Значит, у Портмана есть два партнера. Надо бы разузнать о них побольше…
Через два часа, когда ночь уже была на излете, в новой папке на съемном диске лежала отсортированная по именам информация об обоих попечителях. Жиль Ле Труа оказался известным искусствоведом, консультирующим экспертом одного из крупнейших аукционных домов и автором множества монографий. Ему было уже глубоко за семьдесят. Сколько Родион ни искал, ни перетряхивал электронные подшивки материалов, в которых упоминалось его имя, не обнаружил ни одного скандала, к которому тот был бы причастен.
А вот фигура Анри Монтеня оказалась более интригующей. Юрист по образованию, Монтень еще в юные годы увлекался современным искусством. Но родители его страсти не поощряли: поддерживать достойный образ жизни в Париже всегда было непросто. Окончив учебу, Анри начал строить карьеру в крупном французском банке. Через десять лет он уже был экономическим советником нескольких политиков, которые доверили ему не только свое состояние, но и реноме. Однако и от увлечения искусством Монтень не отказывался: он слыл «своим человеком» в артистической среде и славился тем, что умел разглядеть в начинающем художнике будущую звезду.
Он с легкостью входил в доверие к молодым дарованиям – особенно ему нравились иностранцы. Они были настолько беспомощны во всем, что касалось французского законодательства, и настолько невежественны в вопросах управления финансами, что доверенное лицо им было просто необходимо. Монтень быстро брал их в оборот, представив нужным людям, которые охотно покупали полотна никому еще не известных малевичей и кандинских по бросовой цене. Из собственного опыта коллекционеры уже знали, что через несколько лет на этих холстах можно будет неплохо заработать, ведь их сосватал сам Анри Монтень.
Изучив повторно все сохраненные файлы, Родион решил сделать перерыв и выйти проветриться на террасу. Мощный луч света от подвесного фонаря, свисающего, как летучая мышь, с фасада дома напротив, пронзал темноту еще спящего переулка.
В рассветной тишине по карнизу, выслеживая невидимую жертву, осторожно ступал рыжий кот. И точно так же, с напряженным охотничьим азартом, Родион пытался поймать ускользающую мысль: она крутилась в голове уже не первый час, но все никак не могла оформиться.
Он уже докуривал вторую сигарету, когда в распахнутом соседском окне задребезжал будильник. Этот резкий сигнал прорезал воздух, всполошив всех окрестных птиц. Через секунду, недовольно скрипнув, распахнулись ставни в доме напротив. Гулким эхом прозвучали чьи-то шаги, стукнула крышка мусорного бака. Стрекотнула цепь прикованного к ограде велосипеда, зашелестели покрышки, упредительно тренькнул звонок. Вскоре к сонму утренних звуков добавились монотонное бормотание телевизора, уютный звон кофейных чашек и безутешный младенческий плач.
Ночь отступала, обнажая беззащитное тело города: набухшие вены ржавых водостоков и смрадный запах мощеных тупиков.
Услышав шорох за спиной, Родион обернулся. В проеме балконной двери стояла Оливия: в короткой майке и смятых пижамных штанах она напоминала девочку-подростка.
– Не спалось? – спросила она, сладко зевнув. – Обычно в такую рань на террасе я одна…
– Прости, не дам тебе сегодня насладиться одиночеством, – отшутился он, зная, что уединенное чтение за чашкой чая – ее любимый утренний ритуал.
– Что-то случилось? – насторожилась Оливия, оглядев через плечо гостиную. От нее не ускользнул ни мерцающий экраном ноутбук, ни перегруженная окурками пепельница, ни опустевшая коньячная рюмка.
– Все эти роковые случайности не давали заснуть.
Темная бровь удивленно взлетела вверх.
– Понимаешь, Иви, внезапную смерть Вишневской и скоропостижный конец Соланжа разделяют всего несколько недель. И мне кажется, что между этими двумя событиями есть нечто общее… Ну хотя бы тот факт, что и актриса, и художник были как-то связаны с фондом Портмана.
Оливия на секунду задумалась. Затем сняла с запястья резинку для волос и затянула cвою необузданную гриву в хвост.
– Я что-то плохо соображаю, объясни…
Родион с нежностью улыбнулся – любимый мой взъерошенный воробей, и что я тебе голову морочу!
– Пойдем внутрь, обсудим все за завтраком.
– Ну с Зоей хотя бы все понятно – судя по светской хронике, Портман не один год ее обхаживал. Актриса доверяла ему настолько, что даже отдала драгоценную «Весну» на экспертизу. Он наверняка рассчитывал выставить потом шедевр в своем музее… А может, между ними были и другие договоренности, о которых мы пока не знаем, – рассуждала Оливия, наблюдая, как в чашке со свежезаваренным липовым чаем лопаются мелкие пузырьки.
Родион тем временем нарезал багет и следил за закипающей водой в кастрюльке с яйцом.
– А вот как Соланж был связан с фондом и каким образом Портман смог заполучить его работы на реализацию в столь короткий срок, мне все же непонятно, – продолжила она, пододвигая к себе стаканчик с йогуртом.
– Я не успел еще разобраться в деталях, но выяснил кое-что про партнера Портмана, Анри Монтеня.
– А именно?
– Монтень был знаком с Жаком Соланжем как минимум десять лет. В две тысячи девятом году картины художника еще плохо продавались – он не был так известен, как сейчас. И Монтень оказал ему небольшую услугу: он договорился с какой-то крупной сетью галерей о том, что те будут закупать у Жака по одной картине в год за вполне разумные деньги. На эти средства художник мог сносно жить.
– Вероятно, после этого Монтень и Соланж сильно сблизились?
– Ты, как всегда, зришь в корень, Иви. У меня есть одно предположение, но его еще нужно проверить. Если я окажусь прав, у нас будет готовая гипотеза.
– Мне казалось, еще вчера тебе не хотелось копаться в этом деле, – улыбнулась она. – А теперь ты уже готов взять его в разработку…
– У тебя первая лекция в девять? – отвлеченно поинтересовался он. – Сегодня транспорт бастует, опоздаешь.
Оливия взглянула на круглый циферблат часов, украшавших стену кухни. А ведь он прав – времени на сборы совсем не осталось!
Как она ушла, Родион не заметил. Опубликованная на сайте газеты «Мондьяль» информация, а точнее, одна лишь фраза, настолько его заинтриговала, что внешний мир на какое-то время просто перестал существовать.
Когда он оторвал от экрана глаза, перед ним значительная, как Килиманджаро, стояла Саломея. Держа в руках пылесос, она вопрошала суровым взглядом: «Я в гостиной приберу? Или вы тут весь день в пижаме торчать намерены?»
XIIПраздник вина
– Представляешь, в самом конце статьи единственное упоминание! – Родион посторонился, пропуская женщину с коляской, и через секунду вновь примкнул к Оливии, которая рассматривала что-то в витрине багетной мастерской.
– У тебя просто нюх на сенсации, – улыбнулась она, глядя на его отражение в пыльном стекле. – Я бы и не заметила такой мелочи: если не вчитываться, «Авеню Монтень» [15] воспринимается в этом тексте как название улицы…
– Я так сначала и подумал. Стандартная фраза: «Выставка-продажа работ Жака Соланжа в «Авеню Монтень» прошла с успехом» сначала ничем меня не зацепила. А потом я удивился странному синтаксису и решил проверить: вдруг это все же не адрес, а название? Заглянул на сайт AEF – там ведь есть полный перечень французских фирм и предприятий. И оказалось, что «Авеню Монтень» – сеть частных художественных галерей, зарегистрированная на имя предпринимателя Анри Монтеня. Ну а дальше осталось лишь проверить, какие работы ушли у них недавно с молотка. Оказалось, что среди прочего та самая серия из двенадцати картин, посвященных Парижу, которую таинственный «управляющий» Соланжа реализовал за его спиной по заниженной цене.
– И что из этого следует?
– Вот смотри. – Он усадил ее на свободную скамейку, расположенную в тени необъятного каштана. Отыскав в кармане смятую почтовую квитанцию, он принялся чертить на ней схему. – Ты говорила, что все картины должен был унаследовать единственный сын Соланжа. Но каким-то образом доступ к наследию художника получил фонд Портмана: полотна оказались в их распоряжении всего через два месяца после смерти мастера. За такой срок, как ты верно заметила, невозможно вступить в наследство и оформить все бумаги. Это первая нестыковка.
Оливия озадаченно вздохнула: хотя она сама накануне обратила внимание на этот казус, суть по-прежнему от нее ускользала.
– Вторая состоит в том, – продолжил Родион, – что совсем недавно финансовый советник художника, которому тот безмерно доверял, продал серию его картин за гроши. Спрашивается, как и зачем он это сделал?
Оливия в задумчивости отколупнула кусочек краски от шершавой поверхности скамьи.
– А имя покупателя неизвестно?
– Пока нет. – Родион поднялся и, сомкнув руки за спиной, принялся прохаживаться вдоль бордюра. – Но вот что интересно: стоимость работ Соланжа в «Авеню Монтень» была очень высокой. Выходит, кто-то сумел нажиться на разнице в цене. Напрашивается вывод: либо Анри Монтень близко знал душеприказчика Соланжа и был с ним в сговоре…
– Либо… – Глаза ее вспыхнули от внезапной догадки. – Он сам являлся тем самым «советником» Соланжа?
– Именно, – кивнул Родион. – Биография Монтеня говорит нам о том, что он очень любит опекать «перспективных творцов» – несомненно, с дальним прицелом. Соланж мог оказаться одним из дарований, попавших под его влияние. После десяти лет «дружбы» и мелких одолжений этот проходимец просто облапошил непрактичного художника, продав его работы самому себе за символическое вознаграждение. После чего выставил полотна на торги в собственной галерее, запросив за них совсем другие деньги. Подобное предательство, согласись, могло стать для Соланжа серьезным потрясением – чем не повод для депрессии и злоупотребления снотворным…
– В таком случае, – произнесла Оливия, – фонд Портмана мог легко получить доступ к наследству через Монтеня. Он ведь опытный юрист, наверняка придумал какую-нибудь схему!