пельсинами (франц.). 220
завопили хором несколько молодых матерей, а это означало, что и они, видимо, тоже прочли роман. Вновь пришедшая звалась Тересой, она тоже была моя кузина; значительно моложе меня, она, как и я, испытывала ужас перед «святым семейством»; впрочем, несмотря ни на что, ей было завещано приличное состояние. Бесчисленными своими похождениями Тереса приводила тетушку в негодование, терроризировала ее эксцентричными выходками и в то же время была единственным по- настоящему близким ей человеком; тетушка доверяла Тересе, ценила ее прямоту. Расточительная, беспорядочная, неукротимая, кузина моя коллекционировала любовников, как коллекционируют марки или автографы знаменитых писателей; графиня не могла обходиться без ее врожденного «savoir vivre» Тереса умела устроить прием или роскошный ужин, с несравненным тактом рассаживала гостей, она всегда знала, с кем следует поговорить по-особому, кому отдать предпочтение, составляла меню, расставляла цветы, читала briefings1 2 прислуге; француз-повар боялся ее как огня, ибо Тереса не раз выводила его на чистую воду при закупках икры, foie-gras3 или вин, якобы выдержанных и якобы марочных. «Ты великолепно знаешь, что мои земляки не мастера разбираться в винах, они даже кока-колу от пепси-колы отличить не в состоянии, но меня ты не проведешь, я вижу — эти бутылки с этикетками Мутон-Ротшильд наполнены местной бурдой. А если еще раз попытаешься подсунуть вместо Дом Периньон дешевое шампанское, отправлю тебя во Францию вместе с твоей мулаткой и всем прочим, вот тогда посмотрим, как тебя там заметут запросто за уклонение от военной службы...» — «Mademoiselle est imbattable!»4— восклицал уныло француз... Тереса явилась веселая, немного подвыпившая, она притворилась, будто забыла об обеде у тетушки. «Поставьте-ка мне стул поближе к «красненькому». Я уже обедала в Сентро Васко с ребятами Уолта Диснея. А сладкое съем. Только, Венансио, мне никаких «bombe glacée» 5, крема шантильи и прочей гадости не давай. Принеси немного сыра белого и пару гуайаб».— «Вот так она всегда! — воскликнула тетушка.— Значит, ты предпочитаешь обедать не с нами» а с этими, которые придумали Утенка 1 Умение жить (франц.), 2 Здесь: краткие инструкции (англ.). 3 Гусиная печенка (франц.). 4 С вами не поспоришь, мадемуазель (франц.). 5 Сорт мороженого (франц.). 221
Дональда и Микки Мауса?» — «Они здесь ненадолго. А вас я вижу каждый год».— «Уолт Дисней — гений»,— заметил издатель «Диарио де ла Марина».— «Был когда-то. Но теперь... Его «Белоснежка» — фильм для кретинов. И краски такого дурного вкуса, просто ужас...» Заговорили о другом. Кузина между тем шепнула мне на ухо: «Вот эта твоя жена?» — «Да».— «Очень рада познакомиться»,— обратилась Тереса к Вере. «Я тоже очень рада»,— прозвучало в ответ. Тереса словно протянула через стол визитную карточку: «Je suis la putain de la famille» —«Иисусе!» — воскликнула тетушка. Тереса же как ни в чем не бывало продолжала беседовать то с сидевшими рядом, то с теми, кто сидел напротив, о последних новостях в спорте, и в свете, пересказывала клубные сплетни, всякие пустяки, сыпала остротами, упоминая между прочим какого-нибудь художника, композитора или писателя. Я услышал, что этот по-прежнему собирает картины Сорольи и Фортуни, а тот видел только что вышедший в Нью-Йорке «Tobacco Road»1 2, а тому-то, как ни странно, нравится «Рапсодия в стиле блюз» Гершвина, «Испания» Шабрие, и при этом он считает, что «Реквием» Верди — это нудь и не годится для концертного исполнения. Я наблюдал за приглашенными в этот вечер — чистое золото, а не люди,— каламбур вполне уместный, ибо фамилии этих людей и в самом деле звенели и сверкали, будто золотые монеты; впрочем, мне пришлось смириться перед очевидностью: люди эти культурны, хоть их культура всегда как бы немножко в стороне, словно бы на полях истинной культуры. Однако больше всего поражало меня другое (я долго пробыл на чужбине, отвык от здешней жизни): люди, гордящиеся своим происхождением, вроде моей тетушки, а также те, кто приобрел богатство ценою тяжких усилий и жертв, сердечно, с улыбкой, с открытой душой принимали политиканов, обогатившихся благодаря хитроумным махинациям, растратам, хищениям государственных средств, темным сделкам и грязным делишкам. Видные финансовые и промышленные тузы, сахарные и биржевые короли привыкли часами не отходить от телетайпа, ведь им необходимо постоянно следить за ситуацией на мировом рынке; под ритмичное пощелкивание счетных машин погружаются они в обдумывание бесчисленных комбинаций, не сводят глаз с табло биржевого курса, просматривают за день по двадцать 1 Я в нашем семействе потаскушка (франц.). 2 «Табачная дорога» — роман американского писателя Эрскина Колдуэлла. 222
биржевых бюллетеней, шлют каблограммы, диктуют письма; весь потный, без пиджака, говорит такой человек одновременно по трем телефонам, путаясь в проводе, как Берт Бови в фильме «Человеческий голос», он выжимает соки из себе подобных, получает доходы и прибыли от латифундий, от шахт, на которых никогда не был, его плантации сахарного тростника тянутся от горизонта до горизонта, он владеет бесчисленными стадами, хотя никогда не слышал и не услышит, как они мычат, он встает вместе с солнцем, завтракает у себя в кабинете, он редко уделяет внимание жене, слишком уж много у него забот (впрочем, иногда, где-нибудь в углу конторы, он обнимает на ходу хорошенькую секретаршу...), этот человек многолик, вездесущ, всегда начеку, всюду первый, у него великолепный нюх, он умело преследует добычу, предчувствует заранее приближение кризиса, падение курса и сохраняет равновесие, будто ловкий эквилибрист, у него счет в Ныо-Иорке, в Бостоне, в Швейцарии... Он умеет использовать сложившуюся конъюнктуру, как Ротшильды во время битвы при Ватерлоо, как торговцы оружием при малейшем слухе об освободительной войне в Африке или Азии... И вот повторяю: больше всего меня удивляло, что люди, отличавшиеся многими буржуазными добродетелями: трудолюбием, упорством, энергией, люди, постоянно занятые расчетами и комбинациями, от которых зависели перестановки в правительствах разных стран мира, все эти гаванские Фуггеры, Медичи с улицы Обрапия или креольские бароны Нюсинжены—на приемах, празднествах, вечерах и обедах с удовольствием садились рядом с грязным мошенником, делавшим в данный момент политику, с продажным сенатором, что умеет ловить рыбку в мутной воде, с чиновником, разбогатевшим в несколько недель. Разумеется, мошенник этот — человек на редкость симпатичный и остроумный — пожертвовал сто тысяч песо на строительство публичной библиотеки, которое, впрочем, не пошло дальше эскизного проекта; сенатор же — элегантный, изящный — был даже несколько месяцев министром просвещения, однако совсем недавно решил съездить в Майами и увез в чемодане с двойным дном миллион долларов — зарплату сельских учителей всего нашего острова; а чиновник, весьма тонкий шутник, язвительный и саркастичный, сумел нагреть руки вот каким оригинальным путем: ухитрился провести закон, в сто раз увеличивающий стоимость необработанных участков, которые за мизерную цену приобрел недавно некий «pool»1, состоящий из . 1 Здесь: концерн (англ.). 223
его приятелей и т. д., и т. д., и т. д. ... Подобные лица стали с недавнего времени появляться в особняках персон, принадлежащих к высшему обществу, и были приняты с распростертыми объятиями; их называли сильными людьми, «лихоедами», каковой неологизм в некоторых кубинских толковых словарях не слишком точно трактуется как «обманщик». Ибо «лихоедение» нашего времени, реальное «лихоедение» сегодняшнего дня возведено в ранг вполне почтенной деятельности. Сама тетушка, когда приглашала к себе какого-либо выскочку, ставленника нового режима — а их было немало,— говорила обычно: «Он из «лихоедов»»,— что при хорошо сшитом фраке или смокинге было равносильно определению дона Мигеля де Унамуно «во всяком случае, вполне человек» или мольеровскому «Бене, бене, превосходно: /Дигнус он войти свободно/ В ностро славное сословие,/ Респондендо всем условиям» 1. И я в тот вечер подумал, что если представители господствующего класса способны снисходительно улыбаться «лихоедам», значит, этот класс находится в состоянии деградации и загнивания... Однако не до рассуждений мне было. Очень скоро забыл я о своем негодовании, оставил все критические размышления — кузины, услышав, что Вера «классическая балерина», совершенно неожиданно стали проявлять к ней усиленное внимание, чего я, по правде говоря, никак не ожидал. Супруга сахарного магната вспомнила, что видела в Национальном театре Александра Волынина («он был любимым partenaire1 2 Анны Павловой»,— заметила Вера), Эмилия Больма3, Рут Сан-Дени («Да, эта американка старалась быть экзотичной»), а в газетах писали, будто Джорж Баланчин приехал в Гавану, надеясь найти что-либо интересное для балета в негритянских ритуальных танцах, они все еще сохранились на Кубе на позор нам, ведь это даже и не фольклор, и вообще ни на что не похоже, просто варварство, в лучшем случае — остатки древних африканских обрядов... Вера вдруг объявила (я и не знал, что она уже приняла решение): она собирается открыть школу классического балета; тут же нашлось множество учениц, жаждущих заниматься. Юные мои кузины пришли в восторг — заниматься балетом гораздо приятнее, чем гимнастикой или 1 Мольер. Мнимый больной. Перевод Т. Щепкиной-Куперник. 2 Партнером {франц.). ' 3 Больм, Эмилий Рудольфович (1884—1951) — русский артист балета и педагог. 994
играть в баскетбол—от него руки и ноги все в синяках; что же касается тенниса, то оно, конечно, весьма элегантно и в Англии все играют, да только у нас в тропиках больно уж потеть приходится. Те же, что были замужем, прочили в Верину школу дочерей, ведь занятия танцами делают девочек легкими, грациозными, придают гармоничность движениям. Но нужен просторный зал с деревянным полом, большое зеркало да несколько перекладин для «работы у станка»... «Это уж предоставьте мне»,— сказала Тереса, жуя свою гуайабу с белым сыром... Ужин закончился весело, будто мячи, перелетали с одного конца на другой шутки, каламбуры, пикантные намеки, и, надо сказать, присутствующие проявили такую быстроту, живость, остроумие и изобретательность, что мне стоило большого труда не отстать в этом состязании. После полуночи начали прощаться. Вера пошла привести себя немного в порядок, и тут тетушка, как дама, привыкшая со всей решительностью вмешиваться в чужую жизнь, сочла своим долгом, воспользовавшись ее отсутствием, сообщить мне sotto voce1 одну из своих кратких сентенций: «Изящная, но пресная. Воспитана хорошо, неглупа, но рер1 2 не хватает. Меня вся эта история не слишком волнует. Ты спишь с русской, потому что тебе это внове. Однако у кубинцев патриотизм как раз в том самом месте. Едва увидят креольскую пышечку, так и защекотит. А русская скоро тебе надоест. Вот тогда мы тебе и подыщем что-нибудь сортом повыше». 19 Смуглая Тереса (все мои кузины на редкость белокожи, одна лишь Тереса воплощает «возврат к предкам»—явление довольно частое среди кубинских буржуа) внезапно прониклась нежностью к Вере. Полюбив Веру, я, на ее взгляд, нарушил устои, внес элемент анархии, свободы в обдуманный гармоничный автоматизм семейных союзов, матримониальной стратегии, направленной на увеличение богатств путем слияния собственности, сосредоточения капиталов (или латифундий); чем меньше становилось рук, в которые попадало добро,