- Была и есть. Я по-прежнему люблю тебя, посему противиться не стану.
- Коль так, то позволь в очи твои заглянуть.
Спустя мгновение чудище возле нее оказалось, дева аж попятилась, но оружия не подняла.
- Позволь на прощанье коснуться тебя, - осторожно взял ее Лан за руку.
Как ощутила краса тепло зверя, так внутри у нее все сжалось, сердце заболело, в висках застучало, но память предательница…
- Как же случилось, что я должна погубить тебя? – без прежней прыти произнесла девица. – Рука так и просится выпустить стрелу, а сердце противится.
- Свели нас Боги ради забавы, да просчитались. Полюбили мы друг друга, ты спасеньем моим стала, людей из-за меня предала.
У Весны аж руки задрожали от обиды, что не может исполнить наказ Перуна, слезы на глазах навернулись.
- Не могу убить тебя, не знаю отчего, но не могу.
А Лан в ответ склонился к ней и поцеловал в алые уста. Так и выпал лук волшебный со стрелой из рук. И уж было пропали оба, как неожиданно разгневанный голос раздался с другого конца поляны:
- Дрянь блудливая! – прокричал рассвирепевший Отай. – Чертовка!
- Ты еще кто? – обернулась к нему дева.
- Это я-то кто?! – пуще прежнего разошелся муж. – Вон оно как! Блудишь так, что голову потеряла, мужа не узнаешь!
- Уходи, человек! Да подальше, а не то хуже будет! – сурово ответила краса.
Тут Отай смекнул, видать одурманило чудище жену его, подчинило себе.
- А ну, рыло мохнатое! – крикнул парень Лану. – Весну не видать тебе боле! Выходи! Биться будем!
В ответ Лан глянул на него, как на блаженного. Не до сражений ему было.
- Иди подобру-поздорову, - все же молвил зверь. – Не твоя то война. И биться с тобою я не буду.
И Весна туда же:
- Говорено тебе, уходи, коль за шкуру свою печешься! Мне ли было в женах у тебя хаживать? Кто ты есть?
Стали ее слова каплей последней, кивнул Отай мужикам, чтобы шли те с топорами да дубинами на Лана, а сам направился к нерадивой жене, дабы проучить бесстыжую. Токмо не рассчитали силенки-то деревенские. Замахнулся один на зверя, так не успел опомниться, как улетел прочь да ахнулся об камень. Второй попытался броситься со спины, но пролетел мимо, еще и пинка вдогонку словил. Весна, глядя на эту кутерьму, даже рассмеялась. Уж больно по душе ей пришлась прыть людская. Еще один решился Весну схватить и тут же получил под дых от Лана.
Но скоро надоело девице смотреть на тщетные старания мужиков, обернулась она к ним да махнула рукой, и в сей же миг невидимой волной сбило с ног всех до одного, и ветер-то поднялся сильный, и загудел лес, и бросились тогда друзья Отаевские наутек, токмо сам Отай остался. Схоронился за широкой сосной, покуда не стихло буйство природы.
- Сердце подсказывает, не враг ты мне, - с лукавой усмешкой произнесла Весна, когда посмотрела на Лана. – И людей калечить не стал. Отчего же отец мой взъелся-то на тебя?
- Не на меня он взъелся, а на создателя моего. На Велеса. Враги они заклятые, вот и делят земли, никак не поделят. Вышел у них спор однажды, ежели сладит воин светлый с воином темным – сгинет тогда Велес на столетия. Но нам с тобой случилось испытать друг к другу совсем иные чувства.
И сейчас Весна сникла, горько ей стало, что память-то у нее отобрали.
- Не печалься, жизнь – она длинная… Глядишь и вспомнишь.
Да вот только, пока двое беседу вели, Отай из своего укрытия выбрался, тихонько лук заговоренный со стрелой с земли поднял:
- Покажу я вам, кто я есть, ироды проклятые, - прошептал он сквозь зубы и нацелился на зверя. – Эй, голубки? – окликнул обоих. – Пора прощаться друг с дружкой.
- Не дури! – окрысилась на него Весна. – Не ведаешь, что творишь! Брось лук!
- Нет, Весна! Сгубила ты меня, змеей ядовитой заползла за пазуху и ужалила в самое сердце. И коль разрушила ты мою жизнь, то и тебе счастья не видать.
Натянул Отай тетиву, и только успела стрела в лучах солнечных блеснуть, как разжал он пальцы. И устремилась стрела в грудь Лану, но Весна подобно волчице кинулась к некогда возлюбленному да закрыла его собою. Вонзилась окаянная в сердце девицы, обожгло острием заколдованным, боль причинила нестерпимую. Тогда-то случилось прозрение, пролетела перед очами Весны вся жизнь, вспомнила она деревню родимую, отца с матерью горячо любимых и Лана – единственного, кому подарила всю себя, кому сердце свое отдала.
Лан успел подхватить ее, Весна тогда ладонью коснулась щеки сердешного:
- Вот оно как в жизни бывает, - с придыханьем заговорила краса. – Любишь одного, мучаешь другого, - она покосилась на Отая, что стоял ни жив, ни мертв с зачарованным луком в руке. – Прости, если сможешь когда… А ты, - повернулась к Лану, – прости за любовь, которую так долго прятала от тебя.
И закрылись очи ясные навсегда.
В тот день погасла звезда на небе, а Перун ощутил горечь потери. Понял громовержец, что погубил ни за что светлую душу, дитя свое погубил, а ведь девица всего-то счастья желала, хотела своим светом заблудшего спасти.
Лан не стал мстить Отаю за сотворенное им зло, а оставил то ему на пожизненное мученье. Зверь, молча, поднял любимую и унес глубоко в чащу, где возложил на алтарь. Вокруг Весны собрались все духи лесные, возглавил коих сам Велес. Лан глядел на сердешную глазами преисполненными боли и тоски. Русалки пели погребальные песни, что за душу брали каждого, даже дубы и те горевали.
Благомир с Искрой сразу беду почуяли, сердце подсказало им, что случилось непоправимое, посему они к вечеру собрались, запрягли старую кобылу и в ночи покинули родную деревню, ибо не желали боле ходить под началом Старейшины да сынка его.
По наказу Велеса похоронили Весну в полночь в диком поле, что простиралось меж заколдованных лесов, Лан еле сдержался в ту ночь, дабы не пойти в деревню и не разорвать в клочья семью Старейшины, Велес не позволил сему случиться. Он крепко ухватил слугу своего за плечи, да произнес грозно:
- Не твори беды, хватит уж горя. Духи здешние и так разгневались, будут теперича донимать деревенских. А ты уходи, далече уходи, но спустя три зимы возвращайся.
- Ежели уйду, то с концами, - тихо молвил Лан. – Буду смерти искать, на земле мне нет боле места.
- Горячку-то не пори! – нахмурился Велес. – Помянуть ее возвращайся.
- Какая в том нужда, нет ее больше. А поминай – не поминай – все одно, Весна не вернется ко мне.
- Эх, твоя воля. Коль пожелаешь уважить – воротишься.
На том и расстались хозяин со слугой. Лан отправился далече от родных мест, блуждал по местам диким, встречал существ разных, кто другом ему стал, кто ворогом, но смерти зверь так и не сыскал, ибо силой обладал недюжинной и ни один ирод побороть его не смог. Да и помнил он слова Велеса, токмо поселилась в его душе тоска глубокая, как смола черная горькая, посему страшно зверю было возвращаться. Но как миновала третья зима, все ж решился… Не хватало ему Весны, тянуло на могилку к родимой, желалось поговорить с ней, рассказать о том, где бывал, чего видел, с кем повстречался. И пусть боле не ответит ему, не сверкнет очами, не зальется смехом звонким, не осерчает вдруг, зато выслушает.
Возвращался Лан с тяжелым сердцем. Как ступил на медвежью землю, так и вовсе сник. На каждом шагу любимую вспоминал, то за березой образ ее возникал, то у ручья, то в кустах дикой малины. И отовсюду она смотрела на него с любовью и ласкою, улыбалась да рот рукою от смущенья прикрывала. Тогда не выдержал Лан, слезы покатились по щекам, захотелось ему развернуться, токмо сердце-то не позволило.
И скоро впереди поле показалось, а посреди поля того, как раз где Весну похоронили, росла одинокая березка, молодая совсем. Ветер колыхал тонкие ветви. А вокруг ни души. Лан подошел к деревцу, коснулся ствола:
- Воротился я, душа моя. Поскучал.
Затем сел рядом, положил руки на землю.
- Жизни мне без тебя нет. Дня еще не было, чтобы не вспоминал. Думал, уйду, легче станет, но нет. И за тридевять земель сердце ноет.
Вдруг за спиной голос грозный раздался:
- Пришел, выходит…
Лан оглянулся, а там Велес стоит, бороду пальцами расчесывает.
- Пришел.
- Да, как ни крути, а земля родная влечет.
- Не по зову крови я здесь, а ради нее.
- Ну, - потянулся Велес. – Оно и хорошо. Поговори с ней.
После он в воздухе и растворился, а Лан снова уселся около березки, да глаза прикрыл. Устал с дороги зверь, умаялся. Даже задремал, тут же и сон приснился, будто идет по дубраве, а издалека доносится песня, Весна напевает, тем временем пытается костер развести. И чем ближе он подходит, тем громче песня слышится. Вот уж вроде и поравнялся с нею, краса бросила на него игривый взгляд, поднялась с земли:
- Чего забыл здесь, ирод? – со смехом сказала, но посмотрела сурово. – Кто таков?
- Все дурачишься, - улыбнулся Лан. – Живем мы тут с тобой.
- Знать тебя не знаю, топай-ка отсюда, а то скоро батька воротится, покажет тебе кузькину мать.
Сейчас Лан как-то насторожился. И правда, не узнала его Весна. Что за шутки?
Неожиданно ощутил он удар в плечо, тогда-то ото сна и очнулся.
- Я тебя спрашиваю, кто таков?
Напротив девица стояла в белом платье расшитом серебряной нитью. Волосы ее цвета колоса золотистого на ветру развевались, и лик от взора прятали. Лан тут же вскочил с места:
- Меня Ланом звать, а ты кто?
Сейчас она локоны с лица убрала, и в этот миг Лан чуть не ахнулся на землю. Девица была похожа на Весну как две капли воды, токмо выглядела немного иначе.
- Я полудница[8] здешняя. Скоро и отец мой явится, ох и не жалует он охальников, что шастают тут без разрешенья.
Лан аж дар речи потерял, токмо и глядел на нее во все глаза.
- Чего стоишь, язык проглотил? – нахмурилась краса как прежде. – Ты чьих кровей будешь? Здесь места заколдованные, смотри, накличешь беду на себя.
- Слуга я Велесов.
- Выходит, отцу служишь? Вот так дела! – удивилась по-детски красавица.