Пятаков выступил с «контрдокладом» от своего имени и имени специальной партийной «секции» (комиссии). Это был обычный для него национальный нигилизм. Пятаков утверждал, что национальное государство безнадежно устарело, как устарели и сами нации. Революция возможна только всемирная. После нее появится и всемирное социалистическое хозяйство. Борьба за национальное государство «является в настоящее время реакционной борьбой, ибо под этим флагом будет вестись борьба против социализма»[601].
Большинство проголосовало за куда более разумный проект резолюции, предложенный Сталиным. Однако сила и влияние Пятакова в Киеве только возросли. Георгий и его гражданская жена фактически руководили всей киевской организацией большевиков: «Перед нами две задачи: протестовать против мер правительства и, в частности, Керенского, с одной стороны, и бороться с шовинистическими стремлениями украинцев – с другой»[602], – убеждал Георгий киевских товарищей по партии.
Пятаков вынужден был согласиться с Лениным, что судьбу Украины может решить референдум, но был уверен: на этом референдуме население просто не может проголосовать за самостийность[603]. Массовость украинского национального движения оказалась для Пятакова явно неожиданной[604]: киевские большевики летом 1917-го старались обходить даже программный для партии лозунг – право наций на самоопределение.
Интересно, что в анкетах Пятаков называл себя украинцем, но родным языком указывал русский. Украинцы же Пятакова своим никогда не считали. Винниченко не раз с возмущением писал о «русском национализме таких “социалистов”, как Пятаков», о «пятаковщине» и «пятаковском национализме»[605].
Мужчина двадцати семи лет с копной «нечесаных волос, слитых с бородой в один лохматый комок», «безумные, немигающие глаза»[606], очки в металлической круглой оправе. Так выглядел Георгий Пятаков. Он не раз ссорился со своей любовницей-женой. Причиной были не дурной характер, не пьянство или неверность – нет. Не семейные, а политические, партийные, фракционные разногласия разделяли Евгению и Георгия. Но вот именно в национальном вопросе они не расходились. Сын русского сахарозаводчика и дочь немецкого колониста были крайними интернационалистами, а может быть, и не совсем интернационалистами: «В эпоху финансового капитала национальное движение перестает быть революционным. Оно перестает быть народным. На Украине оно не есть народное»[607], – заявила Евгения Бош на областном съезде РСДРП(б). Пожалуй, под последней фразой подписались бы и Василий Шульгин с Анатолием Савенко, Владимиром Бобринским и Антоном Деникиным[608].
Украинская Народная Республика
В Петрограде большевики легко захватили власть. В Москве им дали отпор офицеры и юнкера. Бои затянулись до 2 ноября, причем большую роль в победе большевиков сыграл 7-й Украинский тяжелый артиллерийский дивизион[609]. Красногвардейцы разагитировали артиллеристов дивизиона, те развернули свои тяжелые орудия на Воробьевых горах и без колебаний открыли огонь по историческому центру Москвы, где юнкера держали оборону. Не пощадили и Кремль.
В Киеве события развивались сначала по московскому сценарию. Командование Киевского военного округа не признало новую власть. Казачий съезд, проходивший в Киеве как раз в эти дни, тоже поддержал Временное правительство против большевиков. Правда, верных частей у генерал-лейтенанта Квецинского и комиссара Временного правительства Кириенко было немного: киевские юнкера и донские казаки. Большевики подняли против них разагитированные воинские части. Начались бои, проходившие весьма драматично. Юнкера и казаки захватили в плен часть ревкома (в том числе братьев Пятаковых) и использовали их как заложников. Тогда тринадцать пленных большевиков приняли решение пожертвовать собой. Пусть товарищи бьют по контрреволюционерам из пушек. А что пострадает Мариинский дворец (бывшая царская резиденция, построенная по проекту Бартоломео Растрелли), где содержали арестованных большевиков, что сами арестанты вряд ли выживут – так не беда, судьба революции не должна зависеть от чертовой дюжины пленных. Одновременно решение обстрелять Мариинский дворец приняли и те большевики, что находились снаружи: пускай погибнут наши товарищи, но восторжествует пролетарская революция!
Пока большевики и юнкера убивали друг друга, Центральная рада вызвала с фронта верные украинские части: известные нам полки богдановцев, полуботковцев, а также батальон имени Шевченко. Распоряжался всем энергичный Симон Петлюра, которого спешно вернули в правительство. Ему помогал Юрий Капкан. Постепенно украинские войска начали занимать город. Когда сила оказалась на стороне украинцев, Рада объявила себя единственной законной властью в Киеве и на территории девяти украинских губерний. Большевикам и командованию Киевского округа был выдвинут ультиматум: враждующие стороны должны прекратить огонь и обменяться военнопленными. Казакам и юнкерам предписали покинуть город, что многие из них и сделали с удовольствием – отправились на Дон, где уже собирал антибольшевистские силы генерал Каледин. А большевики сложили оружие.
Сговорчивость тех и других объясняется нехваткой информации. Офицеры знали, что Ленин утвердился в Петрограде, что в Москве его сторонники явно берут верх. Но более всего боялись расквартированного на Волыни 2-го гвардейского корпуса, который был совершенно разагитирован большевиками. Со своей стороны, киевские большевики тревожились не меньше. То рабочие «Арсенала» пустили слух, будто в Киев уже входят верные Керенскому батальоны смерти[610], то поступили сведения, что на Киев идет дисциплинированный и чуждый большевизму Чехословацкий корпус[611]. Киевские большевики вообще переоценивали силу «контрреволюции». Георгий Пятаков пафосно обещал, что его сторонники придут на помощь Центральной раде в трудное время: «…когда вы будете погибать под ударами российского империализма, мы будем с вами с оружием в руках[612]».
Не пройдет и трех месяцев, и сторонники Рады будут погибать именно под ударами большевиков. Но тогда, на рубеже октября–ноября 1917-го, украинцы вышли из сражения победителями. Как и летом, воинственный и экспансивный украинский народ не только поддерживал Раду, но и толкал вперед.
В октябре в Киеве проходил уже третий Украинский войсковой съезд. Однажды ночью около сотни казаков и матросов, делегатов этого съезда, направились к зданию Рады. Время было горячее, а потому Рада создала Верховный краевой комитет, который работал круглосуточно. В здании каждую ночь дежурили несколько человек. В ту ночь среди них были Симон Петлюра и один из лидеров украинских эсеров Микита Шаповал. По его словам, делегаты заявили, что съезд требует от Рады, как высшей украинской власти, незамедлительно провозгласить Украину республикой.
Из воспоминаний Микиты Шаповала: «Петлюра начал сладенько уговаривать делегатов, что Ц. рада сделает это тогда, когда прояснятся обстоятельства, ибо теперь, мол, неизвестно, как будет с российским правительством, упадет оно или нет, а если не упадет, то оно пойдет на нас войной, у нас же силы невелики, еще не организованы, на Украине в тылу стоит почти пять миллионов русского войска, и т. д., и т. п. Делегаты перебивали его речь <…> и начали кричать, что если Ц. рада не провозгласит вскоре Украину республикой, то они ее подымут на штыки! <…> Радостно трепетало у нас внутри, тепло переполняло сердце: наш народ <…> требует полного самоопределения, требует Украинской Республики! Слезы радостно наплывали на глаза, голова клонилась к радостному плачу…»[613]
1 ноября Рада объявила, что берет всю власть в свои руки, а 7 ноября 1917 года выпустила свой III универсал – о создании Украинской Народной Республики (УНР).
Формально УНР оставалась в составе России, но при условии, что Россия превратится в федерацию «равных и свободных народов»[614]. Рада же действует во имя «порядка в нашей стране, во имя спасения России».
Всеобщего возмущения русских, с каким они встретили I универсал, в ноябре 1917-го уже не было. Многие были подавлены несчастьями осени 1917-го: революцией, развалом фронта, насилиями и погромами в городах, сожжением барских усадеб, ненавистью «революционных масс» к сколько-нибудь интеллигентным людям: «…унитарная Россия кончилась. Россия будет федерацией. Слишком пала воля и уважение к великороссам. Юг получит гегемонию. <…> Я даже мечтаю о присоединении к этой федерации и австрийских земель. Столица не Москва?»[615]
В декабре 1917-го украинский полк имени кошевого Костя Гордиенко совершал марш-бросок через Полесье. На дороге им встретился верстовой столб, по одну сторону которого была надпись «Минская губерния», по другую – «Волынская губерния». Солдаты-украинцы сняли таблички с этими надписями и прикрепили к столбу новые: с одной стороны написали «Білорусь», с другой – «Україна»[616].
География Винниченко
Но легко сказать – Украина. А что такое Украина и где ее границы?
Наше время знает всего три идеи, которые эти границы могут обосновать: 1. Легитимизм (принцип нерушимости границ); 2. Историческое право; 3. Этническое право или право нации на самоопределение.