Весна народов — страница 59 из 111

немецком обозе – что может быть хуже для правителей нового национального государства? В народе Центральную раду стали называть «Центральной зрадой»[1043]. Украинское слово «зрада» означает предательство, измену.

Власти УНР пытались убедить немцев отказаться от настоящей оккупации. Они просили только передать в их распоряжение укомплектованные украинцами части германской и австрийской армий. Речь шла прежде всего об австрийских сечевых стрельцах и о двух германских дивизиях, набранных из военнопленных украинцев. Немцы с таким планом не согласились. Тогда украинцы предложили вовсе удивительную идею: пускай немцы переоденутся в украинскую форму и так сражаются с большевиками. Но идея войны, которую сейчас назвали бы «гибридной», германскому генштабу вовсе не понравилась. Немцы не собирались спасать репутацию украинского правительства. Они только согласились на предложение Петлюры ставить в авангарде немецких войск украинские части – и таким образом минимизировали свои потери. Если и начинался бой с большевиками, то его чаще всего вели гайдамаки при поддержке германской артиллерии.

В Киев гайдамаки Всеволода Петрова и сечевые стрельцы Евгена Коновальца, как мы помним, вошли несколько раньше немцев и даже провели свой парад на Софийской площади. Народ любит парады, и зрителей собралось тысячи. Как на праздник. Тем более что смотрели не на одних лишь гайдамаков: парад замыкала колонна пленных большевиков, которых победители провели по улицам Киева[1044].

Однако репутации УНР это не спасло, как не спасли ее и гордые заявления-обращения к народу. Еще 23 февраля под Житомиром украинское правительство заверяло население, будто германские войска – это только «дружественные силы», приглашенные «помочь нам в борьбе с врагами, силами, не вынашивающими каких-либо враждебных намерений и сражающимися вместе с нашими казаками под командованием нашего боевого штаба»[1045]. Последнее поражало больше всего: немцы под командованием петлюровского штаба! Вряд ли даже простые крестьяне могли в такое поверить. Но 7 марта уже в Киеве Центральная рада выступила с новым заявлением. Она утверждала, будто германцы и австрийцы пришли на украинскую землю как друзья и помощники «в трудный момент нашей жизни», что «у них нет намерений изменять наши законы и постановления или ограничивать независимость и суверенитет нашей республики»[1046].

«Робiтнича газета» славила Раду и ее достижения: восьмичасовой рабочий день для трудящихся, «социализацию» земли (ее передали селянам, наплевав на институт частной собственности), «почетный» мир с немцами[1047]. Это для России Брест стал невиданным в истории унижением, Украина же стала независимым государством.

Владимир Винниченко позднее иронизировал: простодушная хуторянка Украина «обручилась с бравым немецким генералом, чтобы найти у него защиту попранных прав украинской нации»[1048]. И «германский народ», а другими словами – германский империализм», «закрутивши кверху ус и громыхнув тяжелыми пушками, в порыве благородных рыцарских чувств отважно бросился на северного врага хуторянки»[1049].

В те времена среди украинцев, как и среди русских, было немало германофилов. Известный уже нам Ворона, бывший военнопленный, с жаром пояснял все выгоды от союза с немцами: «Не бойтесь, это наши приятели, сваты, они нам дурного не сделают, а пользы будет много. Они научат, как хлеб растить, как навести порядок в государстве, потому что они самые мудрые и самые сознательные люди в мире. А если, говорите, они по дороге и грабят, так в этом не их вина, а вина наших порядков: людям надо есть, а наше правительство не приготовило на их пути никаких запасов, вот они и вынуждены реквизировать фураж и продовольствие»[1050]. Евген Чикаленко полностью с ним соглашался. Он рассуждал почти в смердяковском духе. Мол, полезно и выгодно подчиниться «умной нации». Вот чехи ненавидят немцев, но под властью немцев они стали «самыми культурными людьми среди славян». Латыши тоже немцев терпеть не могут, но какими культурными они стали под властью немецких баронов! «Пускай мы будем ненавидеть, бороться с немцами, но мы в этой борьбе заимствуем и оружие для борьбы, т. е. культуру, а от кацапов за 260 лет что мы переняли? – спрашивал Чикаленко. – Стали ворами, пьяницами и матерщинниками; чуть было не погубили свою культуру, исковеркали язык, а позитивного ничего не переняли, даже ненависти к кацапу не воспитали в себе»[1051].

Центральная рада и правительство (оно теперь называлось Рада народных министров) всеми силами пытались не только демонстрировать свою самостоятельность, но и доказывать право на нее – Рада трудилась не покладая рук. Уже был подготовлен проект конституции Украины, шла подготовка к Учредительному собранию. Выборы частично прошли еще зимой, но созвать его вовремя не удалось из-за войны с большевиками. Украинская учредилка должна была окончательно решить важнейший вопрос о земле. Рада объявила социализацию (обобществление) земли, ликвидировав частную собственность на нее. Грушевский всерьез собирался сделать из Украины «оплот социализма»[1052].

А вот немцам это совсем не нравилось. Они хотели поскорее получить с Украины зерно, мясо, сало, яйца, а социально-экономические эксперименты украинских эсеров ставили под угрозу исполнение украинских обязательств: «…по земельному вопросу самые умеренные социал-демократы, представляющие Раду, такие же идиоты, как и большевики»[1053], – с раздражением замечал Макс Гофман. Не было секретом, что немцы относятся к Раде «с нескрываемым презрением»[1054].

Кадры военных и дипломатов у немцев и австрийцев формировались из аристократических семейств. Демократические нравы украинских политиков им претили, как претили они и русским аристократам. Даже Петлюра оставался для них бывшим бухгалтером, журналистишкой и земгусаром. К тому же после победного парада в Киеве Петлюра был отодвинут от армии и от власти – он занялся возрождением земства на Украине. Военный министр Жуковский сам себе чистил сапоги. Министра иностранных дел Любинского, талантливого дипломата, молодого лингвиста, бывшего сельского учителя, однажды приняли за лакея.

Из воспоминаний Владимира Мустафина: «…навстречу мне вышел какой-то субъект в поношенном и, видимо, с чужого плеча фраке, которого я принял за лакея, убиравшего комнаты. Этот юный лакей все вертелся вокруг меня, как-то вопросительно на меня поглядывая. <…> Но вот в зал стали входить и другие члены комиссии, и молодой лакей исчез в комнате и закрыл дверь с надписью “Кабинет министра”. Когда собралась вся комиссия in corporeс германскими и австрийскими делегатами, и представитель украинского Министерства иностр[анных] дел исчез за той же затворенной дверью, за которой спрятался лакей, дверь эта широко распахнулась, и лакей вновь появился с довольно уже независимым видом и в сопровождении упомянутого чиновника. Лакей развязно протягивает руку каждому, представляется и, пожимая, произносил: “Товарищ Любинский”. Вот оно что! – это сам министр “закордонных справ” студент Любинский!»[1055]

Немцы собирались вывезти с Украины миллионы тонн зерна, тысячи вагонов мяса, сала, яиц, сахара, картофеля, лука. Не забыли и товары непродовольственные, но тоже важные: «300 000 шкур крупного рогатого скота, 700 000 телячьих и овечьих шкур, а также 205 вагонов (250 000 пудов) табака»[1056]. Даже строевой лес (11 200 вагонов) должна была поставлять в Германию Украина, лесами сравнительно бедная, и коноплю, конечно. Cовременный читатель, скорее всего, неправильно понимает стратегическое значение конопли. Германский флот нуждался в пеньке для канатов, а пеньку получали из конопли. Часть покупали по твердым ценам, часть товаров шла на обмен, то есть по бартеру. Германия и Австро-Венгрия, со своей стороны, обещали поставлять на Украину уголь, керосин, химикаты, плуги и даже серпы[1057]. Однако Германия и Австро-Венгрия свои обязательства выполняли неохотно: «Отношения Украины с этими двумя государствами стали все более и более напоминать отношения между колониальными державами и их колониями»[1058].

Фельдмаршал Эйхгорн откровенно отодвигал Раду от власти. Своим приказом Эйхгорн велел крестьянам оставить столько земли, сколько они сами смогут обработать, а остальное вернуть прежним землевладельцам (хотя далеко не все из них были живы). Это было циничное и бесцеремонное вмешательство в украинские дела. Немцы показали, кто на самом деле хозяин на Украине.

Делегаты Рады и «народные министры» пытались отстоять свою самостоятельность. Их армия заметно выросла. В одной только Запорожской дивизии было 20 000 штыков, почти в десять раз больше, чем было в распоряжении Рады во время январского восстания. С такими войсками можно было уже и самим защитить Украину от большевиков. Украинские эсеры и социал-демократы создали тайную антигерманскую организацию – Комитет спасения Украины. В этот комитет вошли даже три министра[1059].

Министр иностранных дел Николай (Микола) Любинский в конце марта поставил вопрос перед германским послом бароном Муммом[1060]