Анита подобрала ларчик. Он был выструган из сосны, на гладкой шлифованной крышке, равно как и на остальных его гранях, не значилось никаких надписей, вензелей и подобных опознавательных знаков.
Она покачала его на ладонях.
– Увесистый… Что в нем?
– Не открывали бы вы, барыня, – попросил Матвей, суеверный, как все жители русской глубинки. – Не ровен час, проклятье на себя навлечете.
– Дай я! – Алекс отобрал у Аниты ларчик, поддел ногтем крышку, и она послушно откинулась.
Матвей инстинктивно приподнял кувалду, приготовившись к тому, что из чертова ящика могут выскочить исчадия ада или, в лучшем случае, ядовитые скорпионы. Но ничего такого. Ларчик внутри оказался разделен перегородками на три отсека, доверху наполненные… чем? Алекс взял щепотку круглых крупинок, поднес к носу, затем ко рту.
– Осторожно! – предупредила Анита. – Это может быть отрава.
Он стиснул крупинки зубами, пожевал и выплюнул.
– Обыкновенное пшено… А рядом что – рис?
Дегустация белых продолговатых зерен подтвердила эту версию. Содержимое третьего отсека Алекс попробовал уже без опаски.
– Гречка. Что бы это значило, Нелли?
Нашел кого спросить! Анита стояла озадаченная, смотрела на ларчик, на пока еще безлиственные деревья, за которыми скрылся незнакомец, и ничего не понимала.
– Кто-то решил, что у нас крупы на кашу не хватает?
Если серьезно, то очевидным покамест виделось одно: нынешний гостинец связан с давешним подарком в виде листка с рисунками. И люди, которые их подкинули, безусловно причастны к тайне сокровищ Наджиба. В противном случае они не объявились бы здесь в день приезда Марьи Антоновны.
– Матвей, – Максимов хлопнул кузнеца по мускулистому плечу, – ступай-ка ты к себе. Видишь, нет тут никаких чертей, мы живы-здоровы.
Кузнец, ворча что-то о происках и коварстве нечистой силы, ушел в пропахшую гарью мастерскую. Анита и Алекс повернули домой. Гулять расхотелось. Во-первых, морось снова превратилась в полноценный дождь, а во-вторых, обилие необъяснимых событий, происходивших сплошной чередой, навевало думы отнюдь не радужные. Анита не могла избавиться от навязчивого чувства, что за нею, Алексом и их имением постоянно наблюдают – с той самой минуты, как приехала на верблюде графиня Марья Антоновна.
Максимов, судя по его хмурому виду, думал примерно так же. Своим крестьянам он верил, они никогда б не стали составлять против него заговор. Но, как оказалось, в окрестных лесах прячутся чужаки. Друзья они или недруги – как знать. А раз так, необходимо быть настороже. Если это какие-нибудь хунхузы, преследовавшие Наджиба еще в Азии и дотянувшиеся до него в Петербурге, то с них станется устроить нападение на усадьбу, где отныне обосновалась вдовствующая графиня. Нужна ли она им, или они надеются найти что-то полезное в ее вещах? Это уже вопрос второстепенный. Долг хозяина – уберечь и домочадцев, и гостью.
Алекс погрузился в раздумья о фортификационных мероприятиях, способных сделать из патриархального помещичьего дома неприступную крепость.
Аниту же заботило иное: ларец с крупой, новая головоломка. Как она стыкуется с рисунками и запиской?
Она толкнула в бок примолкшего Алекса: неплохо бы узнать его мнение. Скорее всего, оно будет неверным, но иногда и откровенная чепуха имеет свойство направлять умственные волны в нужное русло.
Как и следовало ожидать, он понес околесицу касательно того, что клад Наджиба разделили не на три части, а на шесть – отсюда и количество подсказок.
– Но что нам должны подсказать рис, пшено и гречка? Искать клад надо в поле или на базаре?
– Может, дело в цвете? Рис белый, пшено желтое, гречка коричневая… – Он потер лоб, стимулируя мыслительную деятельность. – А если соединить цвета с рисунками? Белый мундир на портрете императора, коричневый от окислов кожух двигателя, желтый грифон… Нет, ерунда выходит!
Сам признал, Аните и опровергать всю эту ересь не пришлось. Но, как ни печально, теория, в которую не стыдно было бы поверить, так и не возникла.
Они вернулись в гостиную – мокрые и замерзшие. Анита протянула руки к камину, а Алекс налил и себе, и ей своей любимой вишневки. В безмолвии выпили, и по жилам заструилось живительное тепло, сделалось хорошо.
Из верхней комнаты спустилась Марья Антоновна. Сон пошел ей на пользу, она посвежела и, кажется, повеселела. Анита подумывала, не утаить ли от нее обретение ларца с питательной начинкой, однако ж рассудила, что главная героиня обязана быть в курсе происходящего.
– Крупа? – заморгала графиня серыми очами. – Какая крупа? Зачем?
– Вот и нам бы хотелось знать, – пробормотал Максимов и взболтнул на донышке графина остатки наливки.
До вечера более ничто не нарушило покой обитателей усадьбы. Анита разложила на столе все имевшиеся в ее распоряжении улики (если их можно было назвать таковыми): записку, привезенную Госкиной, рисунки, переброшенные через ограду, и ларчик, который неизвестный субъект потерял около кузни. Отчаявшись осмыслить значение каждого предмета в отдельности, она крутила их, перекладывала так и эдак, будто надеялась, что они сложатся в замысловатую мозаику. Но все ее старания были тщетны.
Уже смеркалось, когда Вероника подала обед: щи и бараний бок с пшенной кашей. Анита привыкла к русской кухне, но после сегодняшних даров на кашу смотрела с подозрением, да и вообще ела без аппетита. Коловращение мыслей не позволяло сосредоточиться на трапезе. Подобное испытывали и Алекс с Марьей Антоновной. Всяк думал о своем. Вернее, думали-то об одном и том же, но под разными, так сказать, углами. Завязавшееся было обсуждение быстро сошло на нет, ибо свелось к бесплодным и ничем не подтвержденным догадкам.
Обед подходил к концу, когда во дворе раздался заливистый собачий лай, после чего загромыхали по крыльцу тяжелые сапоги, и в гостиную вбежал Ерофей. Он был из числа наиболее преданных слуг, и ему дозволялось входить в барские покои в любое время.
– Сбежал! – выдохнул он с порога и содрал с лысины набухший от дождевых капель треух. – Энтот… с горбами…
– Верблюд? – встрепенулась Марья Антоновна и уронила ложку. – Как такое возможно?
– Не могу знать. Я за дровами ходил. Вертаюсь: дверь в конюшню отомкнута, а его нету…
– А Ахмат? Он же был при нем!
– Дрыхнет ваш чучмек, прости господи. Без задних ног… Я будил, будил, а он и в ус не дует…
Анита отодвинула тарелку с недоеденной бараниной, наскоро промокнула губы салфеткой.
– Верблюда надо найти. Он же тут все огороды потопчет… да и крестьян перепугает до смерти. Они его, чего доброго, осиновыми кольями забьют – как оборотня.
– Найдем! – Максимов встал, полный жажды действий. – Далеко он уйти не мог.
– Я с тобой! – Анита тоже встала и шагнула к выходу.
– А я? – пискнула покинутая всеми Марья Антоновна.
Анита не горела желанием брать ее с собой. В деревне, среди непролазной грязи, петербургская аристократка вряд ли могла быть чем-то полезна. Пусть сидит дома.
Заверив графиню, что с отловом верблюда они справятся самостоятельно, Анита быстро оделась и вышла в сгущавшиеся сумерки. Она предложила все-таки разбудить Ахмата, которому, как жителю Востока, хорошо ведомы верблюжьи повадки, но Максимов отмахнулся:
– Какие повадки! У нас, чай, не Аравийская пустыня, живо по следам отыщем.
Отпечатки верблюжьих ног виднелись на раскисшей земле. Они вели прочь от жилых строений, к лесу. Алекс, опасаясь, как бы глупое животное не угодило на зуб волку или медведю, каковых в окрестностях деревни водилось вдосталь, прибавил шагу. Ерофей с Анитой едва поспевали за ним.
– Вон он! Я его вижу! – Конюх указал кривоватым перстом на косматую тень под раскидистой елкой.
Как и предсказывал Максимов, верблюд ушел недалеко – брел, пошатываясь, меж деревьев. На фоне среднерусского пейзажа он представлял собой зрелище дисгармоничное и несообразное.
Ерофей в три прыжка нагнал его и схватил за повод. Верблюд, когда его определили на постой в конюшню, был, естественно, освобожден от багажа графини, и конюх очень удивился, разглядев у него на шее маленький полотняный мешочек.
– А энто что? Не было при ём такого!
– Не было, говоришь? – Максимов сорвал мешочек и распустил шнурок, стягивавший горловину. – Да здесь карта!
Он держал в руке тряпицу, на которой лиловыми чернилами были выведены квадратики, полоски и стрелочки. Больше в мешочке не обнаружилось ничего.
Анита в тусклом свете угасавшего дня осмотрела цепочку верблюжьих следов. Похоже, к ним кто-то приближался, оттиснулись подошвы обуви, но их контуры были нечетки и вели к подушкам мха, где и вовсе терялись. Таким образом, вычислить, кто же подходил к беглому верблюду и повесил ему на шею мешочек, не представлялось возможным. А жаль.
Пока Анита изучала следы, Алекс смотрел на карту, и лицо его, прежде насупленное, постепенно разглаживалось.
– Хвала святым, наконец-то что-то определенное! – заявил он, разложив смятую тряпицу на ладони. – Это карта нашей Медведевки. Вот усадьба, дом рябого Кондрата, кузница… Глянь-ка, Ерофей! Верно я мыслю?
Ерофей глянул через его плечо, покряхтел, обмозговывая увиденное.
– Вродь как похоже… Вон и сосна поваленная прорисована. А стрелочки-то к чему? От барского дома ведут…
– Стрелочки – самое главное. Если мы пойдем по ним, что-нибудь разыщем. Так, Нелли?
Алекса удивляло, что Анита куда больше внимания уделяет лесной земле, чем находке, содержащей – наконец-то! – вполне четкие указания. Следы следами, но сейчас наипервейшая задача – пройти маршрутом, указанным на карте, и установить, к чему же он ведет. Максимов знал Медведевку и окружавшие ее леса как свои пять пальцев. Отмеченное крестиком место, в которое утыкалась вереница стрелочек, соответствовало овражку за лугом, где в летнюю пору пасли скот.
– Это близко! Через четверть часа будем там… Ерофей, сходи за фонарем и лопаты на всякий случай прихвати.
– Сей момент! – ответствовал конюх, тоже вошедший в азарт.