И пока говорил самозванец, все на Отая глядел, а тот свирепел на глазах, глядишь, еще чуть-чуть и пар из ушей повалил бы, но Отай справился с порывом:
- Благодарствую, Горан! - ответил он на выдохе. – Видать и правда, не моя то жена была. Моя не лучница, она все силки ставит. Как ни обучал стрельбе, ничего не вышло, - решил Отай соврать, покуда такого позора он вынесть не мог.
- Ну, не твоя, значится, не твоя. Ладно, пойду я, - протянул руку охотник на прощание. – Путь до родных земель неблизкий, жена дома с детями дожидаются, небось испереживались все.
- Доброго пути, Горан! - Отай пожал ему руку, но сил в его рукопожатии совсем не было, подкосили слова Перуна парня, ой как подкосили.
Возвращался Отай домой на ватных ногах, ничего и никого вокруг не замечал. Мать-то его кликала, чтобы помог из сарая муки принесть, отец звал телегу поглядеть, но все мимо ушей Отая прошло. Вошел он в избу, прошел в светелку, сел на их с Весной кровать, и обхватил голову руками так, что аж покраснели те. И не хотел он верить словам пришлого охотника, но слова Горана никак не шли из головы.
Вот почему не допускала она его к себе, вот почему гнала! Стерва окаянная! Изменщица!
- Ну, ничего, ты токмо появись в избе, - зашептал Отай. – За все ответишь! Проведу по деревне в чем мать родила, змея подколодная. Розгами выпорю прилюдно! Будешь еще у меня в ногах валяться, молить о прощении, но глух и слеп останусь к мольбам твоим, волочайка[4] проклятая.
Часть 20
Весна воротилась к вечеру. Ох уж и намиловалась она с любимым, о невзгодах да печалях даже думать забыла. Всеми мыслями по-прежнему с Ланом была, ведь условились они пойти вдвоем к Велесу, обратиться к нему с просьбой, все ж Бог он могущественный, мудрый, может и внял бы речам влюбленных, подсобил чем.
Вошла краса в избу, хотела, было водицы испить, но ее у дверей свекровушка встретила:
- Иди, вона, в сарай. Там тебя Отай дожидается, - а потом скривилась и добавила. – Носится все с тобой как курица с яйцом, нежничает, была бы моя воля, ты давно бы уже ходила по струнке смирно.
Но Весна на ее слова токмо ухмыльнулась, чем рассердила свекровь еще сильней, та в запале кинула чарку в кадку с водой, что аж вода по полу расплескалась, да ушла восвояси.
- Бесись-бесись, змея подколодная, - прошептала девица. – Недолго вам осталось держать меня в заточенье.
И с улыбкой на лице отправилась краса на встречу с разнелюбым мужем. Думала дева, небось опять с нежностями приставать будет.
Однако, когда Весна заглянула в сарай, Отая там не было. Он к ней со спины подкрался, после чего толкнул хорошенько, что влетела краса в двери и приземлилась на мешки с мукой. Один аж развязался, отчего в воздухе мучное облако повисло.
- Сдурел? – вскочила дева и непонимающим взглядом уставилась на окаянного. – За старое принялся?
- Ты язык-то прикуси, гадюка! – рявкнул на нее Отай. – С кем по лесу шаталась, отвечай?! Перед кем юбку задирала?
- Да ты никак с дуба рухнул, да башкой оземь приложился! Чего городишь?
- Поведали мне об охоте твоей! Не за зверем видать охотилась! Еще раз говорю, отвечай! С кем была?
- Ни с кем! – выпрямилась Весна. – Тебе злые языки сплетни навели, а ты уши-то и развесил. Коль не веришь, так не моя в том вина.
- Ежели не врешь, то скидывай одежу. Отдашься мне – поверю, что верна. А нет – проведу по деревне, да розгами высеку при всех. Позорницей домой воротишься.
- Ах, вон оно как! – рассвирепела дева. – Не мытьем, так катаньем взять решил!
- Долго я скакал вокруг тебя, аки козел возле капустной грядки, прощенья вымаливал. Я ж из-за тебя посмешищем стал, народ потешается, мол сын Старейшины как мужик не вышел. И за что? За то, чтоб ты по лесам блудила?
- Ты говори-говори, да не заговаривайся! И расправами меня не стращай, пуганая ужо! Ежели расположенья моего добиться хочешь, то не тем путем идешь.
- Да всё уж, мне на слова эти ровно. Больше вошкаться с тобой не стану. Даю тебе времени до полуночи. Посиди под замком, подумай. Ворочусь за ответом, когда месяц в небе воссияет.
И Отай вышел прочь из сарая, после дверь на засов запер. А Весна забегала-засуетилась. Попыталась было высвободиться, но запер ее муженек наглухо.
А как улеглись страхи, так присела она на лавку, да призадумалась.
Выходит, видели их с Ланом. И теперича, ежели не согласится она на условие Отая, то он исполнит обещанное и глазом не моргнет. Однако ж не за себя дева пеклась, а за отца с матерью. Они-то такого позора не заслужили. И снова ей вспомнились слова Лешего про распри людские. Прав был старец, пока не положит она конец мытарствам своим – мира и покоя не будет.
Даже если пойдет дева супротив воли своей и отдастся Отаю, так все равно еще Перуну останется должна, а что важнее, разобьет сердце Лану. И уж тогда сама себя простить не сможет.
Коль откажет Отаю, признается в истинных чувствах, то сможет за Ланом уйти, распрощаться с жизнью мирской. И уж вдвоем-то они как-нибудь с Перуном совладают. Да только родичам люд покоя не даст, изведут.
Совсем Весна запуталась. И так думала, и сяк думала, токмо решенья правильного принять все равно не вышло. К тому времени уже ночь глубокая настала, вот-вот и Отай воротится.
Несчастная готова была сквозь землю провалиться, снова принялась ходить взад-вперед по сараю, половицами трещать. И вдруг снизошло озаренье, снова Весна мысленно поблагодарила Лешего. Надобно бежать в отчий дом, да рассказать родимым все как на духу. Как они скажут, так и будет.
Только дева подумала о затее, как послышались шаги с улицы. Весна тогда схватила ухват старый поломанный, да за спину спрятала.
Отай с лучиной в руках вошел в сарай:
- Ну что? – просил он голосом спокойным. – Каково решенье твое?
- Согласная я, - выпалила Весна и затаила дыханье. – Бери хоть сейчас.
Тогда Отай переменился, словно камень с души упал. Он поставил лучину на бочонок, что стояла у некогда супружеского ложа, после подошел к жене:
- Поверю, на сей раз, - произнес он ласково. – Я ж люблю тебя, окаянную.
Весна в ответ изобразила улыбку, а потом сказала чуть слышно:
- Токмо я тебя не люблю.
И не успел Отай опомниться, как огрела она его ухватом по голове. Парень так и грохнулся без чувств, а Весна побежала вон из сарая. До родимых успеть хотела. Всё, деваться ей боле некуда, считай, призналась в измене, да еще и сына Старейшины чуть не порешила.
Только вот Отай не остался лежать в сарае, очухался быстро, да пустился вдогонку за женой-изменщицей. Нагнал почти у дверей избы Благомира. Схватил беглянку за руку, да оттащил в сторону:
- Вот значит, как ты со мной, – стиснув зубы, произнес рассвирепевший Отай. - Не видеть тебе больше света белого, блудливая стерва. Правду говорят, из чащи людьми не возвращаются, не человек ты ужо, а бесовка, Велесова подстилка.
Весна в этот момент ощутила что-то доселе неизведанное - ветер стих вокруг, ночные созданья смолкли. Но не до того ей было, посему вцепилась краса ногтями в плечи Отаю, принялась выбиваться, а когда отпустил он ее, не стерпев боли, отскочила она в сторону, окрысилась на мужа:
- Да! – крикнула она так громко, что из дверей тотчас Благомир вышел, а за ним следом и Искра. – Не человек я вовсе! И верной тебе не была и не буду!
- Доченька! – ахнула Искра. – Что ж ты говоришь такое! Не слушай ее! - кинулась она к Отаю. – Бредит девка!
- Не деву вы вырастили, а волочайку треклятую! – проорал Отай, но взгляд его болью наполнился, да такой, что аж слезы показались на глазах. – Она опозорила меня! Перед всей деревней сохатым выставила.
Лишь Благомир проявил характер и сдержанность. Взял он непутевую дочь под руку, да отвел в избу, а Отаю повелел в сенцах дожидаться.
- Идем, - толкала Искра зятя в спину, - идем. Негоже сор из избы выносить. Коль говоришь правду, будем семейный совет держать. Идем.
Затолкала она его в сенцы, усадила на лавку, водицы студеной подала.
- Пущу по деревне змею подколодную, - шептал Отай, а самого трясло, будто лихорадку словил. – Выпорю!
А Искра токмо головой качала, да по спине зятя гладила. Недаром сердце ее беду чувствовало.
Благомир тем временем завел чуть живую Весну в горницу, указал на сундук. Краса послушно села и голову склонила. Какое-то время отец молчал, думу думал да в окошко глядел, а после повернулся:
- Рассказывай, что на медвежьей земле приключилось?
Весна тогда глянула на отца с опаской, руки сжала.
- Не трясись, поздно бояться-то, – спокойно, но строго произнес Благомир. – Я своими глазами видел чудище, телом его когти ощутил. Там места околдованные, посему не таись боле, говори как на духу.
- Повстречала я ворога твоего, - потупив взгляд, заговорила дева. – Да убить не смогла, а он меня в пленницы забрал.
Услышав слова дочери, охотник аж глаза закрыл.
- Но скоро поняла я, - продолжила Весна, - зверь он токмо с виду, а внутри человек. Одиночество и печальная судьба сделали его диким. Прониклась я к нему.
- Прониклась? – удивился отец.
- Полюбила, - еще тише ответила краса.
- А вернулась на кой? Раз любовь у тебя случилась с чудищем лесным, так и оставалась бы с ним, - неожиданно смягчился Благомир. – Я поболе твоего по лесам походил, многое видел, многое слышал. Чащей духи правят, они мудрее любого из нас. И уж коль тебя избрал сам хранитель лесной, так стала бы ему верной спутницей.
Весна никак не ожидала услышать от отца подобных речей. Эх, если бы раньше она поведала ему всю правду.
- Случился у нас разлад. По дурости.
- Значит, прав Отай. Ты честь свою хранителю отдала?
На сей вопрос девица лишь кивнула.
- Весна, Весна…
- Прости, отец… Непутевая из меня вышла дочь, – и Весна закрыла лицо руками, а после разрыдалась.
- Ну, полно тебе, - сейчас же подошел к ней Благомир, присел рядом. – Не твоя в том вина, голубушка. Ежели б не дернул меня бес сунуться на медвежью землю, ничего бы не было.