Князь Скородум продолжал смотреть на своего гостя с тем же выражением доброжелательного любопытства. Сейчас он прикидывался «старым Скудоумом», который ничего не мог взять в толк, пока ему хорошенько не разъяснят.
– По древним обычаям рарогов старшей волхвой племени становится старшая из женщин в княжеской семье, – многозначительно и настойчиво продолжал князь Боримир. Он когда-то уже рассказывал все это и теперь сразу понял, что означает мнимая непонятливость Скородума. – До сих пор княжна Огнемира, сестра моего отца, достойно служила богам. Сейчас она ушла в Золотой Лес, и в нашем роду нет другой женщины, достойной занять ее место. Гора Огненного Сокола ждет мою будущую жену. Пришло время исполнить наш уговор, князь Скородум. Твоя дочь, обещанная мне в жены, нужна моему племени, и я приехал, чтобы забрать ее.
Князь Скородум помолчал, дергая свой ус и сохраняя на лице легкую доброжелательную улыбку. Не так-то легко было возражать на столь настойчивые и, что ни говори, обоснованные требования.
– У нас тут поговаривают, что сейчас не самое лучшее время для свадеб, – наконец ответил князь Скородум все с тем же простодушным видом. – Если кто и женился за время этой зимы, из этого не выходило ничего хорошего. Молодые жены умирают. Из тех детей, что родились зимой, выжил едва один из десяти. Зимерзла, Морена и Вела пожирают их. Я не хочу, чтобы они пожрали мою дочь. Замужество – огненная река для всякой девицы, переходят ее с опаской. А сейчас уберегаться трудно. Слишком много нечисти выбралось на волю. Если ты, князь Боримир, послушаешь совета такого старика, как я, то со свадьбой торопиться не стоит. Слишком плохое время для свадьбы.
Князь Боримир с должным почтением выслушал эту речь до конца, хотя по лицу его с самого начала было видно, что он не намерен соглашаться ни с одним словом.
– Сейчас тяжелое время, ты, конечно, прав, князь Скородум! – ответил он. – Но именно поэтому племени рарогов нужна защита. Ему нужна княгиня, которая будет молить богов за племя. Боги послали меня искать княгиню Огнегора в твоем роду, и ты обещал мне руку твоей дочери. Сейчас, когда она нужна Огнегору, самое время исполнить наш уговор. Война – опасное время для воинов, но это ведь не значит, что мужчин надо беречь от битв?
– Но моя дочь уже едва не пала в этой битве! – вырвалось у Скородума. Даже сейчас он не мог спокойно вспоминать прошедшее и тревожно дернул себя за ус. – Я еще не все рассказал тебе о наших делах, князь Боримир. Боги требовали жертву… и этой жертвой должна была стать моя дочь! Она готова была войти в священное озеро. К счастью, нашелся человек, который вызвался отбить ее у богов. Он бился с бойцом святилища и победил его. Теперь я не вправе распоряжаться рукой моей дочери. Сами боги отдали ее победителю. Она принадлежит другому.
– Ты был не вправе обещать ее другому, когда она уже была обещана мне! – в негодовании крикнул Боримир. – Ты обещал ее мне, и никто другой не имеет на нее права!
– Наша судьба в руках богов. Тебя не было здесь, чтобы отстоять твои права. Если бы боги не послали ей другого защитника, сейчас тебе пришлось бы просить ее обратно у Храм-Озера. А боги никогда еще не возвращали того, что было отдано им.
– Если ее требовали боги, то отбивать ее у богов было моим правом! Только моим! Ты должен был послать за мной! Боги могли бы подождать! Я сам должен был биться с бойцом святилища! Я сам сумею постоять за то, что принадлежит мне! Клянусь Огненным Соколом!
– Но ты не приехал за ней вовремя, князь Боримир! – торопливо вмешалась княгиня Добровзора. Она старалась сохранять на лице приветливое выражение, но ее белые пальцы заметно дрожали. – Ведь у нас был уговор, что ты приедешь за ней к Медвежьему велику дню. Ты не приехал, и мы подумали, что у тебя слишком много забот в твоей земле, и ты не…
– А где этот Медвежий велик день? – гневно крикнул Боримир. На этот раз у него не хватило терпения дождаться, пока княгиня кончит говорить. – Медвежий велик день не пришел!
– А наш уговор был сделан о Медвежьем дне! – подхватил князь Скородум. – И пока его нет, мы не можем говорить о свадьбе. Если ты, князь Боримир, сумеешь сделать так, что Медвежий велик день наконец наступит, тогда… Тогда ты сможешь потребовать того же, чего потребовал победитель. То есть руки моей дочери.
Боримир помолчал. Его глаза гневно блестели, тонкие ноздри раздувались, а лицо от гнева было бледным, как березовая кора.
– Кто он? – наконец выговорил Боримир и режущим взглядом обвел ряды мужчин за столами. – Кто этот наглец, посмевший отнять у меня мою невесту? Я хочу его видеть!
– Это нелегко будет сделать, – Скородум задумчиво покачал головой, намекая, что тут есть некое затруднение. – Он ушел в Храм-Озеро.
– Что? – Боримир посмотрел на него, не понимая.
– Он ушел в Храм-Озеро, – повторил князь Скородум. – Боги обратили его в огненного коня и призвали к себе. Он сам вошел в храм на Стрибожьей горе и достал кольцо Небесного Огня. Так сказали волхвы.
Князь Боримир помолчал, но совсем недолго.
– Это все равно, – вскоре обронил он. – Ни один князь из рода Огненного Сокола не отступал от своих законных прав, – непреклонно продолжал Боримир, в упор глядя на хозяина, его зеленые глаза смотрели с твердым, неприязненным отчуждением. – И я счел бы опозоренным и себя, и весь мой род и племя, если отступился бы от невесты, которая обещана мне.
«Ох, как говорит красиво!» – вздохнул про себя воевода Смелобор и бровями сделал знак ближайшим кметям: видали, мол?
– А ты, князь, попробуй его догнать! – с простодушным видом предложил он гостю вслух. В душе он был даже доволен, что надменный рарог останется несолоно хлебавши. – Ну, в озере. Там и разберетесь, чья невеста.
Кмети, сидевшие на лавках, опустили головы и прикрыли пальцами усы, чтобы спрятать усмешки. Даже если бы рарожский князь и в самом деле как-нибудь исхитрился встретиться с Громобоем, сомнений в победе последнего ни у кого не возникало. Рыжего дремича здесь уже привыкли считать не только за «своего», но даже и за будущего князя.
Боримир мельком заметил эти усмешки и побледнел сильнее.
– Мне незачем так далеко ходить! – надменно вскинув голову, ответил он. – Тот, кто давал мне обещание, сейчас здесь, а не в озере. Ты сам решил, князь, – он в упор глянул на Скородума, – что судьбу твоей дочери определит поединок. И если кто-то отбил ее у богов, то и за мной остается право отбить ее! Если ты изменил слову, то я силой верну ее себе!
Гридница загудела: теперь уже никто не смеялся, и кмети, оживленно переглядываясь, казалось, выбирали между собой достойного соперника рарожскому князю.
– Дело хорошее! – одобрил воевода Смелобор. – Это ты, князь, правду сказал! Хочешь владеть – отбей! А уж поединщика мы тебе дадим. Правда, князь Скородум?
Милован, Ратибор, еще несколько первых бойцов Скородумовой дружины встали и подошли поближе, на лицах их была готовность хоть сейчас вступиться за свою княжну. Князь Скородум подергивал длинный ус, и теперь его голубые глаза смотрели серьезно, без мнимого простодушия.
– Поединщика? – Боримир слегка усмехнулся углом рта. – А разве ты, князь, так стар и немощен, что тебе нужно сиротское право замены 1? Ты сам обещал твою дочь сначала мне, а потом другому. Ты сам дал мне слово и сам его нарушил. Отвечай за это сам!
Теперь уже все глиногорские кмети с негодующими криками повскакали с мест: налицо было оскорбление. Рароги мигом окружили своего князя, держа руки на рукоятях мечей.
– Тише! – Князь Скородум тоже встал и движением руки остановил своих людей. – Это наш гость!
Кмети потупились и попятились.
– Князь Боримир прав, – продолжал Скородум. – Судьбой моей дочери распорядились боги, но сам я обещал ее Боримиру и сам должен отбить свое обещание назад. И я еще достаточно крепок для этого. Ты в этом убедишься, князь.
– Что ты наделала! – прошептала княгиня Добровзора и перевела взгляд на Даровану. В ее больших карих глазах блестели слезы, на красивом лице отразилось отчаяние. – Вот до чего ты довела… Я же тебе говорила…
Дарована опустила голову и закрыла лицо руками. Такого она не ждала. Ни за что на свете она не согласилась бы подвергнуть своего отца такой опасности, но в том, что сейчас происходило, ее воля ничего не значила. Князю Скородуму был брошен вызов как мужчине, и как мужчина он сам должен был постоять за свою честь.
Поединок был назначен на следующий же день. Ночью была сильная метель с обильным снегопадом, но к утру непогода унялась. Снега навалило столько, что городские ворота едва удалось открыть. Дорога к Храм-Озеру исчезла, и первым глиногорцам, что с самого рассвета потянулись к священному озеру, нелегко было пробраться через высокие, рыхлые сугробы. Оба князя с женщинами и дружиной выехали из детинца к полудню, когда совсем рассвело и дорогу протоптали заново. Княжна Дарована чувствовала себя так, как будто ее именно сегодня везут приносить в жертву. «Согласись сейчас, поезжай с ним! – в слезах убеждала ее княгиня Добровзора. – А там, если уж твой рыжий оборотень такой могучий, он сам тебя найдет и сам у Боримира отобьет! Только отца оставь в покое! Не погуби!»
Наконец сам Скородум пришел за княгиней и увел ее от дочери, но Дарована не спала весь остаток ночи. Мысль о возможной потере отца приводила ее в ужас, но она знала, что вмешиваться не вправе. Скородум не захочет купить себе безопасность продажей дочери, и она не властна предать втихомолку Громобоя, который ради ее спасения ушел в Храм-Озеро. Ее право распоряжаться собой кончилось, и горячие слезы мачехи ничего не могли изменить.
В святилище над Храм-Озером, когда прибыли князья, уже все было готово: горели два костра, Повелин ждал, когда ему подадут для освящения оружие князей. Дарована смотрела, как князь Скородум отстегивает родовой меч с тонкими серебряными узорами на рукояти и голубыми мелкими глазками бирюзы, и сердце ее сжималось какими-то болезненными толчками, казалось, вот-вот совсем сорвется… Она помнила этот меч столько же, сколько самого отца; священные знаки-резы на рукояти были первыми, которые она когда-то узнала. В этом мече для нее как бы заключался сам отец и все лучшее, что было в княжеском роду Глиногора: его ум, честность, стремление к справедливости, отвага при защите своего племени, память деда и прадеда. Она смотрела, как меч передают Повелину, как жрец обеими руками поднимает его над священным огнем, призывая на родовое оружие благословение богов. В мече жил дух предков, и в нем сейчас была судьба рода.