К Петлюре, который снова обретал силу и авторитет, начали присоединяться отряды украинских атаманов. Юрий Тютюнник, начальник штаба атамана Григорьева, после неудачи восстания ушел с небольшим отрядом на Подолье, где присоединился к войскам УНР. Атаман Ефим Божко, решивший восстановить на Украине Запорожскую Сечь, тоже присоединился к Петлюре. Его «запорожцы» (не путать с Запорожским корпусом) приняли участие в летней кампании 1919 года.
Объединенный штаб Галицкой армии и петлюровской Действующей армии принял странное решение: организовать одновременно два наступления – на Одессу и на Киев. Наступление по расходящимся направлениям – плохое решение. Это замена удара кулаком на удар растопыренными пальцами: ударить ударишь, но не убьешь и не нанесешь серьезного вреда. К тому же и войск было мало. Действующая армия была размером с дивизию – не больше 15 000 бойцов и 120 орудий. В Галицкой армии осталось 47 000 боеспособных солдат, 160 орудий и 20 самолетов[1532]. Но Симон Петлюра предвкушал уже новый парад в освобожденном от большевиков Киеве. За три дня до вступления в Киев Петлюра обратился к своим войскам с такими словами.
Из воззвания (в оригинале – «вiдозва») к военнослужащим Украинской армии, 27 августа 1919 года: «Воины Украинской армии! Украинское народное республиканское войско Надднепрянщины и Надднестрянщины, объединенное в одну Армию, победным маршем идет вперед, разбивая врага, и с каждым днем занимает всё новые и новые пространства Украины, освобождая от грабителей-большевиков, и тем несет Украинскому народу свободу, волю и надежду на светлые дни государственного мира и порядка.
Большевистская анархия и безначалие, страшный красный террор, власть чрезвычаек, каторжников, у которых нет в жизни ничего святого, высосали последние соки у нашего народа и залили наши степи реками невинной крови и слезами людскими.
С церковным звоном, с хлебом-солью, с цветами и слезами радости встречает утомленный, обессиленный, оборванный Украинский народ вас, храбрые рыцари…»[1533]
Через три дня после того, как Петлюра напишет эти слова, произойдет одно из центральных событий Гражданской войны на Украине – встреча русских и украинских войск в Киеве. Но прежде чем рассказать об этой встрече, посмотрим на военно-стратегическую обстановку.
Мертвый угол
28 апреля на Восточном фронте Южная группа Михаила Фрунзе перешла в контрнаступление и разгромила под Бугурусланом, Белебеем, а затем под Уфой армию генерала Ханжина. Это был перелом в борьбе с войсками адмирала Колчака. Но до окончательной победы было еще далеко. Войск для наступательных операций не хватало. Ленин требовал действовать «по-революционному» и мобилизовать в прифронтовой полосе все мужское население с 18 до 45 лет[1534]. Сохранялась опасность соединения колчаковцев с Кавказской армией барона Врангеля, которая в июне 1919-го наконец-то взяла Царицын.
Южный фронт красных потерпел тяжелое поражение. В штыках он по-прежнему превосходил белых, но моральное состояние бойцов было неважным. Бойцы 13-й армии еще в апреле-мае массами расходились по домам. Оставшиеся митинговали, смещали командиров и выбирали себе новых, хотя выборность командного состава в Красной армии была уже отменена[1535]. Целые части оставляли фронт или грозились оставить в ближайшее время. Командир Старобельского полка в своем рапорте писал: «Довожу до сведения, красноармейцы категорически заявляют, что мы дальше действовать не можем, потому что мы, во-первых, голодные, во-вторых, босые, раздетые, нас насекомые заели, потому что мы с первого дня восстания нашей организации до сих пор не получали ничего. Просим вас принять самые энергичные меры, если не будет смены, то мы самовольно бросаем указанные нам позиции и следуем в тыл»[1536].
На юге Правобережной Украины была отрезана целая группировка из трех красноармейских дивизий (с 18 августа 1919 года – Южная группа под командованием Ионы Якира). С севера наступали петлюровцы, на западе стояли румынские войска, на юге, в Одессе, при поддержке английского флота высадился десант Добровольческой армии. С востока подходил Махно. Красные бойцы были готовы воевать с белыми, но не с махновцами: «…не было уверенности, что нас свои же не перережут или не поведут к Махно. Наши красноармейцы все время переходили к нему в одиночку и группами. Кавалерия, недавно наша, а теперь уже махновская, маячила на горизонте, подбивая ребят идти на вольную жизнь к батьке», – вспоминал украинский большевик Владимир Затонский, член реввоенсовета Южной группы[1537]. Махно обещал «перерезать» коммунистов, а простых бойцов принять в свою «армию для защиты завоеваний революции от белых…»[1538].
От Махно войска Якира спас… покойный атаман Григорьев. Один из красных полков был укомплектован жителями села Верблюжка, которые прежде служили у Григорьева и любили своего атамана. Махно, убийцу Григорьева, они терпеть не могли: «…Григорьевцы не выдали и действительно оказали махновцам вооруженное сопротивление»[1539].
Будущий советский маршал Егоров в своем классическом труде «Разгром Деникина» подводил печальные для красных итоги кампании: «…восемь месяцев напряжения, 67 % потерь живой силы и моральное разложение армий Южного фронта»[1540].
Казалось бы, искусные и опытные белые генералы воспользуются слабостью Южного фронта, постараются добиться его полного разгрома и на плечах отступающих большевиков ворвутся в Воронеж, Курск, Орел, Тулу и приблизятся к Москве. Но Деникин неожиданно возьмет оперативную паузу, дожидаясь успеха на флангах фронта, который стал просто гигантским: правый фланг упирался в Волгу, левый – доходил до Днепра. Деникин дождался падения Царицына (30 июня) и уже там 3 июля подписал свою знаменитую «московскую директиву».
Все три белогвардейские армии должны были наступать в общем направлении на Москву. Врангель со своими кубанцами – через Саратов, Пензу, Арзамас, Нижний Новгород и Владимир. Генерал Сидорин с донскими казаками должен был наступать двумя колоннами: через Воронеж и Рязань и через Елец и Каширу. Главный удар в направлении Курск—Орел—Тула—Москва наносила Добровольческая армия генерал-лейтенанта Май-Маевского.
Барон Врангель писал, что они с генералом Юзефовичем (в то время заместителем Врангеля), услышав этот приказ от самого Деникина, «буквально остолбенели». Врангель считал московскую директиву «смертным приговором армиям Юга России» и не мог понять, «как мог этот документ выйти из-под пера генерала Деникина»[1541].
В директиве было положение, во многом перевернувшее весь ход кампании: «Генералу Май-Маевскому <…>. Для обеспечения с запада выдвинуться на линии Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав – Брянск.
Генералу Добровольскому выйти на Днепр от Александровска до устья, имея в виду в дальнейшем занятие Херсона и Николаева»[1542].
Казалось бы, все логично. Днепр – естественная преграда. Вытеснив красных за нее, белые оставляли их на растерзание полякам и воспрявшим петлюровцам. Однако дела пошли совершенно не так, как надеялись белые, как с тревогой ожидали большевики. Откроем известную работу военного теоретика, преподавателя академии имени Фрунзе, автора многих исследований по вопросам оперативного искусства Николая Какурина. Николай Евгеньевич был царским офицером, выпускником академии Генштаба, а в годы Гражданской войны служил Центральной раде, гетману, Галицкой армии и, наконец, стал военспецом у большевиков. «Выполнение плана Деникина осуществлялось в формах, отличных от тех, которые мыслились согласно его приказу, – писал Какурин. – Оно вылилось в целую экспедицию на Украину, в течение которой силы южных белых армий проявили слабую деятельность на центральных операционных направлениях»[1543].
Проще говоря, вместо того чтобы наступать на Москву уже летом 1919-го, Деникин направил немалую часть своих сил на Украину. Но зачем? Донбасс (тогда чаще писали «каменно-угольный бассейн») был необходим: уголь, оружейные заводы. Нужен был и Харьков, важнейший промышленный центр и железнодорожный узел. Допустим, имело смысл занять Левобережную Украину, но уж взятие Киева не было необходимостью. Эффект от его взятия был скорее психологическим, а углубляться в Заднепровье, на Правобережную Украину было решением и вовсе абсурдным. С точки зрения стратегии, это был «мертвый угол». Наступая за Днепр, белые уходили далеко в сторону с главного, жизненно важного для них московского направления. Распыляли силы. Теряли драгоценное время. А большевики грамотно использовали передышку. Укомплектовывали потрепанные части, подтягивали резервы. Ревтрибуналы судили и казнили изменников, трусов и дезертиров. Карательные отряды подавляли мятежи. Укрепляли тыл, приводили в порядок фронт. Когда войска Колчака будут отброшены за Уральские горы, появится возможность перебрасывать дивизии с Восточного фронта на Юго-Восточный и Южный.
Белогвардейская «экспедиция» на Украину была столь странной и труднообъяснимой, что Антон Иванович Деникин придумал для нее даже два объяснения.
Первое объяснение – необходимость пополнить армию. Мобилизационные ресурсы Дона и Северного Кавказа, мол, уже были истощены, а на Украине они еще громадны. Между прочим, товарищ Троцкий опасался, что Деникину это удастся, ведь на Украине было «очень много офицеров, помещичьих, буржуазных сынков и озверелого кулачья»