Хотела девица по-тихому с кровати встать, да уйти на охоту, чтоб не будить никого, да токмо одну ногу на пол поставила, как заворочался разнелюбый, глазюки раскрыл:
- Далече собралась? – спросил он сквозь дремоту.
- В лес.
- Отец вчерась говаривал, что желает баньку истопить, посему, как воротишься из лесу, вместе пойдем. Похлещу тебя веничком.
- А чего ухмыляешься, аки кот над сметаной? – Весну рассердил довольный Отай, так и хотелось ей швырнуть в него чем потяжелее.
- Да ты ступай, ступай, - с прехитрой улыбкой ответил тот и перевернулся на другой бок.
Дева как представила, что он будет лезть к ней с нежностями да ласками, так аж передернулась, натянула на себя поскорей одежу, схватила лук, колчан и поторопилась на улицу. Несли ее ноги на встречу с сердешным.
А Велес сдержал слово, призвал слугу верного воротиться в родные места да поведал о встрече с Весной. Посему нынче два сердца ожидали встречи, оба с ночи томились. Лан про сон и думать забыл, слонялся по лесу, к звукам сторонним прислушивался, к запахам принюхивался, в каждом чуде лесном возлюбленную видел, совсем зверь истосковался.
Весна торопилась к реке, что было сил, токмо на пути ее диво дивное остановило. Откуда ни возьмись, возникла пред очами златая колесница, из которой сам Перун вылез. Краса тогда насупилась, а Перун вышел вперед, вытянул руку и указал деве на то, чтоб та склонилась перед ним, Весна уж гневить Бога не решилась, посему послушно опустилась на одно колено.
- Так-то! – громко произнес Перун. – Распоясались вы тут, как я погляжу. Демон как хаживал по лесам, так и хаживает, как глумился Велес над несчастными заблудшими, так и глумится, а ты и думать забыла про то, что я тебе повелел! Негоже это!
- Не трону я Лана! – выпалила Весна и тут же с колена поднялась.
- Отчего же? – изобразил Перун удивленье. – Решила Богу перечить? Отцу своему? Учти, я и наказать могу, да так, что мало не покажется. Выходит зря я в тебя душу вдохнул, зря к людям отправил! Ничему путному ты не обучилась, токмо вон, носишься по лесам как угорелая, у демонов защиты ищешь! Ты не только супротив моей воли пошла, ты род человечий предала, окаянная!
Тут перепугалась не на шутку Весна, ибо Перун рассерчал, да так, что земля под ее ногами задрожала, деревья закачались, небо тотчас тучами черными заволокло, все живое враз смолкло. И показалось деве, что не утро – не день сейчас, а темная ночь. Но скоро все снова стало, как было – небо просветлело, птицы защебетали, ветер стих. А Перун довольно улыбнулся в пушистые усы:
- Даю тебе последнюю возможность выслужиться предо мной. Коль исполнишь волю мою, отпущу тебя и даже боле – помогу свободу обресть от мужа разнелюбого.
- Я так отвечу, - собралась с духом Весна. – Лана не трону, хоть что со мной делай! Хошь, прямо здесь пореши.
- Вот значит как, - нахмурился тогда Перун, но природными явленьями стращать не стал. – Тогда жди наказанья моего, обреку тебя на мученья, будешь прощенья еще вымаливать, да останусь я к оным глух и слеп!
Вернулся Перун в колесницу, в одно мгновенье обратился огненным шаром, да улетел ввысь, а Весна так и осталась стоять как в воду опущенная. Душа будто перевернулась, до того надоели ей и божьи, и не божьи перипетии. Да когда ж они все ее в покое-то оставят? Когда дадут жить спокойно?
Добрела Весна до речки, села на корягу, что вросла кореньями в песчаный берег, и заплакала.
- А может утопиться? – прошептала она с горя. – И Лан живой останется, и матери с отцом из-за меня не страдать, а Перун пусть возрадуется над душой моей.
- Эх, голубушка, - послышалось совсем рядом.
Весна тогда чуть с коряги-то и не свалилась, рядом с ней Леший появился. Старец присел на корягу, трубку закурил.
- Ты мысли-то греховные из головы выкинь, - продолжил он. – На кой топиться? Надобно за жизнь свою бороться, за счастье свое. Утопиться-то, оно всегда успеется.
- Попала я в такую круговерть, дедушка, - склонила краса голову, да руками обхватила. – Не выбраться из этого омута, не выбраться. Пред всеми в должницах. Лану сердце свое задолжала, родимым – дом, а Перуну – душу свою. Хоть и божье я создание, но разорваться на части-то не в силах.
- Всем мил не будешь. И всем счастья не сделаешь, надобно выбирать.
- Так выбор, он-то самый и тяжелый.
- Но и студеная речка тебе не спасенье. Утопиться не получится, обратишься в русалку, али еще какое чудо лесное и будешь по лесу скитаться веками. А оно тебе надобно? Созданьям высшим не дано погибнуть самим, их может токмо создатель погубить, а коль решишь принять людскую смерть, то лишь душу свою проклянешь. Таких у нас в чаще пруд пруди, скитаются несчастные, места себе найти не могут.
- Тогда что мне выбрать, дедушка? Кого предать? Лана али мать с отцом?
- А ты подумай, как следует. Но с решеньем не тяни, Боги ждать не будут.
- Да лучше б Перун забрал мою душу.
- Не нужна она ему, душа-то… Ему твоей покорности надобно, а коль не покоришься, то будет он мучить тебя. А покуда ты заплутала в распрях людских, то и чинить преграды тебе в разы проще. Сама подумай, сейчас ты для всех его ударов открытая. Там муж нелюбимый, там родители стареющие, там молва людская, вот ты и скачешь как вошь на гребешке. Но стоит выйти из этого круга, так задышишь по-новому. А люди, что они, с них все как с гуся вода, побеснуются и скоро уж успокоятся.
- Но как же я мать с отцом предам? Их прочь из деревни погонят, позорить будут.
- Боги на то и создали род людской, чтобы существовал он вопреки всем преградам, чтоб волю свою в кузне горестей и боли ковал. И ты для своих родичей очередное испытанье, коль выдержат они его, то заслужат уваженья пред духами, в мир иной пойдут с почестями.
Когда Леший докурил, то встал с коряги, отряхнул штаны с рубахой, и собрался было покинуть Весну, но остановился и добавил на прощанье:
- А лучше, правду матери с отцом поведай. Они достаточно прожили на белом свете, мудростью обзавестись успели, глядишь, и подсобят советом.
Слова старичка приободрили деву. А вдруг Леший прав и надобно-то всего-навсего правду родимым поведать? Не вороги же они дитю своему? Поймут, пожалеют… Но, вдруг не поймут? Осудят? А хуже-то всего не это, а наказ Старейшины выгнать их из родного дома, тогда что будет? И снова заболела голова у красы, не могла она проявить характера и выбор сделать, никак не могла.
И только Весна хотела дальше в путь отправиться, как возник пред ней запыхавшийся Лан. Тогда слезы заблестели в очах девицы, кинулась она в объятья к любимому, прижалась к его груди, а Лан обхватил ее в ответ и замерли оба. Так и стояли они неведомо сколько времени. Надышаться друг другом не могли, все ж почти год не виделись.
- Знаешь, вот прижалась к тебе, - прошептала Весна, - и все страхи отступили. Так бы и стояла, не отпускала…
- Будто и не было расставанья, будто не отпускал тебя, - произнес в ответ Лан.
Ушли двое подальше в лес, чтоб авось не увидал кто. Пока бродили по чаще, все за руки держались, целовались, а промежду прочим беседы вели.
- Не могу я без тебя, никак не могу. Нам суждено было повстречаться, токмо Боги ошиблись, не воевать нам наказано, а любить друг друга, – говорила дева.
- Теперь надобно сию мысль как-то до них донести. Велес-то за нас будет, а вот Перун… С Богами не повоюешь, пред ними мы аки котята слепые, ежели захотят растоптать - растопчут и не поморщатся.
- Знаю… Оттого-то и печально.
- Но без тебя я боле служить Велесу не стану.
Тут до ушей обоих донеслись чарующие звуки, то были русалочьи песни. И доносились они с берега озера, что скрылось в дебрях лесной чащи. Лан с Весной подошли поближе, а потом и вовсе вышли к воде. Русалки их сразу заметили, но прятаться не стали, все ж то не злыдни какие пожаловали, а парочка влюбленная, да еще и особенная, посему продолжили девы свое волшебное пение. Затянули грустную старинную песню о любви о разлуке, будто почувствовали настроенье гостей непрошенных.
И покамест Весна с Ланом чувствами наслаждались, Перун решил не медлить с расправой. Придумал он, как наказать дитя свое нерадивое. Обратился громовержец охотником, да отправился в деревню, задумал повстречаться с Отаем. Искать того долго не пришлось, у колодца встретились, Отай стоял с ребятней местной, помогал им воду таскать.
- Здравица желаю! – громко произнес Перун.
Охотником он смотрелся бравым: сажень в плечах, росту богатырского, борода лощеная, взгляд суровый, но не лишенный доброты, одежа расшитая древними символами, медвежья шкура на плечах, значится, поборол могучего зверя, посему достоин уваженья. Отай склонил голову пред ним:
- И тебе доброго здравия, охотник! Издалека пожаловал?
- Издалека. Пошел на оленя, да заплутал малость. С самого утра брожу по здешним лесам, а потом божьей волей повстречал местных, они путь к деревне и указали.
- Поди притомился? На вот, водицы испей, - Отай протянул чарку с водой охотнику.
- Благодарствую! Как тебя звать-то?
- Отаем.
- А я Горан, - как испил охотник, так вернул Отаю чарку. – А много ль у вас охотников в деревне?
- Есть пара-тройка… Один, правда, старый совсем.
- Слыхивал, что у вас среди охотников даже девица имеется, - засмеялся Горан.
- Имеется, - без особой радости ответил Отай. – Даже больше, жена она мне.
- Твоя жена? – удивился охотник.
- А то чья же! Моя! А на кой интересуешься?
- Из любопытства. Видал я в лесу деву охотницу, токмо не одна она была. Вот и подумал, никак с мужем по лесу бродит.
Сию же секунду глаза Отая вспыхнули, лицо пятнами пошло:
- Попутал ты видать что-то, охотник, - сквозь зубы процедил Отай.
- Я, парень, говорю как есть. А уж кто кому кем приходится – не моё то дело.
- Коль начал, так продолжай. С кем видел охотницу?
- А мне почём знать? Мужик с ней был здоровенный, выше моего будет. Похож на охотника. А она рядом с ним аки пичужка. Эх, красивая девка… У ней еще лук был со стрелами. Я ж хотел поначалу у них дорогу поспрошать, но они уж больно миловались, посему решил не мешать делам сердешным.