А дальше я им открыла глаза. На то, что нетрезвый бугай на обычной кухне, где якобы случилась бытовуха, – на самом деле большой начальник ЖКХ Николай Васильев. Что он выгнал из своей квартиры в элитном доме жену с больной дочерью. Что она приехала с ним повидаться в день своего рождения, а он назвал ее калекой и заявил, что таким не место среди нормальных людей.
– Вы, конечно, в курсе, что это статья УК «дискриминация». А дальше он, этот самый Васильев, схватил стул за спинку, вот этой самой рукой, и занес его над головой дочери. Я и это, кажется, успела сфотографировать, попрошу со спинки стула снять отпечатки пальцев. Речь о покушении на убийство. Марина защищалась.
Короче, – заключила я. – Поскольку Васильев вам большой начальник, будет сейчас давить на следствие и суд, а он заинтересован в том, чтобы сжить со свету свою единственную дочь из-за квартиры, я прямо сейчас отправляю все, что сказала, вместе со снимками в интернет. Поехали, ребята? Коля, ты готов?
– Не делай этого, – взревел Коля. – Она клевещет, но ссора действительно была. Я погорячился, сознаю, прошу прощения за ложный вызов. Это жена не поняла и позвонила. Я компенсирую ваше время, если что.
…С того вечера прошло ровно три года. Сегодня я одна в своей квартире отмечаю день рождения Марины, девочки-лепестка, выбранной мною в младшие сестры. Это было время таких свершений, преодолений, приобретений и в результате окончательных потерь, что я сейчас хочу одного. Тишины.
В тот кошмарный вечер лед провалился, вулкан взорвался раскаленной лавой, никому не заметное течение жизни одной семьи обнажилось и сломалось.
Сейчас я понимаю, что так должно было случиться. Просто потому, что иначе было уже никак. Замять Коле уже ничего не удалось. Я допустила одну маленькую утечку, причем источником стал как раз один из полицейских, который за небольшую плату передал информацию о скандале в семействе Васильева одному телеграмм-каналу. Тот поискал вокруг, копнул вглубь. Много интересного узнали люди об одном реагентном короле.
У Галины в ее исках появились добровольные помощники – известные адвокаты и правозащитники, которые всласть попиарились на таком выигрышном деле.
Богатый, не сильно чистый на руку чиновник запихнул родную больную дочь в закуток «вороньей слободки». Они со своей второй женой терроризировали девочку и ее мать, шантажировали, пугали. Процесс, как говорится, пошел.
Мама с Колей бежали из нашей квартиры в ненависти, отвращении и страхе.
Мне кажется, они боялись, что не смогут сдержаться и прикончат меня прямо тут, где я обвинила Колю в попытке убийства дочери, которой он не совершал.
Виной я не мучилась: поехали они не на скамейки вокзала, а в свои отремонтированные хоромы с зеркальными террасами и бассейном. Его юристы уменьшили реальную долю Галины и Марины в стоимости этой квартиры, насколько смогли. И все равно по суду Николай выплатил им огромную сумму.
Нам ее хватило, чтобы выбрать отличную квартиру. Всего две комнаты, но все помещения большие, с широкими коридорами, двумя террасами – открытой и закрытой, везде полно воздуха и света.
Я прожила там рядом с Мариной две недели. Две последние недели. Я прощалась и провожала. Знаете, сейчас, конечно, сердце рвется, все хочется туда вернуться и еще как-то задержаться хоть на день. А тогда… Тогда мы не были несчастны. Нам не было страшно и больно. Я говорю за двоих, потому что души наши слились, слезы и смех смешались, мысли были одни.
Марина принимала каждый день, каждый луч, каждый звук и прикосновение с восторгом и благодарностью только что родившегося ребенка. И она знала, что делает меня счастливой, сообщая, как далеко еще ползти атрофии до ее нежного сердца. Есть жизни, которые ничего не стоят, а есть минуты, за которые можно отдать жизнь. Вот и все, что я скажу о тех временах.
Да, я стала студенткой, Маринка помогала мне учиться. Ректор поможет мне экстерном получить диплом. И это будет тот диплом, за который папе было бы не стыдно. К тридцати годам я готова наконец продолжить его дело, но на другом, железном с точки зрения устойчивости уровне.
Беда ни к кому не приходит одна, даже к тем, кто в состоянии от нее откупиться.
Год назад Колю взорвали вместе с его автомобилем. Заказчиком оказался конкурент по бизнесу. Моя мама осталась богатой вдовой. Живет в той самой квартире. За все эти годы мы встречались несколько раз – в основном на нейтральной территории. Очень редко и по делу разговаривали по телефону. И вот сегодня она позвонила и сказала, что приедет: взять какие-то важные документы, которые остались в ее секретере.
Она позвонила в дверь, я открыла, сказала, что она отлично выглядит. Это было почти правдой. Высший класс ухода, искусства и лицемерия. И пустой, жесткий взгляд.
Она ответила:
– А ты нет. Ты не выглядишь отлично. А точнее, ты выглядишь, как и положено старой деве, у которой ненависть выжгла потребность даже в человеческих отношениях с мужчиной.
Жестоко, но я на нее не обиделась. Это близко к правде. Мне хватило ее опыта, чтобы закрыться от подобных катастроф, преступлений, от таких жертв и такой вины.
Она для виду поковырялась в секретере, сунула не глядя в сумку пару бумажек. Потом присела рядом со мной за стол. У меня на нем стояла только бутылка шампанского, на донышке осталось.
Я разлила нам эти капли. И мама сказала:
– Я хотела тебя увидеть на самом деле. Я надеялась: вдруг ты обрадуешься. Вдруг эта твоя ненависть уже прошла. Ты всю жизнь следила за мной, как враг. Я обижала твоего прекрасного, умного, талантливого и такого бескорыстного папу. Я нашла себе богатого и обычного человека, с которым мне было просто, спокойно и уютно. У него оказалась больная дочь, в чем ни я, ни даже он не были виноваты. Но твое дело – только выносить приговоры. Вот они исполняются. Коли нет, я тебе больше не мешаю. Даже не спрашиваю, получила ли ты то, что хотела. А совет хочу дать. Если ты все же встретишь такого распрекрасного, идеального, с твоей точки зрения, мужчину, как отец, если станешь его женой… Не рожай ребенка ни в коем случае. Он станет твоим врагом, когда ты начнешь биться за то, чтобы он был сыт и одет.
Мама крепко сжала задрожавшие губы, поднялась, протянула ко мне руку и сразу отдернула ее, как будто ее ударило током.
– Я боюсь до тебя дотронуться, – вдруг жалобно сказала она. – Я хочу уйти и боюсь повернуться к тебе спиной. Как будто ты в нее выстрелишь.
– Хочешь остаться? – спросила я. – В твоей комнате все как было. Я поставлю варить картошку, как вы любили. Включу телевизор – первый раз за три года. Мы наденем наши старые халаты и наконец вернемся с войны. С нашей, мама, войны. Она закончилась. Обними меня.
Александр РужЧерный дервиш
Сидела себе Анита за столом и вышивала. А что прикажете делать, когда на улице уже час как сыплет мелкий противный дождь пополам со снежным просом? После завтрака она потопталась на крыльце, кутаясь в шерстяную шаль и раздумывая, стоит ли совершать моцион. В результате теплолюбивая южная натура взяла свое. В гостиной да перед натопленным камином оно куда уютнее.
Псковское захолустье, где находилась деревня Медведевка, окруженная со всех сторон лесами, не отличалось идеальным климатом. Зимой морозно и сугробы по плечо, а летом – как повезет. Иногда зной, дышать нечем, а иногда зябко, даже в конце июня заморозки случаются. Прочие же времена года – ни то ни се. Нынче, например, весна выдалась ранняя, но мокрая: снег сошел в конце марта, и сразу же зарядили ливни. Медведевка, которую связывал с ближайшим городом один-единственный шлях, оказалась во временной изоляции. Хорошо еще, что припасов и у крестьян, и у господ достаточно, никто не голодал. Неделю назад потоп прекратился, дорога подсохла, и конюх Ерофей рискнул пуститься в путь на телеге, чтобы купить свечей, табаку, галош и еще кой-чего из предметов первой необходимости. Вылазка завершилась успешно, однако намедни с утра небеса опять прохудились. Что поделаешь с капризной русской природой!
За дверью послышались скрежещущие звуки – это вернулся Алексей Петрович Максимов, он же Алекс, супруг Аниты, и старательно счищал скребком налипшую на сапоги грязь. Он, как рачительный хозяин, еще на рассвете решил обойти свои владения и проверить, в каком состоянии поля и не побило ли озимые.
В гостиной прибиралась служанка Вероника – шуршала тряпкой, смахивая пыль и наматывая на швабру замеченные в углах паутинные кружева. Анита свыклась с ее постоянным присутствием и обращала на нее внимания не больше, чем на мебель.
Алекс вошел в гостиную. Промокшую тужурку он оставил в передней, но с его волос текло, они слиплись стрелками.
– Погода дрянь! – констатировал он, хотя это и так было очевидно. – Чем занимаешься? А, кройка и шитье… – Он присмотрелся к буквам, которые были вычерчены аккуратными стежками на батистовом квадратике. – «Т», «А», «М» и недописанная завитушка. Дай подумать… Если учесть, что через три дня мой день рождения, то это, видимо, подарок. А литеры означают… – тут он мгновение помедлил – «Те amo, mi queridoí1!». Угадал?
– Ты делаешь успехи, – улыбнулась Анита. – За те два года, что мы живем вместе, ты стал поразительно догадливым.
Она не жаловалась на судьбу. Пекло гражданских войн в родной Испании, вынужденная эмиграция, смерть первого мужа – все это теперь в прошлом. В имении Алекса она нашла покой и семейное счастье. Зная свой неуемный характер, Ани понимала, что рано или поздно ее снова потянет на приключения, но сейчас… сейчас так чертовски приятно было сидеть у камина, под скрип рассыхающихся от жара балок старого дома, и заниматься милыми пустяками.
Максимов сел в кресло и потянулся к стоявшему на подоконнике графинчику с наливкой.
– Я многое могу объяснить, – признал он не без самодовольства, – но есть вещи, находящиеся за гранью моего понимания.
– Это какие же?
– К примеру, иду я давеча по деревне и вижу, как из избы выходят крестьяне, в руках у них оглобля, к ней привязан колокольчик, а впереди идет баба и подметает веником прошлогоднюю траву. Я уж думал, кто-то из нас с ума сошел: или я, или они…