со стороны КПЧ над всей жизнью в стране – от экономики до культуры. Тигрид назвал это «покончить с самозваной деспотией».
В то время как ЦРУ и находившаяся под его контролем чехословацкая эмиграция внимательно следили за начавшимися в Чехословакии радикальными реформами, американская печать в 60-е годы либо вообще игнорировала Чехословакию, либо с пренебрежением, а порой и в оскорбительной манере писала о чешском национальном характере. Мол, если поляки и венгры полны национального самосознания и готовы на открытую борьбу против «поработившего» их Советского Союза, то чехи привыкли к иностранному господству и способны разве что на тихое ерничанье в духе бравого солдата Швейка.
Например, в 1965 году в главном американском внешнеполитическом журнале «Форин Афферс» была всего одна статья про Чехословакию под названием «Чешские сталинисты упорно сопротивляются»[399].
Более или менее регулярно писала о событиях в ЧССР лишь «Нью-Йорк Таймс». Но и здесь главной темой была только десталинизация. Ничего о повседневной жизни в Чехословакии своим читателям газета не сообщала.
Американские газеты лишь писали о природной пассивности чехов, якобы продиктованной историей этого народа. Например, в одном из комментариев говорилось: «Покорность прочно укоренилась в природе чехословаков за последние триста лет»[400]. В другом утверждалось: «Они научились, так же как и их предки, жить под иностранным господством и извлекать из этого выгоды…». «Если бы у израильских государственных деятелей был менталитет чехословацких демократов, еврейское государство никогда бы не возникло». Журнал «Тайм» писал в декабре 1957 года: «У чехов, которые на протяжении почти всей своей истории были подчинены иностранному господству, нет традиции сопротивления; их государство было дано им в Версале, когда союзники создали Чехословакию на обломках Австро-Венгерской империи»[401].
Такие же настроения царили и в американском конгрессе, который по-прежнему занимал в отношении социалистических стран гораздо более жесткую позицию, чем госдепартамент. И уход Маккарти в этом смысле ничего не изменил. Один из депутатов конгресса так отозвался о Чехословакии: «Чехословаки (американские депутаты, видимо, считали чехов и словаков единым народом – Прим. автора.) – это потерянный народ. Они не борются. Лишь сидят и ждут… Мне кажется, что чехи очень пассивны. Они никогда не боролись за свою свободу, им ее всегда даровали, а если что-то дается без жертв, то это легко и потерять»[402].
Излишне говорить, что американским читателям ничего не сообщали о славных страницах чехословацкой истории – например о гуситском движении, когда чешские войска доходили до Берлина и успешно отражали крестовые походы объединенной Европы. Естественно, ничего не знали средние американцы и о Словацком национальном восстании или о варварском нацистском терроре в Чехии и Моравии. Ведь все эти факты не вписывались в американскую концепцию «унылого» и «малодушного» народа, каковыми считались чехи и словаки всего лишь потому, что не хотели без причины ссориться с СССР, освободившем страну от нацизма.
Более честные американские корреспонденты иногда отмечали, что в разговорах обычные чехи припоминают Западу Мюнхенский сговор 1938 года, когда Париж и Лондон отдали страну на растерзание Гитлеру. В тот момент ценой войны с Германией Чехословакию был готов поддержать только Советский Союз, и в Чехословакии это прекрасно помнили.
На официальном дипломатическом уровне отношения США с ЧССР были практически заморожены. Американцы сорвали переговоры о компенсации за национализированное в Чехословакии американское имущество и не хотели возвращать Праге награбленное нацистами чехословацкое золото. Причина такого отношения США была все той же: Вашингтону не нравилось, что Новотный ни в коем случае не желал портить связи с Москвой. А значит, в Чехословакии были у власти «сталинисты» и «сервильный» по отношению к СССР режим.
В 1963 году госдепартамент писал в инструкции для посла США в Праге: «Он (посол – Прим. автора.) должен быть психически готов к тому, что будет жить и работать в атмосфере такой же серой, как пражские зимы, отличительной чертой которой будет безнадежность, редко встречаемая на других дипломатических постах»[403].
Американцы всегда умело дискредитировали социалистические страны в глазах своей собственной общественности «погодными терминами». При социализме по этой логике всегда было либо морозно, либо серо, либо дождливо, а на Западе – солнечно, красочно и тепло.
Послом США в Праге в 1966-1968 годах был профессиональный дипломат Джейкоб Бим, который в своих донесениях в Вашингтон практически полностью игнорировал (в отличие от ЦРУ) все чехословацкие реформы. Отец Бима преподавал в Принстоне немецкий язык, и этот же престижный университет окончил и его сын, в 1929 году поступивший на дипломатическую службу. Как и Филд, он сначала работал в Женеве в Лиге Наций, а затем, с 1934 по 1940 год, был сотрудником американского посольства в Берлине. Во время Второй мировой войны Бим работал вторым секретарем посольства США в Лондоне, а после разгрома Гитлера вернулся в Германию. После работы в Индонезии и Югославии Бим в 1957-1961 годах был американским послом в Польше.
Инструкции Биму от руководства госдепартамента были просты: «…Там вряд ли чего-нибудь можно добиться»[404]. Бим продолжал политику своих предшественников, полностью игнорируя контакты с чехословацкими правительственными органами, за исключением протокольно необходимых.
В сентябре 1963 года в Прагу впервые после 1948-го прибыл член правительства США – министр торговли Хьюз, которого принял Новотный. Однако никакого оживления экономических связей этот визит не принес. С 1964 года опять начались бесконечные раунды консультаций по вопросу чехословацкого золота и национализированного в ЧСР американского имущества, но американцы, как и раньше, откровенно саботировали их.