угром (франц.). Перевод П. Антокольского. 155
та1, Ретифа де Лабретона1 2, в ночи террора бродившего в широкополой шляпе по улицам Парижа; вспоминаю игорные притоны Пале-Рояля, кукольника из «Боги жаждут», который делал кукол, одетых в республиканские мундиры. Вспоминаю «Республиканскую избранницу» Гретри3 (это было во время Народного фронта, культура цвела, и в зимнем велодроме ставили пьесу Ромена Роллана, а после нее — «Республиканскую избранницу», я танцевала там), полагалось петь «О, Ричард, мой король», но вместо этого певец, вовремя сменивший белое знамя на трехцветное, вставил, ко всеобщему восторгу, после балетного номера «Карманьолу»: Ah, да ira, да ira, Tous les bourgeois a la lanterne. Ah, да ira, да ira, да ira, Tous les bourgeois on les pendra4,— распевал тогда веселый хор, и мне казалось, будто поют члены Революционных комитетов; «Карманьола»—я не знала раньше, что существует так много ее вариантов,— чудесным образом перенеслась через десятилетия, она откликалась на все события, разные, далекие, она пела и о Парижской Коммуне, и об Октябрьской революции в России, и вот сейчас поет о том, что волнует всех: Monsieur Franco avait promis, Monsieur Franco avait promis, De faire égorger tout Madrid, De faire égorger tout Madrid. Mais son coup a manqué, II s’est cassé le nez. , Tout’ l’Espagne en rigole, 1 Казотт, Жак (1719—1792) — французский поэт и прозаик, в его произведениях традиция рококо причудливо сочетается с фантастикой. 2 Ретиф де Лабретон, Никола (1734—1806) — французский писатель, сторонник идей Руссо и Фурье. 3 Гретри, Андре Модест (1741 —1813) — франко-бельгийский композитор и литератор. 4 А, са ира! са ира! Всех буржуев на фонарь! А, са ира! са ира! Повесим всех буржуев! (франц.) 156
Vive le son, vive le son; Tout’ l’Espagne en rigole, Vive le son du canon1. t Смолкла «Карманьола», не слышно больше «да ira». Теперь поют все вместе, на разных языках (я заметила, тут есть и русские, я сразу их узнала, летчики, кажется; «вернее, механики»,— сказал Жан-Клод), поют медлительную, величественную, такую славянскую «По долинам и по взгорьям...»; мелодия, с четырьмя бемолями при ключе, казалась мрачной, звучала тоскливым стоном, вовсе не бодрила... Потом выступали итальянцы, пели «Песню гарибальдийцев» и «Бандьера Росса», батальон «Эдгар Андре» запел «Die Rote Fahne», каталонцы затянули медленную, задумчивую очень старую песню «Els Segadors»1 2. Жан-Клод сказал, что эта песня живет (и ее поют) с XIV века; я заметила, что великий Поль очень внимательно слушал; своеобразная, торжественная, будто псалом, песня произвела, видимо, на него впечатление, кажется, я слышала, как он сказал: «Похоже на спиричуэл». Мне же эта мелодия напомнила одну тему из «Бориса Годунова» и немного—«Грустную степь» Гречанинова... И тут появились испанцы, они тащили бубны, самбомбы3, гитары — все, на чем играют на ярмарках и под рождество,— народные ударные инструменты, такие старинные, что о них наверняка писал еще архиепископ Итский4. Испанцы эти были не из Беникасима, они приехали специально, чтобы приветствовать Поля Робсона. Сразу изменился характер праздника, боевой дух уступил место бурному веселью, зазвучала «Песня Пятого полка» — «пятый, пятый, пятый, пятый, пятый, пятый, пятый по-олк...», а потом «Четыре погонщика», с новыми словами, которые к этому времени уже обошли весь мир (я слышала их еще в Париже), пели все — болгары из батальона «Димитров», 1 Франсиско Франко нам сулит, Что перережет весь Мадрид. Не раскрои, бедняга, лба, Когда пойдет пальба И грянет пляс веселый! Слышишь гром, слышишь гром— в Испанский пляс веселый! Пушки бьют за бугром (франц.). Перевод Б. Дубина. 2 «Жнецы» (каталонск.). 3 Самбомба — народный музыкальный инструмент, род барабана. 4 Руис, Хуан, архиепископ Итский (ум. ок. 1353 г.) — известный испанский поэт-сатирик. 157
американцы из батальона «Линкольн», поляки из батальона «Домбровский», немцы из батальонов «Тельман» и «Эдгар Андре», французы из «Марсельезы», каждый выговаривал слова на свой лад, и потому иногда казалось, будто поют на эсперанто: На мост, на мост Французский, На мост, на мост Французский, На мост, на мост Французский, Ах, мама, мама, Никто не ступит, Никто не ступит. Мадрид, тебе не страшны, Мадрид, тебе не страшны, Мадрид, тебе не страшны, Ах, мама, мама, Бомбардировки, Бомбардировки. И наконец, все смешалось в бурном веселье; Жан-Клод находил, что по стилю и рисунку песня напоминает «Трипили- трапала» — песенку XVIII века, которую Гранадос1 вставил в партитуру своей оперы «Гойески» (я видела, как танцевала в ней Антония Мерсе, «Аргентинка»), и даже куплеты «Марабу» Амадео Вивеса1 2 из «Доньи Франсискиты». «Ну-ка все вместе, все вместе, все вместе»,— гремело вокруг, и никогда, наверное, во время той страшной войны не пели и не плясали с таким увлечением; они верили в победу республики, все эти люди, что пели сейчас под затянутым тучами небом, черной ночью без единой звезды, кроме тех, что поблескивали на пилотках, да еще одна большая звезда всходила над земным шаром в глубине сцены: Влез на сосну я повыше, Глянул, не видно ли Франко, Глянул, не видно ли Франко. Вижу, идет бронепоезд, 1 Гранадос-и-Кампинья, Энрике (1867 —1916) — испанский композитор, основатель барселонской консерватории. Автор опер, камерных симфонических пьес, сюит для фортепьяно. 2 Вивес Роиг, Амадео (1871—1932) — испанский композитор, автор большого числа песен, опер, музыкальных комедий. 158
Франко удрал спозаранку, Франко удрал спозаранку. — Ну-ка все вместе, все вместе, все вместе, Слышишь, свистит паровоз. Франко, от злости тресни, Франко, от злости тресни. Когда повторяли припев, Гаспар Бланко вскочил на сцену, приложил к губам трубу, высоко вскинул ее вверх, будто скульптура — трубящий архангел где-нибудь в соборе. В третий раз прогремел припев: «Ну-ка все вместе, все вместе, все вместе...» Поль Робсон встал, он был выше всех — черная голова над кепками, фуражками, беретами. Робсон запел. Слушали молча, лишь изредка чуть посмеиваясь, когда он выговаривал на гарлемский лад испанские слова: «Моула» вместо «Мола», «Куэй- по де Лано» вместо «Кейпо де Льяно». Но вот гигант поднял руку, словно проповедник, толкующий Апокалипсис,— наступила такая тишина, что стал слышен шорох волн. Поль Робсон запел «Интернационал»: Arise! Ye starvelings from your slumber , Arise ye crimináis of want, For reason in rewolt now thunders, And at last ends the age of cant. Интуитивно он ориентировался в этой толпе совсем разных, непохожих друг на друга людей, поворачивался к одной группе, потом к другой, и они подхватывали на своем языке. Пели немцы: Washt auf, Verdammte dieser Erde, Die stets man nach zum Hungern zwingt. Das Recht, wie Glut im Kraterherde, Nun mit Macht zum Durchbruch dringt. Потом итальянцы: Compagni avanti il gran partito Noi siamo del lavorator. Rosso un fiore in petto c’e fiorito, Una fede c’é nata in cor. 159
За ними французы: Debout, les damnés de la terre, Debout, les forgats de la faim. La raison tonne en son cratére, C’est Féruption de la fin. Но вот пение прервалось. Молодой мулат появился рядом с Робсоном. Он здесь один с острова Гуадалупе, и некому спеть с ним вместе, но он просит послушать «Интернационал Антильских островов». Чуть вздрагивающим от волнения, мягким голосом начал мулат, он старался петь как можно громче, чтобы и в последних рядах услышали: Debou nou toutt kapé soufrí Debou рои пои toutt ра mourí Рои пои fini avek mizé Eksploutasion sou toutt la té. «А теперь все вместе»,— загремел Поль и принялся дирижировать. Люди столпились вокруг него. Запели на испанском: Вставай, проклятьем заклейменный Весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущенный И в смертный бой вести готов. Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем Мы наш, мы новый мир построим, Кто был ничем, тот станет всем. Но, когда дошло до припева, включились французы, и мелодия Дегейтера вновь обрела слова Эжена Потье, эти слова знали, кажется, все, дважды повторенный припев звучал теперь по- французски: C’est la lutte finale Groupons-nous et demain, L’Internationááááále, Sera le genre hurnain... Аплодисменты, крики, радостный шум, объятия — так кончился этот необычный концерт. Зрители группами стали расходиться 160
по корпусам, испанцы же сели в грузовики и автобусы, которые с погашенными фарами ожидали их на дороге. «Салют!»... «Салют!»... Сжатые кулаки, поднятые вверх. «Салют!»... «Салют!»... «Зайдем ко мне ненадолго,— сказал Гаспар.— Еще рано. Есть бутылка «Фундадора», сегодня добыл».— «Пошли,— отвечал Жан- Клод.—Я что-то устал. Глоток коньяку не повредит...» Мы с кубинцем немного отстали: «Ну, как? Производит впечатление?»— «Бесспорно»,— отвечала я сдержанно. «Ты только не крути».— «Не понимаю».— «Ты отвечай: «да» или «нет»;—«Поль Робсон — чудесный».— «А остальное?» — «Ну, что тут говорить! Гимны всегда производят впечатление. В них есть заряд коллективной эмоции».— «Только революционные гимны. «God save the King»1, например, мне ничего не говорит».— «А меня так вот очень даже волнует «Боже, царя храни».— «Не думаю, что тебе приходится очень уж часто его слышать».— «Чаще, чем вы думаете».— «На сборищах русских белоэмигрантов, конечно. Или же в церкви на улице Дарю?» — «Нет. На концертах — в увертюре «Тысяча восемьсот двенадцатый год». Кубинец рассмеялся: «Царский гимн побеждает «Марсельезу». Если бы Чайковский жил в наше время, ему бы заказали увертюру «Тысяча девятьсот семнадцатый год», вот тогда ты услыхала бы, как «Интернационал» торжествует над царским гимном».— «Но поскольку никто еще подобной увертюры не сочинил...» — «Мы здесь делаем все, чтобы прозвучала увертюра «Тысяча девятьсот тридцать восьмой год» — победа «Интернационала» над «Джовинеццой»1 2 и песней о Хорсте Весселе. Быть может, скоро какой-нибудь испанский композитор напишет такую увертюру, и ты услышишь ее, а дирижировать будет Пабло Касальс3—он с нами». Да. Пабло Касальс давал концерты в Барселоне. Дня три назад я видела там афиши с его именем. В афишах говорилось, что он выступает как дирижер. Не могу себе представить Касальса с дирижерской палочкой. Смычок—как бы естественное продолжение его руки. Это человек-виолончель; помню: он сидит, почти скрытый ею, он держит ее в объятиях, лысина его сверкает, будто лакированная, человек полностью слит с инструментом. Бах, «Лебедь». «Мне кажется, мелодия «О, Миссисипи» ему бы очень понравилась»,— сказал кубинец. Я тоже так думала — голос Робсона, когда он 1 «Боже, спаси короля» (англ.) — английский национальный гимн. w 2 «Джовинецца» — песня итальянских фашистов. 3 Касальс, Пабло (1876—1973) — всемирно известный испанский виолончелист и дирижер, один из основателей Нормальной музыкальной школы в Париже. 6-1104 161