[1144], – так характеризовал его Владимир Ауэрбах. Василенко был человеком в большей степени русской, чем украинской культуры. А участие в кадетской партии само по себе было в глазах украинцев дурной рекомендацией. «Но что же будет с Украиной? <…> Вы же кадет, вы будете стремиться к единой и неделимой (России. – С.Б.)», – недоумевал Чикаленко, когда Василенко стал министром. Но Николай Прокофьевич обещал ему не отступать от украинизации.
Проконсультировавшись с Вернадским, Василенко проводил украинизацию таким образом. Министр не закрыл, не перепрофилировал ни одну русскую школу, гимназию или университет. Он просто начал открывать рядом с русскими школами и гимназиями украинские. И открывал их только там, где в них была потребность.
Университет Св. Владимира остался русским, но еще в 1917 году появился Украинский народный университет. Концепция была проста: сделать такой же университет, как университет Св. Владимира, только с преподаванием на украинском. Однако в Киеве не нашлось так много профессоров, знающих украинский. Пришлось приглашать и русских профессоров – тех, кто согласился. Потому что на профессора, который читал лекции в народном университете, русские коллеги смотрели как на предателя, приспособленца и вообще мерзавца.
Василенко преобразовал это заведение в Киевский государственный украинский университет. Даже украинские интеллигенты-националисты, презиравшие режим Скоропадского, были довольны: наконец-то свой университет! Правда, преподавали там по-прежнему на двух языках. Скажем, правовед Богдан Кистяковский читал лекции на украинском, а философ Василий Зеньковский читал свой курс по-русски: «…чтение мной лекций в Укр<аинском> Унив<ерситете> на русском языке было странно и ни к чему, но я чувствовал, что мною дорожили, и не хотел бросать дела», – вспоминал он[1145].
Когда-то Григорий Потемкин планировал открыть университет в Екатеринославе, но его открыли только при Скоропадском и Василенко. Университет создали и в Каменец-Подольске. В Киеве открыли Ближневосточный институт, где начали готовить дипломатов для работы в Турции, Персии, Египте и на Балканах. А заниматься дошкольным образованием Василенко поставил Софью Русову. Ту самую Русову, что еще в 1871 году открыла первый в Киеве детский сад.
В начале июня 1918 года гетман вызвал к себе Василенко и рассказал своему министру, что недавно к нему приходила депутация от украинской общественности, просила создать на Украине академию наук. Василенко ответил, что работа над созданием академии уже идет, а возглавляет эту работу Вернадский. Гетман «очень удивился, просил при случае к нему приехать поговорить и обещал всякую поддержку»[1146].
Люди Украинской державы: академик Вернадский
Идея создать украинскую академию изумила министров. Об академии ли заботиться, если судьба державы под угрозой? Тем не менее проект устава академии обсуждали на пятнадцати (!) заседаниях правительства.
Вернадский был не только великим ученым, но и организатором науки. Как и Василенко, он состоял в кадетской партии и некоторое время также был товарищем министра просвещения во Временном правительстве[1147]. Так что у него был уже административный опыт.
Украинская академия – мечта Михаила Грушевского. И Грушевский не только мечтал, а пытался превратить научное общество имени Шевченко в аналог академии наук. И вот пришло время создавать настоящую академию – руководить же ею поставили не его, а Вернадского. Вернадский счел необходимым первым делом посетить Грушевского. Сам Михаил Сергеевич и не мог, и не хотел сотрудничать с гетманом, и Вернадского старался отговорить от участия «в таком правительстве»[1148]. Вернадский, как видно, только усмехнулся. Ему власть гетмана нравилась больше, чем власть Рады.
Вернадский разошелся с Грушевским и по вопросу о языке публикации научных исследований. Грушевский говорил прежде всего как украинский националист, Вернадский – как ученый. Грушевский предлагал печатать научные труды на украинском «с правом французского или немецкого сопровождения». Русский язык он хотел бы исключить из академии. Василенко, между прочим, был в этом одного мнения с Грушевским. Вернадский считал их подход архаичным: «Удивительно малое чувство мирового роста науки и значения исследовательского дела даже у таких широкообразованных историков, как Грушевский»[1149], – замечал академик.
Вернадский тщетно убеждал и Грушевского, и приехавшего на Украину Милюкова: наука не должна подчиняться «политическому моменту»[1150]. «Среди зоологических украинских и великорусских инстинктов хочется уйти во что-то такое вечное, которое стоит выше этого и с чем я соприкасаюсь в той творческой научной работе, которой живу эти месяцы»[1151]. Эта дневниковая запись передает чувство, настроение ученого. Он и в 1918-м не оставлял научной работы.
Но Вернадский не был и аполитичным ученым-космополитом, равнодушным к национальному вопросу. Он хотел, чтобы русская и украинская культура мирно сосуществовали в одной стране. Для своего (да и для нашего) времени эта мысль вовсе не банальная. Вернадский презирал украинских русофобов, но ценил украинскую культуру и радовался ее успехам: «Я отличаюсь от своих политических единомышленников тем, что считаю возрождение украинского языка очень большим положительным явлением»[1152], – писал он. Вернадский учил украинский язык, разговаривал по-украински с дочерью Ниной. В семье Вернадских было своего рода национальное разделение. Сын Георгий был явно человеком русской культуры, хотя позднее и говорил, будто относит себя и к русским, и к украинцам. А дочь Нина считалась украинофилкой. Она свободно говорила на мове, при необходимости помогала отцу составлять письма на украинском – сам Владимир Иванович говорил по-украински совсем немного и не без ошибок.
Украинофильство семьи Вернадских понятно и естественно. Вернадские (в XVIII веке их фамилия писалась чуточку иначе: Вернацкие) – старинный козацкий род, принявший участие в освободительной войне под руководством Богдана Хмельницкого. Прапрадед Вернадского был запорожцем, прадед учился в Киево-Могилянской академии.
Как и многие ушлые козаки, предки Вернадского сумели получить дворянство, придумав себе довольно сомнительную родословную: будто предками козаков Вернацких были польские шляхтичи, а те, в свою очередь, вели свой род от мальтийских рыцарей. В пышности эта родословная несколько уступает, скажем, известной нам родословной Косачей, но по «достоверности» вполне с ней сопоставима.
Вернадские хотя и русифицировались, однако не потеряли связь с Украиной. Сам Владимир Иванович родился в Петербурге, а детство провел в Малороссии. Мать пела ему украинские песни. Украинскую природу он всегда предпочитал великорусской, в подростковом возрасте считал себя украинцем и даже написал патриотическое стихотворение об этой стране. «Первые семейные рассказы, так западавшие в душу, воскрешали запорожскую вольницу, стародавние рыцарские времена»[1153].
Наконец, жена Владимира Ивановича, Наталья Старицкая, принадлежала к известному украинскому роду и приходилась дальней родственницей Михаилу Старицкому. Только Михаил и его дочери относились к миргородской ветви этого семейства, а Наталья – к полтавской. В доме своих полтавских родственников Вернадский и пережил лихолетье конца 1917-го – начала 1918-го.
И все же Вернадский был русский украинофил, а никак не «справжнiй» украинец: «…русская культура и ее широчайший рост – единственное наше спасение», – писал он с Украины своему ученику и большому ученому-геологу Александру Ферсману. Вернадский не мог и не хотел представить Украину без России, а потому и стремился поддержать связь двух народов не в политике, но в науке и культуре: «В Укр[аине] две задачи для меня: 1) объединение украинцев, <…> любящих русскую культуру, для них тоже родную, и 2) сохранять связь всех ученых и научно-учебных учреждений с русской культурой и аналогичной русской организацией, а не немецкой»[1154].
Украинскую академию создавал русский украинофил Вернадский. Разумеется, к работе в академии он хотел привлечь и ведущих украинских ученых. Планировал организацию в Киеве академических институтов: прикладной механики, геодезии, физики, даже демографии и экономики.
27 ноября 1918 года открылось первое общее собрание Украинской академии наук. Правда, из 26 академиков прибыли только восемь, но собрать кворум тогда было почти невозможно: на Украине снова шла Гражданская война, Киев находился в осаде. Вот эти восемь первых украинских академиков: А.Е.Крымский (востоковед, филолог); Н.И.Петров (искусствовед, филолог, историк церкви); Д.И.Багалей (историк); С.И.Смаль-Стоцкий (филолог, педагог); О.И.Левицкий (историк, этнограф); В.И.Вернадский (геохимик, биохимик, минеролог); С.П.Тимошенко (теоретическая механика); Н.Ф.Кащенко[1155] (зоолог).
Собравшиеся избрали президентом («головою» по-украински) новой академии самого Вернадского, вице-президентом стал харьковский историк Дмитрий Багалей. Ученым секретарем (эта должность называлась тогда «непременный секретарь») избрали феноменального востоковеда Агафангела Крымского, полиглота, который знал около шестидесяти языков. Председательствовал на том собрании профессор Киевской духовной академии и член-корреспондент Петербургской академии наук Николай Иванович Петров – богослов и филолог. Он был, между прочим, крестным отцом Михаила Афанасьевича Булгакова.