Это был длинный день. Все еще очень теплый. У Филиппа и у меня в номере общий зал, спальни слева и справа. В гостиницу вход с улицы. Она расположена прямо на Рейне, на который выходят французские окна нашего номера. Обстановка в античном стиле, балконы с шезлонгами и столиками. Водная гладь блестит в лучах солнца. Чуть выше по Рейну в сторону Кляйнбазеля — большой мост. Я вижу автомобили, трамваи, великое множество людей, но шум, как ни странно, не проникает к нам. Заколдованно и тихо, как в сказке, сейчас на нашем балконе. Мимо беззвучно скользят буксиры, по течению и против, разноцветные буксиры и их длинные баржи, с тяжелым грузом, глубоко погруженные в воду. Когда такая пара подходит достаточно близко, волны ударяются о толстые стены под нами.
Мы долго не разговариваем.
Наощупь я ищу его руку. Он крепко держит мою. И мы молчим.
Пусть так будет и дальше, думаю я. Хочу я. Желаю я. Надолго и без спешки. Документ…
На кораблях — флаги разных стран. Часто мы видим играющих на палубе детей. Женщины развешивают белье. Камбузы, рулевые рубки с открытыми дверями. Мужчины за большими штурвалами. Остальные лежат на солнце, спят, читают. Один играет на губной гармошке. Иногда ветер доносит до нас музыку радио. Так много буксиров, так много барж. Так велики мир и тишина. Как было бы здорово пойти с ними в плавание, говорю я, имей мы на это время. На буксире вниз по течению до Голландии… Великолепно, говорю я. Так прекрасно это все, Филипп. — Он молчит. — Я очень рада, говорю я. Всему тому, что показал нам Лодер. Устройство с гибридом магнезия. И то, что он рассказал о сети из людей вокруг земного шара… Это конференция — «Зеленая энергия»… я же сказала тебе, Филипп, что катастрофы может и не быть. Что у нас еще есть шанс. Это не конец света. Помнишь ли ты, что я говорила это?
Да, я помню, конечно, тот вечер на балконе над рекой, а сейчас сижу в своем доме Ле Фергерон в Шато-де-Оекс и читаю дневник Изабель. Она писала эти слова в середине сентября 1988 года. А сейчас… а сейчас!
…Это не конец света, говорю я. Или только в совершенно определенном смысле, а именно: это — начало нового, лучшего.
— Да, Изабель, — говорит он.
Между нами все ясно. Все, как я и представляла себе со дня нашего знакомства. О да, я могу доверять своему первому чувству. Оно никогда не обманывает меня. Я — типичные Весы.
Я должна громко сказать это, так как он подшучивает.
— Да, что у нас есть? Типичные Весы.
— Весы, ты конечно, можешь не знать этого в своей универсальной необразованности, Филипп, это — кардинальный знак воздуха.
— Прости, чего?
— Ну, они духовно акцентированы, если следишь за моей мыслью, мой друг, не связаны с земным бытием, не материальны.
— Понимаю. Ага. Мгм. Подумать только! Непостижимо! И даже более! Просвети его получше, бедного Филиппа!
— Знак Весы, бедный Филипп, управляется Венерой…
— Дальше!
— …которая придает тем, кто родился под знаком этой планеты, шарм и привлекательность. Так написано в мудрых книгах, а я всего лишь цитирую. Но не подумай, что мне хотелось бы выглядеть лучше, чем я есть на самом деле.
— Мои Весы, — бормочет он, — полны этой очаровательной скромности.
— Однако, — продолжаю я, — высоко мыслящие Весы никогда, слушай, Филипп, никогда…
— Я слушаю, самая сладкая из всех Весов, я слушаю. Никогда что?
— …никогда при всем своем врожденном стремлении к любви и признанию не будут отказываться от своих принципов лишь для того, чтобы достичь те же самые любовь и признание!
— Строго.
— Я нахожу это просто великолепным у высоко мыслящих Весов! Они именно по опыту знают то, что такого рода целенаправленное поведение в конце концов может принести лишь разочарование. От этого у Весов…
— Весы!
— У Весов, дай мне продолжить, это родительный падеж, Филипп! Ты можешь не знать, что такое родительный падеж, Филипп, мой бедный писатель. От этого у Весов порой чрезмерная сдержанность…
— Ах, — говорит он, — уже очень успокоилась.
— Что уже очень?
— Твоя сдержанность, твоя чрезмерная сдержанность, Весы. Остальное мы опустим, veribus unitis. Это ты, как образованный человек, знаешь, по-гречески означает: я люблю тебя. Я любил бы тебя даже если ты и не была бы Весами.
— Ну, прекрасно, — говорю я. — Ты не веришь в астрологию.
— Я не понимаю, как глубоко мыслящая переводчица-синхронистка может верить в такое.
— Я веду себя так лишь в принципиальном.
— И в чем же, уважаемая фрау? Есть двенадцать разных знаков Зодиака. Разных! Таким образом, люди, родившиеся под ними, должны являть собою двенадцать различных типов. Выдающаяся логика.
— Ах, оставь же, Филипп! Когда ты родился?
— Одиннадцатого первого, — говорит он. — Года рождения я не выдам, даже если ты будешь топить меня в Рейне.
— Типичный Козерог, — говорю я.
— Это что-то хорошее?
— Смотря по асценденту.
— Смотря по чему?
— А, сейчас ты в это даже веришь!
— Вежливость чистой воды. Итак, смотря по чему?
— Смотря по асценденту.
— Пожалуйста, — говорит он, — не выражайся!
— Какой у тебя, Филипп?
— Его нужно иметь?
— Приличные люди имеют.
— Я не знаю, какой имею.
— Тю, — говорю я, — тогда, конечно, нельзя сказать, хороший ты Козерог или плохой…
А корабли бесшумно скользят мимо по водной глади, и их так много. Вода плещет о берег. Солнце уже заходит. В Кляйнбазеле вспыхивают первые огоньки. Еще тепло. Мир! Мир!
— Ах, — говорит он, — так или иначе, в любом случае, вы, определенно, самое лучшее, что может быть. Весы! Весы! Великий Боже, она еще и Весы! Тебя нужно любить, Весы! Я… я люблю тебя, Весы!
— Почему ты любишь меня, Козерог?
— Потому что ты старая и отвратительная, — говорит он.
— Я так и думала, — говорю я.
— Знаешь, — говорит он, — из наших пробных репетиций постепенно выкристаллизовалось нечто подобное одной из этих американских стори. Великий пример: «Филадельфийская история». Однажды я делал синхронный перевод, когда мои книги еще не обрели популярность. Представить тебе, Весы?
— Представь, Козерог.
Он ложится и по ролям изображает то мужчину, то женщину: ты не говоришь, что я чрезмерно сдержанна и чрезвычайно спокойна, правда? Ты не говоришь того, что говорят все, что я мраморная женщина?
— Мраморная? Нет, нет. Ты женщина из плоти и крови. Женщина, которая живет и дышит. Самая сладкая женщина в мире. Хотелось бы взять тебя за руку и все время говорить, — о, что это, в твоих глазах стоят слезы.
— Перестань, перестань, перестань — нет, нет, продолжай, продолжай говорить дальше!..
— Музыка звучит, — говорит он, — много скрипок.
И дальше пошло:
— Что такое? Ты дрожишь всем телом…
— Ну, что это? Послушай-ка Бога ради, любовь такой быть не может! Успокойся. Это не любовь!
— Слава Богу! Было бы не очень кстати.
— Ты на самом деле думаешь так?
— Конечно! Конечно, нет! Мы сошли друг от друга с ума!
И тут я беру на себя диалог этой «она» и говорю слово «ненормальный» несколько раз подряд. Филипп, ненормальный, ненормальный, ненормальный. Держи меня, держи меня крепко… И он крепко держит меня, и мы целуемся над темной водой долго, долго. Как чудесно, думаю я, и, конечно, говорю: музыка звучит очень громко. Скрипки захлебываются. Медленно оба уходят из кадра: Роми Шнайдер и Ален Делон.
— О нет, — говорит он, — Катрин Хепбёрн и Джеймс Стюарт. Но я, собственно говоря, хотела бы, чтобы это были Роми Шнайдер и Филипп Гиллес. Сейчас я ревную к Алену Делону.
— Новая экранизация, — говорю я. — Филипп Гиллес и Изабель Деламар!
10
И это произошло в тот день…
Пластик поливинилхлорид присутствует практически везде: в автомобилях, самолетах, оконных рамах, упаковочной пленке, пластинках, половых покрытиях, скатертях, кухонных стульях и кабельных изоляциях. Поливинилхлорид является высокоядосодержащим материалом. При его сгорании образуются диоксин и соляные кислоты. Вред здоровью людей невозможно определить. Как заявил представитель министерства экологии, когда намеревались маркировать пластиковую продукцию, министр немедленно получил ноту протеста делового сообщества «ПВХ и экология». В ней говорилось:
Глубокоуважаемый господин министр:
нижеследующие сотрудники пластико-перерабатывающей промышленности выражают протест против намерения правительства ФРГ маркировать пластик.
Возможности реализации смешанных пластиковых отходов делают маркировку продукции излишней. Глобальная типовая маркировка (маркировка категории) не может принести лучшего решения, чем смешанная обработка, так как ни системы сбора, позволяющие отсортировать более двадцати пластиков, ни специфическая реализация не были бы возможны. В пределах одного типа пластика используются также и индивидуальные смеси и рецептуры. Но маркировка необходима для материализации политики экологических организаций через призывы к бойкотированию и дискриминации продукции. Это зафиксировано у зеленых объединений в их основных документах. Поливинилхлорид назван стратегическим токсическим оружием.
Мы, сотрудники, чувствуем себя из-за вводимой государством маркировки нашей продукции дискриминированными и ощущаем эту маркировку, как звезду Давида. Рынок должен развиваться свободно, и лучше начинаться ему при смешанной реализации пластика. Этот путь мы поддерживаем. Сотрудники фирмы:
Имя, фамилия
Место жительства улица
подпись
Эта невообразимая листовка привела в негодование Дитриха Ветцтеля, председателя Комитета бундестага по делам образования и науки, и Шарлотту Гарбэ, представителя фракции Зеленых в бундестаге, выступивших в радиопередаче с участием представителей прессы под названием: «Пластиковая промышленность сравнивает жертвы Холокоста с пластиковой продукцией».
Больше возмущения не выразил никто.
Двадцать лет назад «Club of Rome» опубликовал сенсационное исследование с названием «Границы развития». Один из авторов был известный во всем мире ученый Деннис Медоус. По поводу истории названия «Кто спасет землю?» журнал «Spiegel» спросил Денниса Медоуса: