Но Кателина не желала смягчаться.
― Ни за что. Убирайтесь вон. ― Она попыталась взять себя в руки. ― Саймон, все это не к добру. Все, что случилось с Николасом… с Клаасом… не имеет к Генри никакого отношения. Не хочу никакой связи между ними. Избавься от этого человека.
― Я здесь не для того, чтобы устанавливать связи, ― объявил Грегорио. ― Я пришел поговорить о судне, называвшемся «Рибейрак».
Он ожидал отпора и разыгранного недоумения. Вместо этого Саймон Килмиррен победно взглянул на жену.
― Он знает! Я так хотел, чтобы он узнал!.. Так вы сообщили нашему великому Николасу, что его торговая карьера окончена? Мы намеренно послали Дориа за ним!
Этот человек не только уверенно признавался во всем, ― но он посвятил в свои замыслы и жену. Та улыбалась, словно одного имени Дориа оказалось достаточно, чтобы сменить гнев на милость.
― А изнасиловать дочь Марианы де Шаретти ― это тоже была ваша идея?
Кателина вскинула голову.
― Ее дочь? ― переспросил Саймон.
― Катерину, девочку двенадцати лет. Без ведома матери, он увез ее во Флоренцию и там на ней женился. Затем он отплыл вместе с ней в Трапезунд. Разумеется, если этот брак был совершен по закону, то после смерти демуазель муж Катерины получит права на половину имущества компании Шаретти.
Стряпчий обращался к женщине, которая, похоже, ничего не знала об этой части плана. С изумлением и ужасом на лице она обернулась к мужу.
― Не верю ни единому слову! ― воскликнул Саймон. ― Да и кто поверит? Если бы такое случилось, демуазель де Шаретти с криками бросилась бы ко всем законникам в Брюгге.
― Желаете прочесть письмо Пагано Дориа, где он говорит об этом? ― предложил Грегорио. ― Я сделал несколько копий. И если я еще не передал их властям, то это только по просьбе демуазель, которая заботится о благе дочери. Но, разумеется, рано или поздно все узнают правду, что вы заплатили Дориа, дабы он преследовал Николаса в Трапезунде и там убил бы его и завладел компанией. Не сомневаюсь, что судьи в Шотландии и во Фландрии с удовольствием займутся этим делом и добьются торжества справедливости.
― В письме Дориа об этом говорится напрямую? ― поинтересовался шотландец. Он раскраснелся, и голубые глаза теперь сверкали еще ярче. Впрочем, испуга в них не ощущалось. ― Если так, то, конечно, он лжет. И вы тоже, по наущению своего хозяина.
― Если с Николасом не случится ничего дурного, тогда, конечно, мы будем вправе решить, что Дориа лжет. К несчастью, ― продолжил Грегорио, ― нет никаких сомнений в том, что похищение Катерины де Шаретти состоялось.
― И Николас об этом знает? ― напряженным тоном спросила женщина.
― Он знает, что это ваш муж послал Дориа.
― А насчет девочки?
― Думаю, что сейчас он уже это обнаружил. Они наверняка оказались вместе в Трапезунде.
― Тогда с девочкой ничего плохого не случится. Он ведь ее отчим. А что он сказал насчет Саймона? ― Теперь в ней не чувствовалось ни страха, ни гнева, а лишь сосредоточенное внимание, как у охотничьего пса, готового к броску.
― Что он сам с ним разберется, и нам не о чем беспокоиться. Что не нужно тревожить демуазель, его супругу. К несчастью, она сама узнала обо всем. Вот почему, как ее поверенный, я счел своим долгом явиться к вам в дом.
Саймон внезапно расхохотался ему в лицо.
― Не могу понять, с какой стати? Убивать подмастерье! Пытаться завладеть разорившейся компанией какой-то вдовы! Да к чему мне это? Мы всего лишь одолжили деньги предприимчивому человеку, который жаждет проявить свои способности. Когда он разбогатеет и вернется, я сделаю его своим управляющим в Генуе.
― А Катерина де Шаретти? ― поинтересовался Грегорио.
Саймон Килмиррен невозмутимо взглянул на него и пожал плечами.
― А при чем здесь я? Это его личное дело. Наверняка девчонка сама висла у него на шее. Ничего удивительного, если она выросла в одном доме с Клаасом, и с такой матерью. Мне больше нечего сказать. Если хотите, можете подавать в суд. Я раскопаю достаточно сведений о Катерине де Шаретти, чтобы заставить вас пожалеть об этом.
― Нет, ― возразил Грегорио. ― Ей было двенадцать лет, и она оставалась девственницей. Он женился на ней в день ее первых кровей. В таком случае давайте представим это дело на суд герцога сегодня же вечером.
Саймон ухмыльнулся.
― Вы даже к секретарю его подойти не сможете.
― Зато смогу подойти к казначею. Пьер Бладелен передо мной в долгу. Но, возможно, я просто подожду здесь, в доме, и поговорю с Генри ван Борселеном. Несомненно, одна из задач ордена Золотого Руна ― защищать юных и слабых против тех, кто пытается злоупотребить их невинностью, а также карать тех, кто вместо того, чтобы сражаться за веру, снаряжает корабли и тратит деньги и усилия ради личной мести.
― А Николас что, сражается за веру? ― язвительно осведомилась Кателина.
Грегорио обернулся к ней.
― Он взял с собой сотню вооруженных наемников, чтобы поставить их на службу императору Давиду.
― А Дориа привез оружие и доспехи, ― с усмешкой возразил Саймон. Его улыбка очень не понравилась Грегорио.
― Разумеется, мы знаем об этом. Но как он поступит со своим грузом?
Стряпчий перехватил напряженный взгляд шотландца и понял, что тот неожиданно задумался, ― возможно, впервые за все это время. Грегорио очень надеялся, что тот думает сейчас о Пагано Дориа. Женившись на Катерине, Дориа стал сильнее, чем рассчитывал его наниматель. Теперь он вполне мог обойтись и без помощи Саймона.
― Клаас… ― неожиданно промолвил тот. ― Ведь это он велел вам явиться сюда?
Но леди Кателина ответила мужу даже прежде, чем Грегорио успел открыть рот:
― Как он мог, ведь он в Трапезунде? Если Дориа натворил глупостей, это может подождать до его возвращения. Подождет и демуазель де Шаретти. Мейстер Грегорио ― разумный человек. Он ничего не станет предпринимать.
― А если он не вернется? ― предположил Грегорио. ― Так что лучше я подожду милорда Генри. Он ведь крестный вашего сына, не так ли? Полагаю, он заботится о репутации семьи.
Он надеялся шантажировать шотландца с позиции силы, но недооценил его. Внезапно в воздухе сверкнул меч, и послышался приглушенный женский крик. Грегорио отскочил в сторону, хватаясь за кинжал, а Саймон угрожающе надвинулся на него, обнажив оружие.
― Я защищаю репутацию своей семьи, как считаю нужным, ― заявил шотландец. ― Собственными силами, а не через суд. Запри дверь.
― Нет, ― заявила Кателина.
Саймон обернулся к жене. Грегорио, перепрыгнув через стол, бросился к выходу, но тут шотландец, упершись руками в стоявший рядом сундук, подтолкнул его вперед, и тот с грохотом ударился в дверь. Лорд Саймон распрямился.
― Защищайся!
― И вы говорите о чести? ― возмутился Грегорио. ― Меч против кинжала?
Он думал, чтобы шотландец слишком зол, чтобы рассуждать здраво, но тот неожиданно усмехнулся. Не отводя глаз от противника, он велел жене:
― Принеси другой клинок.
― Нет, ― повторила Кателина.
― Тогда ему придется защищаться кинжалом.
Женщина бросилась к дверям.
Грегорио огляделся. Он был напуган и одновременно ощущал неловкость.
― Чего вы добиваетесь, милорд? ― спросил он. ― Мои люди знают, что я здесь.
― И они будут знать, какая участь вас постигла, ― отрезал Саймон. ― Вы явились убить меня по приказу Николаса. А, вот и меч! Умеете драться?
― Да, ― кивнул Грегорио. Внезапно гнев его прорвался наружу: ― Глупец, что же вы творите? Искалечили судьбу бедной девочки, ее семья в трауре от горя, а вы, вместо того, чтобы ответить за содеянное, как подобает мужчине, во всем вините других. Николас стоит десятерых таких, как вы!
Клинок метнулся к его горлу при этих словах. Стряпчий торопливо вскинул меч и успел парировать выпад Саймона. Он отбил и удар, направленный ему в живот. И другой, метящий в сердце. Оступившись, он ощутил, как сталь оцарапала предплечье, и вновь парировал выпад, нацеленный в голову.
Грегорио отступил к стене, затем, пригнувшись, метнулся на середину комнаты. Сейчас гнев Саймона был нацелен на него одного, и больше не было времени для пустых слов…
Конечно, ломбардский стряпчий был не ровней искусному фехтовальщику и турнирному бойцу.
Грегорио отбивался, потому что не хотел умирать. Он лишь защищался, то уходя из-под удара, то парируя выпады, когда ему это удавалось. Поединок уже затянулся куда дольше, чем он считал возможным.
Женщина, прерывисто дыша, пряталась у окна. В комнате уже были перевернуты все стулья и столики, разбросаны подушки, вдребезги разбита каминная ширма и какая-то чаша. Медный кувшин с лязгом отлетел к стене…
Грегорио надеялся, что на шум явятся слуги и спасут его, ― но никто не пришел. Прежде стряпчий полагал, что он в неплохой форме, но Саймон всю свою жизнь проводил в боевых тренировках, оттачивая искусство фехтовальщика. И теперь он без устали нападал, понемногу тесня противника к противоположной стене.
Чуть дальше была приоткрытая дверь, ведущая во внутренние покои. Там, в комнате, царила мертвая тишина, но Грегорио не знал, есть ли смысл ему кидаться туда. Возможно, он успеет сбежать прежде, чем Саймон ударит его в спину…
Тем временем шотландец, схватив меч обеими руками, изготовился для решающего удара Раненый в левое предплечье, Грегорио никогда не смог бы отбить такой удар, и потому упал и откатился в сторону, пытаясь вовремя вскочить на ноги, но сознавая, что это бессмысленно. Саймон с легкостью изменил направление удара. Острие меча вонзилось в плечо стряпчего. Тот ощутил толчок чудовищной силы, ― а затем рывок, когда меч высвободился, запятнанный кровью. Последнее, что он увидел, это вновь занесенный клинок Саймона, его сузившиеся глаза и стремительное движение… Однако удара так и не последовало. Грегорио медленно поднял голову.
Он видел перед собой отороченный мехом подол туники шотландца, его искусно выделанный кожаный пояс и алые пятна на ткани, ― должно быть, сюда брызнула его собств