Ответила Дилан, девочка в светлом мягком свитере, с большими серьезными глазами на прекрасном точеном лице и с высоко поднятыми волосами:
— «Птицы мира» за мир. Мы заступаемся и за окружающую среду, и за страны «третьего мира», и выступаем против локальных войн, таких, как Ираном и Ираком.
— Есть ли у вас общая цель? — спросила Ангела Гаттенберг.
На этот раз ответила Коринна, в очках, с большими серьгами из тонкой медной проволоки, с темными волосами до плеч:
— Да, наша основная цель заключается в том, чтобы собрать письма детей Рейгану и Горбачеву. На сегодняшний день у нас двести пятьдесят тысяч писем, и мы видим, что мнение детей начинают воспринимать всерьез.
Ангела Гаттенберг наклонилась вперед.
— Как вы пришли к тому, чтобы активно включиться в эту деятельность?
Дилан сказала:
— Многое становится понятным из средств массовой информации. Когда я смотрю по телевизору «Новости», я только и слышу, что где-то вновь умерли несколько детей, где-то опять бедствуют от нехватки еды. И тот, кто это знает, должен делать что-то, если он не совсем глуп.
Турок Гювен, тоже в очках, как и Коринна, носил очень короткую стрижку, был не по годам крупным и производил впечатление очень ухоженного парня.
— Мне всегда смешно, — сказал он, — когда я слышу, что будут сбрасывать бомбы. С тех пор, как я стал членом «Птиц мира», я чувствую себя лучше. Но со мной никто никогда не разговаривал о войне.
Изабель, стоявшая рядом с Гиллесом, взглянула на него. Он взял ее руку в свою и крепко сжал.
— Я тоже включилась в эту деятельность, — сказала Дилан, — так как я курдка, а курдов в Турции притесняют. Их сажают в тюрьмы по политическим мотивам. Их истязают, женщин насилуют. Я знаю это, потому что и мой дядя в тюрьме.
Ангела Гаттенберг спросила:
— Как вы получаете информацию о политических событиях?
— Я, — ответила Коринна, поправив очки, — каждый день читаю газеты.
— Я читаю журнал «Шпигель», — сказала Дилан, — и обязательно смотрю «Новости», это я переняла у родителей. Иногда все это меня удручает. Особенно когда политики на своих заседаниях рассказывают совершенную дрянь.
Светлые волосы Лизы были перехвачены темной лентой. На ней было платье без рукавов с черно-белым узором. Глаза Лизы широко распахнуты, и кажется, что она готова в любой момент рассмеяться — был бы повод. Лиза сказала:
— Я тоже смотрю «Новости». Все программы, какие могу.
Маленький мальчик из публики вскочил и крикнул:
— Мне бы очень хотелось знать…
Редактор журнала «Шпигель» очень дружелюбно прервала его:
— Чуть позже, когда интервью будет закончено, вы сможете задать все вопросы. Подожди немножечко, пожалуйста, договорились?
— Хорошо, — ответил маленький мальчик и посмотрел на нее сияющими глазами.
Ангела Гаттенберг спросила детей, находящихся рядом:
— Что вы сами делаете для окружающей среды?
Дилан бойко заговорила:
— Я, в общем, пытаюсь изменить что-то, но дома мне это не очень удается. У нас в доме вечно эта дурацкая туалетная розовая бумага. Я бы лучше покупала серую, на которой написано «Спасибо». Значит, я делаю для окружающей среды недостаточно. И вообще-то я против неонацистов.
— Ты думаешь, что это активная деятельность в защиту окружающей среды? — спросила Ангела Гаттенберг.
— Да, — уверенно ответила Дилан, — в широком смысле. Если для тебя окружающая среда — всего лишь растения, то это неправильно. К окружающей среде принадлежат и люди.
В этом месте раздались аплодисменты, дети хлопали громко и долго.
— Браво! — крикнула одна девочка.
Изабель опять взглянула на Гиллеса. И он снова крепко сжал ее руку.
Лиза подождала, пока стихнут аплодисменты, потом облокотилась на зеленую скатерть и наклонилась к микрофону.
— Я обратила внимание на то, что в туалете, при мытье рук, расходуется очень много воды. Я намотала проволоку, и сейчас вода льется гораздо меньше. Когда моя мама покупает средства для стирки, содержащие фосфат, я с ней серьезно разговариваю.
Несколько детей снова захлопали.
Редактор спросила:
— Что, по вашему мнению, произойдет в последующие десять лет?
— Через десять лет меня не будет в живых, — сказала Дилан.
Экланд поднял руку.
— Что такое? — спросила Ангела Гаттенберг.
— Замена кассеты, — ответил он. — Пять минут.
Кати уже вставляла в «Бетакам» новую кассету. Потом она подержала перед камерой лист бумаги, на котором написала: «Франкфурт Америка-хаус/2, дискуссия с детьми „Птицы мира“».
— Готово, — сказал Экланд.
Кати встала на колени возле устройства.
— Звук тоже, — произнесла она.
— Пожалуйста, продолжайте, — сказал Экланд Ангеле Гаттенберг.
— Я повторяю свой последний вопрос, — сказала она. — Что, по вашему мнению, случится в последующие десять лет?
— Через десять лет меня не будет в живых, — еще раз сказала Дилан.
— О! — испуганно вскрикнул очень маленький мальчик.
— С окружающей нас природой дела действительно обстоят очень плохо, — продолжала маленькая курдка, — это на самом деле катастрофа. Что-то обязательно произойдет, или я сдамся и наложу на себя руки. Или кто-то меня убьет, или я умру сама.
Наступила тишина. Дети смотрели на Дилан, и она отвечала им серьезным взглядом.
Наконец заговорила Лиза:
— Через десять лет дыра обязательно проявит свое воздействие.
— Какая дыра? — спросила редактор журнала «Шпигель».
— Ну, озоновая дыра, — пояснила Лиза и подчеркнула слова движением своих маленьких рук, пальцы которых то смыкались, то размыкались. — Возможно, произойдет взрыв на какой-нибудь атомной станции. Я очень боюсь двухтысячного года. Тогда обязательно что-то случится, например, взрыв огромного завода по производству химических веществ. Или вот политики говорят, что хотят испытать что-то неопасное, а потом окажется, что это атомная бомба. Тогда все пойдет кувырком, и мир разрушится.
Вероника — брюнетка с зачесанными назад волосами, схваченными на затылке гребнем, в голубых джинсах и голубом блузоне на пуговицах со светлыми рукавами, с миловидным, с мелкими чертами, лицом, — сказала:
— Конечно, так продолжаться не может. Может произойти слишком многое. Например, всемирный потоп. Или они и в самом деле проведут испытание атомной бомбы, тогда мир будет уничтожен.
Крупный Гювен, выглядевший таким ухоженным, произнес, наморщив лоб:
— Я думаю, что люди совсем не изменятся. Может быть, нужно объединить государства. Но скорее всего это произойдет слишком поздно, и мы умрем в кромешной тьме.
Ангела Гаттенберг осторожно спросила:
— Могут ли помочь политические партии?
— По-моему, — покачала головой Коринна, — всем партиям совсем не до этого!!!
Многие дети зааплодировали.
Экланд снимал крупным планом отдельные лица.
— …пожалуй, самые дельные — это «Зеленые» и избирательный блок «Альтернативный список» в Берлине, — продолжала Коринна. — Они несколько неорганизованны, но свои неполадки есть и у нас, «Птиц мира», однако мы много чего делаем.
— Что ты подразумеваешь под выражением «не до этого»? — спросила Ангела Гаттенберг.
— Вот взять, к примеру, христианских демократов, — сказала Коринна, — когда читаешь ее программу, то на бумаге все выглядит очень хорошо. Но это все лишь пустые слова, которые только звучат красиво. Чего ни коснись — внешней политики или школьной, — но я не могу вспомнить, что по этому вопросу проделали христианские демократы.
Многие дети зааплодировали снова, некоторые взрослые — тоже. Другие стали протестовать.
Один родитель воскликнул:
— Неслыханно!
Его поддержал второй:
— Как хорошо они подготовлены к подстрекательству!
— Совершенно верно! — крикнул третий.
— Ерунда! — громко отреагировал еще один мужчина. — Малышка права!
— Полностью согласна с тобой, — крикнула чья-то мама. — Браво, Коринна!
Лиза, с темной лентой в светлых волосах, сказала:
— Я думаю, что партия христиан-демократов избирается людьми, которые не слишком разбираются в политике. Просто они доверяют слову «христианская» и связывают его со святым именем Господа Бога, и это уже хорошо, и конец всяким рассуждениям.
Новый всплеск аплодисментов и новый взрыв протеста среди малолетних и взрослых слушателей.
— Вы когда-нибудь участвовали в какой-нибудь демонстрации? — спросила Ангела Гаттенберг, когда зал успокоился.
Все пятеро детей одновременно ответили:
— Да.
Коринна сказала:
— Я принимала участие в демонстрации МВФ — Международного валютного фонда, но потом сбежала, потому что струсила (фигурально выражаясь, наложила в штаны). Демонстрации школьников не так опасны.
— Я была на одной демонстрации школьников, — сказала Лиза, — но это было слишком пафосно и в то же время примитивно. Перед ратушей Шенберга выстроили множество полицейских с непроницаемыми лицами, они установили ограждение. Один полицейский даже дал нам мегафон, чем просто сразил меня.
Дети засмеялись.
— Посмотри! — тихо сказала Изабель Гиллесу. — В самом конце, слева у входа!
Гиллес обернулся. У входа стоял прокурор Эльмар Ритт. Он быстро поклонился. Гиллес тоже кивнул.
— Что этому-то здесь нужно? — спросила Изабель.
Она взглянула на Ритта. Он ответил серьезным взглядом.
— Странно, — сказала Изабель.
Между тем Ангела Гаттенберг продолжала задавать вопросы:
— Чувствуете ли вы, что вас воспринимают всерьез?
Дилан сказала:
— Когда мы на каком-нибудь мероприятии «Птиц мира» распространяем листовки, то люди останавливаются и говорят: «Ах, какие милые детишки!» Потом выслушивают нас, очень критически осматривают и говорят: «Вы же совсем не знаете, что происходит, не имеете совершенно никакого представления!» Все-таки политики и вообще взрослые слишком уперты в своем мнении и не хотят, чтобы их переубеждали.
Многие дети очень громко зааплодировали, а большинство родителей выглядели раздраженными и сбитыми с толку.