Уйдем скорей,
уйдем, родитель мой.
Но я никуда не ушел, а сдал багаж и полетел в Москву, и далеко ушла Сицилия, надолго, навсегда — я пытаюсь ее вспомнить, хочу представить и не могу. Я вижу Милок. Она заслонила мне Италию. Она с ней соединилась. Милок, которая все записывала, не понимая, что именно и зачем, посещала положенные церкви и развалины и всюду фотографировалась, ела то, что давали, и всегда говорила «грация синьоре», честно исполнила ритуал, который от нее требовался. И за это ей вышла благодарность. Когда она шла по улице, колыхаясь в своем гипюре, по — детски беззащитная, как сицилианские достопримечательности, подростки аплодировали ей вслед, и в этом было столько же насмешки, сколько и признания. Она победила. Ее там стояло. Белая, сиреневая, розовая анимационная женщина вписалась в этот мультфильм, в этот круговорот, в этот маньеристический пейзаж и на один ничтожный миг стала его частью, а значит, останется в нем навеки.
Март 2002
Весна Средневековья
Февраль 2004 (в соавторстве с Аркадием Ипполитовым)
В прошлом году на выставку «Осторожно, религия!», открытую в музее Сахарова, пришли возмущенные граждане и устроили там погром. Работы художников были облиты краской и покорежены. Погромщиков задержали и возбудили против них уголовное дело. Общественность возмутилась вандалами — ровно на полтора дня.
Очень скоро выяснилось, что хулиганы вовсе и не хулиганы, а глубоко верующие христиане, оскорбленные в своих чувствах, что они возрождают славные традиции первых мучеников, громивших неугодные им культы, отбивая головы поганым античным идолам, а заодно и их приверженцам, за что бывали съедаемы дикими зверями на аренах римских цирков. Новым идолоборцам страдать не пришлось, их оправдали, а дело, наоборот, было заведено против потерпевших. Устроителей выставки обвинили по ст. 282 УК РФ — возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды.
Для того, чтобы это доказать, надо было найти состав преступления в самих объектах, выставленных в музее. Потребовалась высоконаучная экспертиза, и прокуратура ее обеспечила. Комиссия из ученых дам — кандидатов искусствоведения и психологов — засела за материалы дела и вынесла свой вердикт. Сославшись на имена Вельфлина, Воррингера, Ригля, Панофского, Соссюра и даже Ролана Барта, дамы постановили, что да, состав преступления наличествует. Дамы, напомним, отвечали на вопросы прокураторы, а не докучливого интервьюера или посетителя музея, желающего все знать, то есть, наверное, взвешивали свои слова, понимая, что они будут иметь юридические последствия. Поверить в это, впрочем, невозможсно. Их обстоятельную многостраничную экспертизу можно цитировать, выбирая наугад из любого места, — мало не покажется. «Русская Православная церковь является исторической и социальной реалией, имеющей фундаментальное нациообразуещее, социообразующее и государствообразующее значение на всей огромной территории Российского государства на протяжении всей истории его существования. Поэтому негативные и уничижительные характеристики, высказываемые по отношению к ней, входят в конфликт — ное противодействие со всей совокупностью традиционных и сакральных устоев, на которых созидалась история Российского государства, формировалось национальное самосознание русских и других православных народов России». Такова установка. А вот и выводы.
«А. Дорохов пытается внушить зрителю мысль о равенстве и тождестве христианства, фашизма и коммунизма, христианства и тоталитарных идеологий, утвердить эту идею. Подобное утверждение является клеветой на христианство, в особенности, если вспомнить о жестоких гонениях на православную церковь во время коммунистического режима. Экспонат несет в себе негативную оценку и клевету на христианство, возбуждает враждебное отношение к христианской религии и тем самым призывает к разжиганию религиозной розни».
«Анализ идеологической принадлежности экспонатов выставки «Осторожно, религия!» показывает в разной степени выраженную антихристианскую направленность, характерную для западной контркультуры. Социологические функции этих произведений — десакрализация православных, христианских ценностей, дехристианизация общества, внедрение антихристианских религиоз — ных движений, распространение сексуальных девиаций». Дехристианизация общества — скверное, конечно, дело, и распространение сексуальных девиаций — безусловно, тоже, но на состав преступления они не тянут. Нет такого преступления. Пока, по крайней мере. И дамы с грустью признают это.
«Непосредственной информации, побуждающей к действиям против Русской Православной церкви, в данной работе не содержится, хотя само по себе уничижительное обращение с символом той или иной организации или человеческого сообщества уже есть некое негативное действие по отношению к ним, и может играть роль провокации к другим подобным и худшим действиям».
То есть действий против церкви не было, и информации, к ним побуждающей, тоже не было, но обращение с символом само по себе, утверждают дамы, даже не играет, а может играть роль провокации к другим подобным и худшим действиям. В этом пассаже все изумительно, но лучше всего слово «может» — ключевое в уголовной экспертизе.
«…В отличие от той по — детски чистой и «искрящейся» радости, которую символизирует иллюминация пасхальной аббревиатуры «ХВ“, «почитание и восхваление», воздаваемое елочными гирляндами пенопластовым буквам, обозначающим Русскую Православную церковь, действительно, выглядит нелепо и смешно, потому что призвано иллюстрировать не наше переживание факта Воскресения, а ничтожными средствами «украшать» несоразмеримую смысловую реальность. Тем самым, идеологический противник авангарда — Русская Православная церковь — оказывается в глазах авангардистского зрителя как бы не «увенчан», а «развенчан» этими лампочками; враг оказывается не страшным, а смешным и, тем самым, — как бы побежденным. «А я тебя не боюсь!» — можно было бы подписать под этим экспонатом. Или иначе: «Ты для меня не авторитет!»».
Мило, не правда ли? И, может быть, даже не глупо. Но это не постмодернистская рецензия в газете, это экспертиза для прокуратуры, призванная выявить уголовно наказуемое деяние. Дамы смотрят зорко, дамы видят далеко.
«То, что данная работа имеет именно негативистское содержание, направленное не только против церкви, но и против современного Российского государства, подтверждает тот факт, что автор не решился честно объяснить следствию ее содержание, но сказал, что изобразил здесь самого себя в виде инопланетянина, читающего морализирующую проповедь о необходимости оставления тщеты всего земного перед входом в храм… Непосредственных призывов к каким — либо негативным действиям в данном экспонате не содержится. Но самый, достаточно дерзко выраженный, негативизм по отношению к некоторым аспектам государственной политики, конечно, имеет целью как — то воздействовать на тревожащие автора процессы (сближения церкви и государства) и, возможно, воспрепятствовать им».
Это про Мамышева — Монро. Это он, представ инопланетянином, вредит процессам сближения церкви и государства — совсем хрупким и эфемерным, надо полагать, если одна художественная работа в состоянии воспрепятствовать им. И уже неинтересно, какую статью УК нарушил Мамышев-Монро; интересно, понимают ли дамы, что сами сказали, — иногда в этом возникают большие сомнения. «Резюмируя, кратко изложить смысл данной работы можно так: учение Достоевского внутренне агрессивно, несовместимо с евангельскими нормами терпимости, идеологические победы его мнимы, а слава ложна. Надо ли говорить, что такая оценка является несправедливой и глубоко оскорбительной для миллионов почитателей великого русского писателя во всем мире, в частности, в странах Западной Европы, нашедших в творчестве Достоевского ответы на многие свои вопросы и лекарство от многих общественных язв.
Таким образом, проведеный анализ экспоната Щечкина выявляет наличие негативной установки против русской религиозно — философской идеологии в целом и уничижительную характеристику крупнейшего представителя русской общественной мысли».
Но страшное уголовное преступление, совершенное Щечкиным, меркнет перед тем, что сделала Любаскина.
«Вопреки показаниям Любаскиной, ее работа не имеет никакого отношения к религии. Ее содержание составляет размывание, обессмысливание, уничтожение советских образов и относится к сравнительно недавнему времени разрушения советской символики. Прием: ОБЕССМЫСЛИВАНИЕ РЕАЛЬНОСТИ. Латентное содержание: УНИЧТОЖЕНИЕ СОВЕТСКОЙ СИМВОЛИКИ. Социальная функция: РАЗРУШЕНИЕ ИДЕОЛОГИИ».
От прописных букв голова идет кругом, и теряется связь.
Граждане, куда смотрит милиция? О какой статье УК идет речь? И какого УК — времен СССР, что ли? Что в процитированных пассажах есть возбуждение расовой, национальной или религиозной вражды? Видимо, следствие идет по всем УК сразу — и по советскому, и по антисоветскому, и по светскому, и по антисветскому. По понятиям скопом. И уже с облегчением находишь хоть что — то, имеющее отношение к религии.
«Таким образом, отвращение и ужас, испытанные при виде агонизирующей, захлебывающейся в крови рыбьей головы, могут незаметно для человека впоследствии ассоциироваться с рыбами и их изображениями вообще, а ощущение физиологического ужаса, связанного с окровавленными плавниками на фотографии, — соединиться с названием работы, «Last supper“, поразительно схожим с Тайной вечерей».
Дойдя до этого места, можно перекреститься: земля круглая, и она вертится. То есть, конечно, наоборот: земля плоская, и солнце ходит вокруг нее. Но все, по крайней мере, в порядке, все на своем месте. И по темам, и по фразеологии, и по характерным интонациям экспертиза, заказанная прокуратурой, — это трибунал пятисотлетней давности, инквизиция, живая и бодрая, совсем не состарившаяся со временем. Разве что «фотографии» выпадают. Все остальное, как в субботу 18 июля 1573 года, когда художник Паоло Веронезе был вызван святыми отцами. И разговор у них пошел тоже о «Тайной вечере»: