Он стянул рубаху с новоявленной модели и повесил ее рядом с львиной шкурой.
Вид у Николаса был покорный, но не слишком смущенный. Если правда все, что рассказывали о его похождениях в Брюгге до женитьбы, то он, должно быть, прекрасно сознавал свою физическую привлекательность.
Годскалк вновь уселся и взял протянутую Легрантом кружку с горячим вином.
― Не обращайте на маэстро внимания, ― заявил шотландец. ― Они с Брунелески и Гиберти вместе работали над осадными планами для Лукки. Они прекрасно понимают друг друга. И Микелоццо тоже. Они хотели повернуть реку и затопить город… Но, разумеется, угол оказался неверным.
― Что?! ― скульптор даже рисовать перестал. ― Ах ты, смердящее животное!
― Не останавливайтесь, просто скажите мне, где план. Я положу его на пол рядом с Николасом, и проверим, сможет ли он определить ошибку.
В том, что последовало за этим, Годскалк не принимал никакого участия. Спор перешел от крепостных укреплений к пушкам, а оттуда перекинулся на корабли. Джон Легрант вновь наполнил бокалы. Мастер рисовал, они обсуждали оснастку трирем и парусников. Снаружи дождь прекратился, а затем пошел вновь. Скульптор взял блокнот на вытянутую руку и наконец объявил:
― Ну, вот и все.
― Теперь можешь пошевелиться, ― сказал Джон Легрант.
― Это вряд ли, ― отозвался Николас. ― Если у вас есть крюк в стене, можете меня на него повесить. Когда вы уехали из Абердина?
― Давным-давно, ― ответил математик. Он наполнил еще один бокал, а Николас принялся растирать спину. ― Я прежде возил соль и рыбу в Слёйс… Одно цепляется за другое… Ты собираешься в Трапезунд. Зачем?
Фламандец взял бокал и, не вставая с пола, торопливо осушил его до дна.
― Мне показалось, это хорошая мысль. Распространить влияние компании…
― Это я знаю, ― перебил его Джон Легрант. ― Но лично ты ― почему?
― Лично я ― чтобы распространить свое влияние, ― ответил Николас.
Скульптор хмыкнул.
― Джону этого недостаточно. Шотландцы любят точно знать, на каком они свете. Овечье дерьмо! Музыканты с бычьими пузырями!
Годскалк видел, что Николас задумался, и попытался предугадать, как тот поступит.
С того самого момента, как вообще было упомянуто имя Джона Легранта, скорее всего, фламандец разыскивал этого человека. На платформе, едва лишь признав скульптора и вспомнив о его связях с Мартелли, он решил, что и Легрант вполне может оказаться где-то поблизости, ― и с дьявольской ловкостью выманил того из засады, чтобы заставить принять участие в своих планах.
Это ему удалось. Он получит своего шкипера ― теперь в этом уже не было сомнений. Хотя, конечно, если сейчас он даст неправильный ответ ― то все испортит… Джон Легрант немигающе смотрел на Николаса. У него были прозрачные глаза, рыжие брови и веснушки, и сухая кожа, прорезанная морщинами.
― Если уж мне предстоит иметь дело с сосунком, ― заявил он, ― я хочу знать, откуда у него возьмется сила воли. И я хочу знать, как он поступит, если все полетит в тартарары. Ты считаешь, что перерос Брюгге?
Николас покачал головой.
― Нет, я надеюсь вернуться.
― В таком случае, где же та морковка, которая тянет за собой осла? ― поинтересовался шотландец. ― Хочешь добиться славы? Сражаться за Христа против турков? Ищешь богатства? Власти? Желаешь получить свободу и торговую лицензию? Любишь риск и приключения? Или не хочешь ничего, а лишь делаешь то, что велят другие? Выбирай.
― Все причины разом, ― ответил Николас. ― И еще одна. Как и ты сам, я люблю разгадывать загадки. Кто-то пытается мне помешать.
В этот самый момент снаружи послышался яростный стук в дверь. Скульптор, пробормотав что-то неразборчивое, поднялся, чтобы открыть. Снаружи оказался римский солдат. Завидев Годскалка и Николаса, он вздохнул с облегчением.
― А, вот вы где.
Разумеется, это был Юлиус. Фламандец обратился к скульптору:
― Маэстро, простите, этот человек из нашей компании. Что-то случилось?
― Вы все пропустили! ― воскликнул стряпчий. Он поклонился скульптору, покосился на Легранта и вновь уставился на Николаса. ― Прямо посреди виа Ларга, перед палаццо Медичи! Большая платформа, на которой был леопард, негритенок и Пагано Дориа ― Дориа! ― и все его друзья в желтом бархате… Подвода неожиданно застряла, а задняя налетела на нее. Лошади вырвались из упряжи и бросились через двор палаццо, сшибая копытами скульптуры и барельефы. Дориа вопил, как резаный, и все вокруг кричали, а леопард…
― Напал на кого-нибудь? ― Годскалк поднялся с места.
― Нет, просто обмочился, ― сказал Юлиус. ― Пару галлонов, наверное. Люди от страха разбежались.
― Платформу сооружали превосходные плотники из компании Медичи. Что же могло случиться? ― изумился скульптор. ― А ведь это могла быть и наша подвода!
― Могла быть и наша, ― подтвердил Николас. ― Как знать? Может, кто-то вчера ночью слегка повредил ось…
― Николас… ― угрожающе начал священник.
― Кстати о Трапезунде, ― продолжил тот. ― Вот еще одна причина, я только что о ней вспомнил. Мне очень бы хотелось попасть туда, чтобы насолить Пагано Дориа.
― Вот теперь ты меня убедил, ― сказал Джон Легрант. ― Я к вам зайду. Забирай львиную шкуру и уводи своего приятеля, иначе маэстро его похитит. Слава богу, что у вас есть свой капеллан, ― вам без него явно не обойтись.
Годскалк промолчал. Он свел их вместе. Теперь слишком поздно было сожалеть об этом.
За четыре недели до отплытия Джон Легрант со слугой переехали в дом монны Алессандры, и деятельность компании, и без того сумасшедшая, достигла высшего накала. То же самое было и с расходами. Когда Асторре, бородатый капитан отряда наемников Шаретти, прибыл в Ливорно с сотней отборных лучников, он оглядел сухие, отлично обставленные казармы, роскошные конюшни и уютные комнаты и даже сплюнул от досады:
― Этот молокосос, должно быть, научился чеканить собственную монету, а я-то подписал контракт на обычных условиях! И сколько он вам платит, а?
Все они были очень рады видеть старого вояку.
― Так он что-то платит тебе? ― воскликнул Юлиус. ― Отец Годскалк, разумеется, служит из любви к ближним, а я просто надеюсь на успех у византийских красоток. Но ты не волнуйся, в накладе не останешься. У нас лучший повар во всей Флоренции. ― И он окинул Асторре любящим взглядом. Юлиус служил в его отряде в Италии и лично подыскал для наемников эти казармы, вдали от любопытных глаз.
Лицо Асторре прояснилось, но затем вновь помрачнело.
― Я гляжу, ты отощал, как торба с овсом у моей лошади после долгого перехода. Он вас что, совсем заездил?
― Вот именно, ― подтвердил отец Годскалк. ― И скажу честно, я и сам чувствую себя не слишком бодрым, поэтому надеюсь, что твои вояки не обременены какими-то особыми грехами, которыми непременно нужно заняться нынче же вечером. Впрочем, скоро мы все отдохнем. На корабле даже Николасу придется угомониться.
― Да, слава богу, ― согласился капитан, окинув взглядом своих солдат.
― Нет, к ним это не относится, ― покачал Юлиус головой. ― Наемникам придется грести.
Оскорбленный до глубины души Асторре смягчился лишь после разговора с Николасом, который познакомил его с Джоном Легрантом, а потом молча сидел у их ног, пока эти двое обменивались военными сплетнями. Асторре, ветеран с обрубленным ухом, яростным взглядом и козлиной бородкой, сражался в Албании вместе со Скандербегом. Легрант видел падение Константинополя. Их разговор затянулся до самого ужина, и к нему постепенно присоединялись все новые наемники, которым также не терпелось поболтать с шотландцем. Николас внимательно слушал, пока новый повар подавал на стол пряное мясо, свинину в желе и вино. Затем началась проверка оружия и доспехов; пушки для корабля ― большая бомбарда и четыре орудия поменьше ― уже дожидались в Пизе. Целый день они провели с Асторре, но прежде чем вернуться во Флоренцию, Николас постарался узнать как можно больше о паруснике «Дориа» и его грузе.
Новый шкипер смог рассказать ему кое-что интересное. Корабль Дориа был построен в традициях Бискайского залива, с дополнительными парусами, ― для всех, кто имел причины недолюбливать мессера Пагано, это было скверной новостью, ибо означало большую маневренность парусника. Шкипером Дориа нанял Майкла Кракбена из известной династии шкиперов, пользовавшихся славой по всему Северному морю, но когда Николас с надеждой переспросил: «Только по Северному?» ― Джон Легрант покачал рыжей головой и возразил:
― По Средиземному тоже. Он ходил на Хиос чаще, чем ты мочился в красильный чан. ― Джон Легрант без излишнего пиетета относился к своему нынешнему нанимателю.
Точно так же не составляло труда узнать, и какой груз Дориа намерен взять с собой. В отличие от галеры, он намеревался по пути заниматься куплей-продажей. Бочонки с каперсами и нанизанные на веревку сыры предназначались для Сицилии. Он также купил оливковое масло, мыло, ткани и кожи.
Из того груза, который Дориа привез в Италию, большая часть уже была продана в Пизе и Флоренции. Поговаривали, что там имелось олово и свинец. Точно так же, как и Шаретти, остальную часть груза генуэзец оставил на складе и собирался потом везти дальше на Восток. Для всех было оставалось тайной, что же там хранится. Дориа охранял свои склады чрезвычайно усердно, и даже Николас не смог обойти эту защиту. Вопреки приказам, бывший раб-гвинеец Лоппе постарался свести дружбу с хорошеньким пажом Дориа, Ноем, но не сумел вызвать у того доверия и вернулся, весь исцарапанный, со следами укусов. Николас со смехом выразил ему свое сочувствие. Возможно, памятуя о собственном происхождении, он никогда не относился к слугам как к низшим существам.
Вернувшись во Флоренцию, фламандец, следуя примеру Пагано, также начал собирать свой груз. Юлиус с двумя писцами помогал ему, дни напролет проводя на складе, уже забитом тканями Шаретти, привезенными из Брюгге. Когда времени до отплытия оставалось уже совсем немного, монна Алессандра решила обратиться с просьбой. Она пригласила Николаса к ужину.