— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал Ритт, с беспокойством заметивший, что Хансену стало тяжело дышать, а его обезображенное лицо залилось густой краской.
— Успокоиться — мне? — вскричал Хансен. — Я должен волноваться. Вы знаете, кто такой Пол Ватцлавик?
— Известный английский психотерапевт, работающий в Америке. Я читал его книги.
— Недавно в австрийском журнале опубликовано интервью с ним. Ватцлавик говорит о странном феномене. Жизнь человека в Западной Европе складывается гораздо лучше, чем раньше. Никто не голодает, правда? Почти все социально защищены. И тем не менее многие впадают в депрессию, верят в конец света. Что происходит? — спрашивает интервьюер. И Ватцлавик отвечает: Джордж Оруэлл, автор романа «1984», объяснил это в одном из своих эссе. Он написал: «Люди с пустым желудком никогда не разочаровываются во Вселенной. Они даже не думают об этом». В 1946 году, рассказывает Ватцлавик, он работал в разбомбленном итальянском Триесте, в полицейском управлении. Людям не хватало самого необходимого, — а полиция регистрировала четырнадцать самоубийств в год. А в 50-е, когда уже у многих были работа, квартира, еда, количество самоубийств выросло до двенадцати в месяц. И это, говорит Ватцлавик, заставило его задуматься.
— И как он это интерпретирует?
Беседа захватила Ритта.
— Человек плохо подготовлен к тому, чтобы жить в безопасности, говорит он.
— Моя мать рассказывала, что никогда в церкви на службе не было столько прихожан, как сразу после войны — в нищете и нужде, в холоде, голоде и разрухе, — задумчиво произнес Ритт.
— Верно, господин прокурор! Ватцлавик говорит: великие идеалы важны, когда возникает опасность. Когда вокруг царят смерть и разрушение, человек направляет все силы на сохранение жизни и ищет веру или иные убеждения, которые помогают ему выживать. Интервьюер спрашивает: «Можно ли утверждать, что поскольку наше существование так хорошо обеспечено, то веры в нас меньше, чем раньше?» И Ватцлавик отвечает: «Безусловно».
— Неутешительный вывод, — сказал Ритт.
— В общем, да. Накануне двухтысячного года непременно что-то произойдет, говорит Ватцлавик. И проводит параллель с 999 годом, отмеченным беспримерной истерией. Тогда не было озоновой дыры, кислотных дождей, СПИДа. Но и тогда предсказывали конец света и гибель Земли в огне и чуме. И вот послушайте, господин прокурор, что говорит Ватцлавик — дословно: «Я чувствую себя уверенно, потому что отношусь к тем людям, которые верят, что человек сам создает ту действительность, в которой живет. Безумие 999 года не коснулось стран, которые не приняли христианское летоисчисление. Для них этот год был обычной календарной датой». Великолепно, не правда ли? — Хансен улыбнулся.
— Великолепно, — ответил прокурор, пристально смотревший на него. — А почему же вы отозвали обвинения против Марвина, который так жестоко избил вас?
Хансен ни на секунду не замешкался с ответом:
— Он мой старый друг.
— Друг?
— Да. Уже четверть века. Мы вместе учились, я изучал химию, он — физику. Мы были практически неразлучны, пока он не изменился так поразительно. До недавнего времени он работал в Управлении по надзору в Хессингском министерстве экологии. А потом — под влиянием примет времени, не иначе — стал человеком, одержимым навязчивой идеей. Я бы даже сказал, параноиком. Например, в его понимании всеми химическими и фармакологическими фабриками руководят преступники, губящие этот мир. Он сам культивировал в себе слепую ненависть, да, именно слепую ненависть, и особенно — против меня, поскольку я был для него самым досягаемым, — голос Хансена стал таким тихим, что Ритт едва разбирал слова. — Это трагично. Ведь погибает дружба, самая верная из тех, что существуют. Простили бы вы его, господин прокурор, учитывая все эти обстоятельства? Сняли бы обвинения?
— Это неправда, — раздался женский голос.
Ритт и Хансен обернулись к двери. Они не заметили, как в палату вошла женщина лет сорока в кремовом платье и с букетом алых роз.
— О, Элиза, — произнес Хансен.
— Хилмар, любимый!
Женщина была высокой и широкоплечей, с узкими бедрами и длинными красивыми ногами. Темные волосы были подстрижены под «пажа». Облик дополняли карие глаза и крупный пухлый рот. Она бросила на кровать белые кружевные перчатки, наклонилась и поцеловала Хансена в губы.
— Элиза, — сказал Хансен, когда она выпрямилась, — этот господин — прокурор Ритт, а это его стенограф, господин… простите, забыл…
— Хорн, — сказал Ритт. Хорн промолчал.
— Хорн.
— Я знаю, любовь моя, — ответила женщина.
— Откуда? Простите, господин прокурор, это моя супруга, Элиза.
— Очень рад, — сказал Ритт. Хорн снова промолчал.
— Мне сообщили сотрудники криминальной полиции за дверью, — пояснила Элиза Хансен.
— Так что же неправда? — спросил Ритт.
— Причина, которую мой муж называет, объясняя, почему он снял обвинения против Маркуса… против господина Марвина.
— Элиза, прошу тебя, — слабо запротестовал Хансен.
— Оставь! — резко ответила женщина. — Все равно господин прокурор докопается.
— А какова же истинная причина, фрау?
— Хилмар снял обвинения, потому что я его попросила.
— А почему вы его попросили?
— Потому что Марвин восемь лет был моим мужем.
— Он был… — пораженный Ритт осекся.
— Мы были женаты больше восьми лет. У нас есть общая дочь, Сюзанна. Наверное, вы в курсе, что и Сюзанна ушла от него.
— Это я знаю. Но каким образом…
— Я все объясню, господин прокурор, — Элиза Хансен казалась воплощением энергичности и решительности. — Я ушла от Марвина одиннадцать лет назад. Он никогда не простит мне этого. И никогда не простит Гилмара — за то, что я ушла к нему.
— Элиза, — смущенно вставил Хансен.
— О, пожалуйста, любимый! Нападению на Гилмара есть одно-единственное объяснение — чудовищная ревность моего бывшего мужа Маркуса Марвина.
Открылась дверь, в палату вошел доктор Хайденрайх.
— Господин прокурор!
Ритт поднялся.
— Прошу прощения. Мы уже уходим, — он подал знак Хорну, и тот закрыл свой аппарат. Ритт взглянул на Элизу. — Нам придется еще пообщаться, уважаемая госпожа Хансен.
— Всегда готова, — ответила она, и глаза ее заблестели. — В любой момент, когда вам будет удобно.
Служебная машина везла их из госпиталя обратно в Управление. Шофер покрутил ручку настройки радио. Передавали новости.
«…впервые руководители, отвечающие за экологию Германии, подняли озоновую тревогу, — вещал голос диктора. — Опасности подвергаются прежде всего дети, пожилые люди, спортсмены и астматики. Им надо избегать перенапряжения. Депутаты потребовали ввести запрет на передвижение всех автомобилей с неотрегулированным карбюратором».
Шофер осторожно продвигался в плотном потоке машин. По радио передавали интервью с инспектором экологического надзора Берлина. Репортер спрашивал:
— Чем вызван избыток озона в воздухе, господин Брайтенкамп?
— В эти жаркие дни во время заправки автомобиля горючим наблюдается повышенное выделение летучего углеводорода. Упрощенно говоря, он смешивается с окислами азота, содержащимися в выхлопных газах автомобилей. Учтите при этом интенсивное дорожное движение. Под действием солнечного излучения на эту смесь — опять-таки, это упрощенное объяснение, — и происходит образование озона. Слово пришло к нам из греческого языка и означает «ароматный». Газ действительно имеет легкий сладковатый запах.
Голос репортера:
— Как совместить беспокойство по поводу повышенного содержания озона в воздухе и тревогу по поводу озоновой дыры?
— Озоновая дыра возникла в верхнем слое атмосферы — стратосфере. В этом слое озон действительно необходим: он защищает жизнь на Земле от солнечного излучения. Сейчас там возникла озоновая дыра, из-за чего и увеличилось число раковых заболеваний. Появление озоновой дыры в этом слое может иметь роковые последствия для Земли. Совсем другая картина в тропосфере — нижнем атмосферном слое толщиной от пятнадцати до шестидесяти километров. Здесь наоборот повышенное содержание озона вредно. Озон убивает на Земле микробов, бактерии, вирусы и растения. Не исключено, что он же является причиной гибели лесов. У людей и млекопитающих повышенное содержание озона вызывает раздражение дыхательных путей, головокружения и носовые кровотечения и в особо тяжелых случаях может стать причиной отека легких и летального исхода. В качестве противоядия и защитного средства врачи рекомендуют витамин Е, который выпускается в капсулах.
Шофер остановил машину. Движение на запруженной улице прекратилось.
Вновь раздался голос диктора:
— Только что мне передали следующее сообщение. Два депутата ХДС/ХСС выразили свой протест против озоновой тревоги и потребовали освободить ее инициаторов от занимаемых должностей. Они назвали это выступление «паникерством чистой воды» и потребовали немедленного пересмотра норм содержания озона в воздухе в сторону увеличения. Советский Союз. В своем сегодняшнем выпуске газета «Известия» сообщила об ужасающих изменениях в многотысячном поголовье мышей и крыс в районе взорвавшейся в 1986 году атомной станции «Чернобыль». Животные очень агрессивны, а их размеры втрое превышают обычные. Такая же картина наблюдается и с растениями, часть которых погибла, а другая часть неожиданно начала интенсивно расти. Листья тополя достигают восемнадцати сантиметров в длину, а почки на деревьях раскрылись раньше положенного времени…
Стенограф Якоб Хорн сидел неподвижно. Если Мари умрет, думал он, я наложу на себя руки.
На Герихштрассе шумели пневматические сверла, грохотали строительные машины. В воздухе витала пыль. Судебный чиновник Франц Кулике низко поклонился вошедшему в помещение Земельного суда Эльмару Ритту.
— Прекрасный день, господин прокурор! Вы, как всегда, бодры и активны — приятно посмотреть, — он почти кричал, и остановить его словоизвержение было невозможно. — Вы слышали? Объявлена озоновая тревога. Они что, думают, что нами можно вертеть, как угодно? Сначала озона слишком мало, потом, видите ли, слишком много… «Прячься в картошку — убегай из картошки»! Если в ближайшее время не появится кто-то и не наведет порядок…