перед пансионатом. Другие члены группы позвонили ему и сказали, что произошло.
Каспари вышел из своей машины.
— Мистер Экланд?
— Да.
— Вы знаете…
— Да.
— Выражаю искренние соболезнования, сэр, — сказал Каспари.
— Где она?
— В морге, сэр. — Каспари закашлялся. — Необходимо, чтобы вы опознали умершую.
— Отвезите меня туда!
— Если вам плохо, я вызову по рации врача…
— Отвезите меня туда!
Экланд сел в полицейскую машину.
Пока ехал, он не проронил ни слова.
Полицейские в униформе и гражданской одежде стояли в коридорах морга, по которым шли Каспари и Экланд. Они не смотрели на него. Никто не разговаривал. Маленький пожилой человек выкатил носилки из секции холодильной установки. В большой выложенной белым кафелем покойницкой пахло дезинфекцией. Тело было накрыто белой тканью. Экланд подошел ближе. Каспари сделал пожилому человеку знак, и тот приоткрыл один конец ткани. И Бернд увидел неповрежденное лицо Кати, подумав о том, как сильно он ее любил и что теперь он должен жить без нее. Он все смотрел и смотрел на счастливое лицо мертвой Кати Рааль.
Это я виноват, думал он. Я сказал ей, что мы должны стоять от всего в стороне и ни в чем не принимать участия. Лишь исполнять свою работу и ни во что не позволять себя впутывать, так говорил я.
Но так не получается. Я признаю свою ошибку, когда уже слишком поздно! Нельзя желать, чтобы кто-то не имел дела с кем-либо и оберегать от этого, никогда. Он наклонился вперед и поцеловал Кати в губы. Губы были очень холодными.
— Это она? — тихо спросил Каспари, подойдя к нему.
Экланд кивнул.
— Вы можете предположить, почему она убита?
— Нет.
Но потом он подумал о том, что больше не должен оставаться в стороне от происходящего, и решил рассказать все, все, что произошло в эти долгие недели.
Но перед тем, как он заговорил, Каспари произнес:
— Нам срочно нужна помощь. Любая. Вы прибыли сюда издалека, мисс Рааль — тоже. Возможно, мы установим марку пистолета. Перед церковью мы обнаружили голубую контактную линзу для глаз.
— Что?
— Голубую контактную линзу, — сказал Каспари, в то время как пожилой человек закатывал носилки назад.
В номере Изабель зазвонил телефон.
Со сна она испугалась и поначалу никак не могла понять, где находится. Портьеры были закрыты. Она нащупала выключатель ночника и схватила телефонную трубку.
— Доброе утро, Изабель, — произнес женский голос. Изабель подскочила на кровати.
— Кларисса!
— Тихо. Разговор должен быть коротким.
— Ты где?
— В Боготе.
— Где?
— В Боготе. В Колумбии.
— В Боготе… но каким образом… откуда… Который час?
— У вас в Ричмонде без пяти минут девять.
— Почти девять! Я… мы легли очень поздно… Полиция нас… Ты не знаешь, что произошло, Кларисса?
— Знаю. Поэтому и звоню. Но по телефону многого не скажешь. Приезжайте все, как можно быстрее! Это крайне важно. Скажи остальным, что следует укладывать вещи!
— Укладывать вещи… остальным… Валери Рот исчезла… Она…
— Я знаю. Вылетайте дневным рейсом самолета компании TWA в Лос-Анджелес! Там немного подождете и ночью вы летите в Боготу. Завтра, в два часа дня, вы будете здесь. Мы с Бруно будем ждать вас в аэропорту Эльдорадо. Вы должны прибыть непременно. Непременно!
— Но почему?
— Питер Боллинг в Боготе.
В Боготе шел дождь. Дождь шел в Боготе после обеда почти каждый день. Самолет TWA из Лос-Анджелеса приземлился в аэропорту Эльдорадо ровно в два часа дня. Кларисса и Бруно Гонсалесы встречали Изабель, Гиллеса и Марвина. Они поехали на такси. Гонсалес дал адрес адвоката доктора Игнасио Нигра.
— Что с Боллингом… — сразу же начал разговор Марвин.
— Ничего, — сказал Гонсалес. — Позже. Сможем поговорить обо всем. Газеты сообщили об убийстве Кати Рааль. И то, что пропала Валери Рот и она подозревается в убийстве.
— Вы дали название своей гостиницы в Ричмонде, — сказала Кларисса, — и поэтому я позвонила тебе, Изабель. Здесь кое-что произошло, потому-то мы и хотели чтобы вы тотчас же приехали сюда. Где Экланд?
— В больнице, — сказала Изабель. — Истощение нервной системы. Ведь он и Кати были…
— Я знаю. Ужасно…
Кларисса смотрела, как с неба падает дождь.
Изабель прижала ее к себе.
— Ты прекрасно выглядишь… На каком ты месяце?
— Четвертом.
На Клариссе было платье широкого покроя бежевого цвета. Темнокожая мулатка с черными волосами и очень большими черными глазами посмотрела на Изабель. И улыбнулась.
— И уже необычайно полон жизни, — сказала она.
Около трех часов дня они вошли в канцелярию доктора Игнасио Нигра в старом роскошном доме на краю Плаца Боливар. Два человека в светлых плащах сидели в приемной.
— Вас ждут, — сказал секретарь. — Прошу вас следовать за мной!
Друг за другом они вошли в конференц-зал прокурора. Крупный метис был, как всегда, элегантен. Дорогой шелковый галстук и дорогой костюм самым превосходным образом гармонировали с обоями и мебелью конференц-зала. Кроме Нигра поднялся еще один человек — сорокашестилетний Питер Боллинг. Он подавленно теребил свои очки. Нигра поздоровался со своими гостями с чуть заметной преувеличенной вежливостью. В стекла окон барабанил дождь.
Наконец все расселись.
Адвокат сказал:
— Благодарю вас за то, что вы так быстро приехали. Здесь, как мне кажется, необходимо поспешить. По этой причине самым лучшим будет рассказ сеньора Боллинга о его истории. Прошу, сеньор Боллинг!
Тот смотрел на крышку стола. Нервничая, он вертел пузырек с раствором кортикоида на случай приступа астмы в обожженной и окрашенной кислотами и щелочными растворами руке.
— Говорите, пожалуйста! — громко сказал Гонсалес.
Боллинг поднял голову, переводя взгляд с одного посетителя на другого.
— Вы все считали меня подлецом, я знаю. Я… я и есть подлец. Но потом. — Он закашлялся. — Прежде всего, как я попал сюда? Ну, в ту ночь в Альтамире, в которую я… в которую я…
— Ну, хватит, — сказала Изабель, которая переводила лишь для Гонсалеса и Нигра. — Что было в ту ночь, господин Боллинг?
— В ту ночь, четвертого сентября, когда была застрелена твоя дочь — мне очень жаль, Маркус, так невыносимо жаль, это ужасно…
— Дальше, парень! — грубо сказал Маркус.
Игнасио Нигра, сидевший во главе стола, улыбаясь, сцепил благородные длинные пальцы рук.
— Это все слишком тяжело для моих полномочий, — сказал он, и Изабель перевела.
— Ваших полномочий? — спросил Марвин.
— Да, сеньор.
— Почему так тяжело? — спросил Марвин.
— Вы поймете это, вы сразу поймете это, — сказал Нигра, и глаза его заблестели.
— В ту ночь ко мне пришел еще один человек, — сказал Боллинг.
— Что за человек?
— Это я расскажу позже. Человек сказал, — нет, он приказал мне срочно исчезнуть из Альтамиры и улететь в Боготу. Здесь я должен был явиться к господину доктору Нигра.
— Почему ты должен был сразу же исчезнуть? — спросил Марвин.
— Чтобы подозрение пало на меня, — сказал Питер Боллинг. — Я должен был исчезнуть, пропасть. И все подозрения упали бы на меня.
— Ты не спросил… этого человека, почему должен попасть под подозрение?
— Нет. Я… я расскажу это, — сказал Боллинг. — Я расскажу все…
Питер Боллинг родился 11 апреля 1942 года, получив имя и фамилию Карл Краковяк, в городе Бойтен в Восточной Силезии. Краковяк была фамилия его родителей. Под левой подмышечной впадиной у Питера было большое родимое пятно.
У отца были проблемы с сердцем, и поэтому его не взяли в солдаты. У него в Бойтене был бизнес по монтажу оборудования.
За два года до этого, 25 января 1940 года, родился брат Карла Клименс.
В январе 1945 года семья Краковяк, как многие миллионы немцев, бежали от Красной армии из восточных областей Европы на Запад. Карлу было тогда около трех лет.
При бегстве сотни тысяч лишались жизни.
Так было и с родителями Карла и Клименса Краковяков.
Чужие люди взяли детей с собой. На подходе к Берлину колонна беженцев попала в ожесточенную схватку советских и немецких войск. И братья потеряли друг друга. Одна супружеская пара, у которой были свои дети, довезла Карла до окрестностей Кельна. Там посторонние люди передали его священнику одной церкви, которому удалось поместить Карла в приют.
Во время бегства у маленьких детей на шее на тесемке висели картонки с именами и датой рождения. У Карла Краковяка тоже имелась такая картонка.
Во время атак самолетов-штурмовиков много детей погибло и многие потеряли картонки со своими именами и датой рождения. Так случилось с Карлом Краковяком. Родители его были мертвы, и он потерял своего старшего брата. В хаосе изо льда и крови, снега и голода, истощения и смерти кто-то нашел валявшуюся рядом с Карлом Краковяком такую же картонку и повесил ему на шею. Лишь позже мальчик заметил, что к нему постоянно обращались как к Питеру Боллингу. Он был так мал и полон отчаяния, и совсем сбит с толку, что подумал, что смена имени была хорошим знаком и, возможно, спасла ему жизнь, и поэтому никогда не возражал, когда его называли Питером Боллингом. В приюте ему были выданы документы на это имя. Он не сомневался, что его брат Клименс погиб во время бегства.
15 мая 1955 года, когда Питер пришел из школы, возле приюта его ждал какой-то мальчик.
— Послушай, ты, — сказал он, — как тебя зовут?
Питер испуганно уставился на мальчика, который был так же худ, как он сам.
— Меня зовут Питер Боллинг.
— Ты уверен? — спросил мальчик. Подошвы его ботинок были рваными. — Абсолютно уверен?
— Абсолютно не уверен. Я думаю, что раньше меня звали по-другому, но я никак не могу вспомнить. Мы должны были бежать, я был еще маленьким. Когда-то они, по-моему, начали называть меня Питером Боллингом, я не знаю почему.
Он опять уставился на незнакомого мальчика.
— А кто ты?
— У тебя есть брат?