[1521]. Народ сплотился против общего «врага»[1522]. И все-таки первой жертвой становились снова евреи, их григорьевцы «вырезали под корень». Сам Григорьев, впервые приехав в штаб к Нестору Махно, спросил: «А у вас тут жидов нет?» Получив ответ, что есть, усмехнулся: «Так будем бить»[1523].
Комиссар 2-й Украинской советской армии товарищ Вишневецкий докладывал в штаб Украинского фронта о массовой поддержке Григорьева: «Рабочие Елизаветграда встречали наши войска с оружием в руках. Крестьяне обеспечивали Григорьева продовольствием и добровольно приносили ему тысячи пудов хлеба. Желающих вступить в ряды войска Григорьева было столько, что у него не хватало оружия. Деревни встречали наши отряды ружейным и пулеметным огнем»[1524]. В город Лубны отправили 1-й полк Червонного казачества, красу и гордость Красной армии. Но червонные казаки неожиданно выдвинули лозунг «Бей жидов и коммунистов» и, руководствуясь такой политической программой, разоружили в Лубнах милицию и ЧК.
Ненависть к ЧК и «коммуне», а также к евреям и «москалям», которые ассоциировались опять же с ЧК и «коммуной», помогала Григорьеву лучше целой армии агитаторов.
Восстание Григорьева превратилось в настоящую войну с несколькими фронтами. Короткую, но ожесточенную. Бои шли на обоих берегах Днепра. И вот здесь и сказалась ограниченность Григорьева как полководца. Он слишком распылил свои силы, пытаясь наступать на Киев, на Елизаветград, на Екатеринослав, на Одессу и даже через Кременчуг на Полтаву и далее на Харьков. Сам Григорьев хвастливо обещал занять Харьков уже через несколько дней, но недооценил организаторских талантов харьковского военкома Александра Пархоменко, чья звезда взошла как раз во время григорьевского восстания. «Луганскому ястребу» (Пархоменко был родом с Луганщины) пришел на помощь его друг Ворошилов, назначенный командовать Харьковским военным округом. На Украину вернулся Павел Егоров, герой первого (муравьевского) штурма Киева, и вместе с Пархоменко ударил на Кременчуг. Из-за своего положения на Днепре город имел большое стратегическое значение. Кременчуг, что некогда понравился императрице Екатерине больше самого Киева, трижды переходил из рук в руки. В конце концов победа осталась за большевиками. Все достаточно надежные части – прежде всего «интернациональные», то есть не русские и не украинские, – были брошены в бой. Мобилизовали коммунистов и комсомольцев. Из России прибыл особый Московский полк ЧК – настоящие каратели. Бо́льшая часть красных частей на Украине все-таки сохранила верность большевикам. «Одумались» и червонные казаки. Флотилия Полупанова громила григорьевцев орудиями своих канонерок.
Войска Григорьева и в лучшие времена не отличались хорошей дисциплиной. Им не хватало квалифицированных офицеров, вовсе не было военспецов. Так что после первых же сильных контрударов его войско начало распадаться. Вторая половина мая – полный разгром повстанцев. Григорьева выбили даже из его «столицы» – Александрии, но поймать и ликвидировать тогда не сумели. Около 3000 григорьевцев продолжали сопротивляться, вести партизанскую войну. Сам Григорьев погибнет только в июле 1919-го. Как известно, он будет убит на переговорах с Нестором Махно. Убил его то ли сам Махно, то ли махновец Алексей Чубенко.
Большевики теряют Украину
Восстание Григорьева изменило военно-политическую обстановку на Украине и юге России. План похода в Румынию и Венгрию провалился. Венгерская республика, оставшись без помощи, будет разгромлена летом 1919-го. Но это еще полбеды. Страшнее была катастрофа в Донбассе. Все резервы Украинского фронта были брошены на борьбу с Григорьевым, а тем временем соседний Южный фронт терпел от Добровольческой и Донской армий одно поражение за другим. «Это восстание сразу создало много атаманов разных банд. По Киевщине прокатилась волна погромов»[1525], – вспоминал Виталий Примаков.
В довершение ко всему большевики умудрились рассориться с самым ценным своим союзником на Украине – с Нестором Махно. С первых дней григорьевского восстания от Махно ожидали, что он присоединится к повстанцам. К тому же «партизанщина», процветавшая на Украине (не только у Григорьева и Махно, но и у Щорса с Боженко), надоела военному руководству большевиков. Троцкий создавал регулярную армию. На Махно не без оснований смотрели как на нового Григорьева и хотели «ликвидировать» его вместе с махновщиной: командиров расстрелять, а бойцов распределить по обычным красным дивизиям. Наконец, анархист Махно был для большевиков в лучшем случае «попутчиком», временным союзником. «Вольные советы» Махно были для большевиков явлением недопустимым.
Весной 1919-го махновцам, страдавшим от нехватки боеприпасов, поставляли итальянские винтовки. Патроны к ним были на складах, которые контролировали большевики, – таким образом махновцев пытались держать в узде. Когда белогвардейцы прорвали «черно-красный» (анархистско-большевистский) фронт в Донбассе, ответственность за поражение переложили на Махно. 25 мая Махно был объявлен вне закона. Но время для расправы выбрали неудачное.
Белогвардейский генерал Май-Маевский, имея всего 50 000 штыков и сабель против стотысячного Южного фронта красных (им командовал военспец Гиттис, бывший царский офицер), искусно маневрируя и концентрируя войска на направлении главного удара, нанес противнику сокрушительное поражение. Три советские армии (8-я, 9-я, 13-я) были разгромлены. Тяжелое поражение потерпела спешно сформированная из частей Украинского фронта 14-я армия Ворошилова. Великолепная конница Шкуро (кубанские казаки, черкесы, кабардинцы) прорвала фронт Махно под Волновахой, заняла его столицу Гуляй-Поле и «погнала к Днепру Ворошилова». Будущий первый маршал на своем бронепоезде «Руднев» попал на станции Гайчур в окружение, из которого его спас Махно. Ворошилов «рассыпался в изъявлениях благодарности» и пригласил Махно к себе в салон, но Махно, подозревая «старого друга по борьбе за торжество революции»[1526] в коварстве, отказался. И не зря. Ворошилов вскоре отблагодарил украинских анархистов, велев арестовать членов махновского штаба – Бурбыгу и Михалева-Павленко[1527].
Тем временем конница Шкуро достигла Днепра, перешла его по мосту у Екатеринослава и ворвалась в город. В Приазовье группа генерала Виноградова наступала на Бердянск и Мелитополь (Мариуполь был уже в руках у добровольцев). Генерал Слащев выбил большевиков из Крыма.
В Киев срочно прибыл председатель Реввоенсовета республики (разумеется, не украинской, а российской – РСФСР) товарищ Троцкий: «На совещании Реввоенсовета с его участием выяснилась безнадежная картина: 13-я армия, разбитая, бежит, бросая оружие; 14-я сильно потрепана, почти небоеспособна. Деникинцы уже подходят к Харькову, и нет надежды на его спасение»[1528].
На Харьков наступали 1-й армейский корпус генерала Кутепова и Терская дивизия генерала Топоркова: «Терцы Топоркова 1 июня захватили Купянск; к 11-му, обойдя Харьков с севера и северо-запада, отрезали сообщение харьковской группы большевиков на Ворожбу и Брянск и уничтожили несколько эшелонов подходивших подкреплений… Правая колонна генерала Кутепова 10 июня внезапным налетом захватила Белгород, отрезав сообщение Харькова с Курском. А 11-го, после пятидневных боев на подступах к Харькову, левая колонна его ворвалась в город и после ожесточенного уличного боя заняла его. <…> Разгром противника на этом фронте был полный, трофеи наши неисчислимы», – торжествовал Антон Иванович Деникин.
А тем временем на другом конце Украины напомнила о себе разбитая, зажатая в клещи между большевистскими и польскими войсками петлюровская армия. Заместитель начальника штаба армии Украинской Народной Республики Василь Тютюнник предложил смелый план: прорваться из западной Волыни в Подолье. Тогда украинцы выходили бы из-под удара поляков и оставались один на один с большевиками. Неудача означала военную катастрофу петлюровской армии и гибель Украинской республики. Собственно, эта республика состояла тогда из 13 000 бойцов (и не у всех были оружие и боеприпасы) и десятитысячного обоза, в котором шли украинские министры, чиновники и даже их жены и дети[1529]. В случае провала плана их ждали бы смерть или плен.
Петлюровцы были близки к этой катастрофе, так как не сразу сумели прорвать фронт. Решающий удар нанесли не сечевые стрельцы, которые уже считались чем-то вроде гвардии УНР, а Запорожский корпус. Его костяк составляли полки, защищавшие Киев от армии Муравьева еще в январе 1918-го. Запорожцы за шесть дней прошли с боями 160 километров и с марша атаковали позиции большевиков под стратегически важной станцией Волочиск. План Тютюнника удался. Фронт был прорван, петлюровцы заняли Проскуров и Каменец-Подольск. Подолье станет основным плацдармом для армии УНР, а Каменец на полгода будет столицей Украинской республики.
Войск для продолжения наступления не хватало. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. В июне – начале июля 1919 года после ожесточенных боев с польскими войсками Галицкая армия была разбита и отступила за пограничную реку Збруч. Поляки их не преследовали. Галичане пошли на поклон к Петлюре и в конце концов согласились воевать под его руководством. Это была внушительная сила: больше 50 000 штыков, 160 пушек и даже 20 аэропланов[1530]. Их «прекрасную артиллерию» и «великолепный командный состав»[1531] отмечали и большевики, вообще-то не склонные восхвалять противника. Галицкую армию не стали сливать в единое целое с остатками армии УНР. Просто теперь на Западной Украине воевали целых две украинские национальные армии: петлюровская Действующая армия (Надднепрянская) и Галицкая армия (Надднестрянская), которые вместе составляли «соборную» армию так же, как объединенная Галиция и Надднепрянская Украина считались после январской «злуки» 1919 года единым государством.