домлен. Этот кто-то, я убеждена, точно знает о чем-то опасном и ужасном.
Йошка Циннер родился в 1932 году в Теплице Шенау, маленьком городке в Судетах, в той части Чехословакии, которая была родиной многих немцев. Его отец владел кинотеатром.
Кинотеатры — синематографы, — как именовались они раньше — были тогда сенсацией. Наряду с немыми фильмами уже существовали первые американские звуковые. Антон Циннер был очарован этим новым жанром искусства — двигающимися кадрами. Свой театр он построил сам — прежде это был винный погребок. Банк выдал Антону Циннеру кредит на строительство синематрографа, названного им «Люкс», и на покупку оборудования. В штате у него был киномеханик. Но очень часто он сам стоял за большим киноаппаратом, особенно в конце недели, когда проходило по два-три сеанса, и Грета, его жена, сидела в кассе и продавала входные билеты.
Когда Йошке было пять лет, ему позволили впервые посмотреть фильм, и это был шедевр Чарли Чаплина «Moderne Zeiten». Ночью после первого посещения кино у маленького Йошки поднялась температура, пришлось вызвать врача. Но Йошка не был болен. Температура поднялась потому, что этот чудо-фильм потряс его и настолько увлек, что невозможно было описать словами.
С того самого дня, как он посмотрел «Новые времена», кино завладело им. Он работал вместе с отцом. Ежедневно он бывал в «Люксе», каждый день смотрел фильмы, все по меньшей мере семь раз, потому что сам показывал один и тот же фильм самое меньшее семь раз. Вскоре Йошка просмотрел много фильмов и знал их наизусть: каждый план съемки, каждую установку, каждый кадр, каждое слово, каждый музыкальный пассаж, каждый шлягер. Он ездил то в Карлсбад, то в Прагу, чтобы увидеть фильмы, которые отец еще не показывал в Теплице Шенау и которые он, возможно, получил бы в прокат. Фильмы, фильмы, фильмы — они были жизнью для подрастающего Йошки. И они стали жизнью для взрослого Йошки Циннера.
В 1946 году семье пришлось уехать из Чехословакии. Они обосновались в Баварии. Вместе с отцом ему пришлось очень долго уговаривать владельца одной мюнхенской пивоварни сдать им в аренду зал в Швабинге, пока тот, наконец, согласился. Они перестроили зал — на этот раз на кредиты спекулянтов — в кинематографический театр, который, как и первый, назвали «Люксом». Они сделали из него театр киноискусства, демонстрировали лишь самые лучшие и красивые фильмы из многих стран мира. И в новом «Люксе» почти всегда и на всех сеансах был полный аншлаг.
К 1955 году Йошка скопил достаточно денег на осуществление мечты всей своей жизни: он создал собственную кинокомпанию, так как сам хотел снимать фильмы. Кинокомпания называлась «Ирис», это было имя молодой женщины, на которой он за год до этого женился.
Йошка был первоклассным профессионалом. Все, что должен знать профессионал от кинематографии, он постиг еще в Теплице Шенау, где смотрел фильмы день за днем, неделю за неделей, год за годом, хорошие и плохие. Он хорошо разбирался, как установить камеру, отрегулировать звук, знал все о монтаже и микшировании в кино, владел всеми техническими и художественными тонкостями. Он хотел делать хорошее кино — в этом он себе поклялся. Чтобы раздобыть на это деньги, сначала он снял целый ряд дешевых музыкальных фильмов и фильмов о родине, которые в то время приносили в Германии большую прибыль. Собрав много денег, Йошка снял свой первый «правильный» фильм о жизни польского детского врача доктора Януша Корчака, который был директором еврейского детского дома в оккупированной немцами Варшаве и с вверенными ему детьми, не бросив их, оказался в лагере смерти, где и погиб вместе с ними в газовой камере. Этот первый «правильный» фильм Йошки Циннера получил в Германии оценку «особо значимый», и едва ли хоть один человек хотел его посмотреть. В Германии фильм потерпел полную катастрофу. Циннер рассчитал и это. За границей фильм стал событием послевоенного времени, получил много высоких наград и призов и очень быстро принес своему создателю мировую известность.
Йошке удалось сделать это. Он сотрудничал с лучшими зарубежными кинокомпаниями. С лучшими актерами, режиссерами, киносценаристами и операторами. Он создавал только хорошие фильмы. И был счастлив.
Потом появилось телевидение. Это было концом многих кинопроизводителей и кинопрокатчиков, а также концом многих кинотеатров, в которые перестали приходить зрители. Йошка Циннер подумал, что фильмы нужны и телевидению. Он был одним из первых, кто делал фильмы для телевидения. Сегодня в этом нет ничего удивительного, но тогда то, что делал Йошка, было достижением первопроходца. Для телевидения он и дальше снимал хорошие фильмы, хорошие телевизионные игры, хорошие сериалы. При этом он всегда был честолюбив, всегда нервозен — и до странного скуп. В ателье он нагибался за каждым оброненным рабочими сцены гвоздем, торговался по поводу каждого гонорара, даже самого маленького, взял за правило причуду принципиально не оплачивать третью часть договора и из-за этого перед судом представать, что принесло ему соответствующую славу. Филипп Гиллес тоже писал для него сценарии, и Филиппу Гиллесу тоже приходилось обращаться по поводу выплат в суд.
Через несколько лет Йошка Циннер перестал получать удовольствие от судебных процессов. Через несколько лет редакторы газет, издатели и темные личности начали финансировать частное телевидение. В результате началась беспощадная борьба за сетку вещания, то есть за то, какое количество человек какую передачу на каком канале смотрело, — поскольку сетка вещания была напрямую связана с ценами на рекламные ролики. Требовательное отношение к содержанию оказалось существенной помехой бизнесу. И чем дальше, тем больше «ответственные» лица понижали уровень своей развлекательной продукции. Йошка Циннер с его честолюбивыми проектами не имел больше шансов — он просто не получал от телевидения денег на их осуществление. Не имея собственного капитала и находясь в полной зависимости от телеканалов, он стал поставщиком — как и все ему подобные — игр и сериалов, от которых его тошнило, потому что то, что сегодня получало лучшее эфирное время, было до умопомрачения отвратительным и примитивным. Если самый лживый сериал со священником в главной роли имел успех, то сразу же после его показа появлялись от трех до пяти подобных сериалов о священнослужителях. У слабоумных имел успех сериал о враче, — тут же заказывались и в спешном порядке получались каналами, как минимум, полдюжины сериалов о врачах. Частные владельцы завлекали клиентов самым дешевым легким порно, а общественно-правовые организации исходили слезами от сознания того, что вынуждены подчиниться.
Йошка Циннер становился все беспомощнее. Чтобы платить своим служащим и выживать в создавшихся условиях, он стал снимать низкосортную продукцию.
Но не переставал постоянно представлять проекты очень больших, хороших и важных сериалов или фильмов. И постоянно получал их обратно. И должен был и дальше создавать те сериалы, которые от него требовали. Каждое утро, перед тем, как ехать в офис, его стало тошнить. Каждое утро. В течение полутора лет, Ни один врач не мог помочь ему. Один психиатр наконец-то объяснил ему, что никакой он не сложнейший механизм, просто ежеутренне его рвало от отвращения к тому, что опять ожидает его в офисе. По сути дела, от тошнотворной телевизионной развлекаловки, которую он создавал.
Полный отчаяния и злости, хитрый Йошка дал увлечь себя слишком рискованной идеей. В расчете на международный кинорынок он снял совместно с французской кинокомпанией, с лучшим режиссером и лучшими актерами шестисерийный (продолжительностью серий два часа) фильм о взаимоотношениях полов по роману Йозефа Рота.
Он вложил в это дело почти все свое состояние, заложил дом, отдал в залог страхование жизни. Теперь его больше не должно было тошнить по утрам. Однако когда половина сериала была готова, французский партнер обанкротился. На основании маленького параграфа в большом договоре о сотрудничестве готовая половина оказывалась имуществом несостоятельного должника. Йошка Циннер не вернул даже части своих денег.
После жизни, полной стараний, труда и признания, он был уничтожен. В этот момент дал о себе знать телеканал города Франкфурта.
Главный руководитель одного из отделов сообщил, что намерен принять к производству предложенный ему четырнадцать месяцев назад проект сериала о катастрофическом положении мира и финансировать его, только эту тему! Циннер с трудом смог осознать это.
Этот сериал можно спокойно снимать, сказал тот руководитель отдела, который был в таком же отчаянии и разочаровании, что и Циннер, «и именно по причине самоуважения. Чтобы по утрам, бреясь, в зеркале я смог еще смотреть себе в лицо». Начальство фактически шантажировало его угрозой отставки.
Когда договор был подписан, Йошка Циннер обнял и поцеловал свою жену Ирис и сказал:
— Пожелай мне ни пуха, ни пера, дорогая! Это мой последний шанс. Если что-то не получится, то мы повесимся из-за моих долгов. Это самый-самый последний шанс. Второго такого не будет.
— Кто-то знает о чем-то страшном? — спросил Йошка Циннер. — Значит, среди нас один предатель.
На этот раз на нем был костюм из голубого шелка, сшитый в ателье мод, булавка с бриллиантами пронизывала концы высокого воротника белой рубашки, в манжетах рукавов виднелись бриллиантовые запонки в форме четырехлистного клевера. Гиллес знавал Циннера еще в те времена, когда тот покупал самые дешевые товары. Тогда он был счастливым человеком, который не выплачивал «третьей части гонорара».
— Замечательно, — продолжал Йошка в характерной для него суетливой манере. — По мнению фрау адвоката, есть предатель. Среди нас. Охотно послушаем. Сердце радуется. Как вы дошли до этого, дама? Обида для всех. Это не может нравиться. Следует сразу же уйти. Йошка Циннер уйдет немедленно. Что будут делать другие, ему все равно. Чрезвычайная наглость. Целую руку, уважаемая милостивая фрау!
Он направился к двери.
— Господин Циннер! — тихо сказала Мириам.