— Я бы предпочёл, чтобы это сделал Макрон.
— Неужели, Палл? По-моему, Поппей мудро высказался про наследование пурпура, если бы Макрон стал императором.
— Верно, — согласился Корбулон. — Кстати, он сказал почти то же самое, что и ты на Капри. И чем больше я о них думаю, тем больше нахожу в этих словах правоты. Рим не может существовать дальше, когда в пурпур рядятся безумцы, лишь потому, что они — потомки великого Цезаря.
— Боюсь, что это идеализм, — заявил Палл. — У аристократии есть все причины ненавидеть династию Юлиев-Клавдиев. Ведь сколько представителей лучших семейств Рима погибло, когда они пришли к власти, и погибнет ещё больше, так как они никогда эту власть не выпустят. Увы, армия и плебс на их стороне, ибо ценят стабильность. Стабильность же для них — это одна правящая династия. Люди хотят точно знать, на чью щедрость они могут рассчитывать, чей хлеб они будут есть, чьим играм рукоплескать на арене. Лишь когда на троне появится череда дурных императоров, что скажется и на их собственном благоденствии, они задумаются об иных принципах наследования высшей власти в империи.
— Довольно печальная точка зрения.
— О нет, особенно когда служишь правящему семейству.
«В этом-то и вся проблема, — подумал Веспасиан, пока они под рёв толпы в Большом Цирке взбирались на Палатин. — Слишком много людей, в той или иной мере наделённых властью, — таких как Палл, Азиатик, Нарцисс, преторианская гвардия, дядя Гай, большинство сенаторов, — чьё благоденствие зависит от благосклонности к ним Юлиев-Клавдиев. Их пугает сама мысль об изменениях, ибо все они связаны между собой круговой порукой. Любые разговоры про высокие идеалы тотчас смолкали, как только речь заходила о том, чтобы пожертвовать ради смены режима хотя бы частью своих богатств, не говоря уже о том, чтобы потерять всё. Увы, такова человеческая природа, и с ней ничего не поделаешь».
С такими невесёлыми думами Веспасиан шагал вверх по холму к дому Антонии. Похоже, впереди его ждёт всё та же продажная жизнь: по мере возможности он будет поступать во благо себе, служа тем, в чьих руках власть. Нет, не об этом он мечтал, когда приехал в Рим. «С другой стороны, — с грустью подумал он, — успехи налицо — я уже замарал себя убийством».
Антония оставила им записку, в которой просила подождать, пока она не закончит с одним делом. Палл проводил Веспасиана и Корбулона в зал, где, к его великому удивлению, попивая вино, уже сидели дядя Гай и Сабин. Правда, вид у обоих был не слишком весёлый, и оба успели покрыться испариной на полуденном солнце.
На столе стояли четыре пустых кубка.
— Оставляю вас одних, господа, я должен отчитаться перед хозяйкой, — сказал Палл. — Полагаю, она сейчас решает один очень важный вопрос. Если у вас закончится вино, дайте знать. — С этими словами он направился к чёрной лакированной двери в дальнем конце зала, что вела в личные покои Антонии.
— Ирод Агриппа? — спросил Веспасиан, когда они с Корбулоном сели за стол.
— Он самый, — кисло отозвался Сабин. — Прибыл незадолго до вас.
— Антония согласилась вам помочь? — спросил Веспасиан, наливая в два кубка вина и протягивая один Корбулону.
— Да, хотя и без особой радости. Ибо это значит, что ей придётся каким-то образом обезвредить Ирода. Она не может пригрозить ему конфискацией его запасов, ибо в этом случае он может вывести на чистую воду её саму. Ирод знает, что я здесь. Антония нарочно дала ему увидеть меня, когда он пришёл.
— И что такого ты сделал? — спросил Корбулон, потягивая вино.
— Тебя это не касается, — резко ответил Сабин, увидев, как в сад, в сопровождении раба, вошли два дородных, лысых немолодых человека.
Кровь тотчас же отлила от его лица, сам он поспешил вскочить на ноги.
— Прим и Терций! — пролепетал он, подходя к ним и предлагая руку. — Что привело вас сюда?
— Записка высокородной Антонии, сенатор Сабин. Она хотя и была весьма некстати, но отказать мы не могли, — ответил тот, что был чуть постарше, беря его под руку. — Судя по документам, которые она попросила захватить с собой, вы не должны удивляться, увидев нас. — С этими словами он поставил на стол кожаную сумку и коротко кивнул Гаю и Корбулону. — Рад вас видеть, сенаторы Поллон и Корбулон.
— Добрый день, Прим и Терций, — ответили те, вставая, пока Сабин приветствовал того, что помладше.
— Господа, это мой брат Веспасиан, — произнёс Сабин, когда все снова сели. — А это Прим и Терций Клелии — банкиры с Форума.
Разговор за столом не клеился. Все ждали, когда, наконец, распахнётся чёрная лакированная дверь. Любые попытки вести светскую беседу разбивались о нежелание банкиров её поддержать. Братья предпочли заняться делом: просматривали свитки и, вынув из сумки Прима абак, уточняли цифры. От вина братья тоже отказались. Веспасиан пару раз поймал на себе их взгляды. Интересно, Нарцисс, когда аннулировал расписку, упоминал в разговоре с ними его имя? Вскоре клацанье деревянных шаров абака уже начало его раздражать.
В конце концов, заветная дверь отворилась, и в сад, сопровождаемая Иродом, шагнула Антония. Вид у неё был довольный. Следом за ними показался и Палл.
— Господа, спасибо, что дождались меня. Если вы не против, мы доведём наш разговор до конца здесь, — произнесла она, садясь, и дала знак Ироду, чтобы тот следовал её примеру. — Надеюсь, что Секунд в добром здравии.
— Он всегда при деле, домина, — ответил Прим.
— Отлично, я рада. Вы захватили с собой то, о чём я вас просила?
Порывшись в сумке, Прим извлёк из неё три свитка и положил их на стол. Антония взяла один из них и быстро пробежала глазами.
— Ирод, это банковская расписка на полмиллиона денариев.
Ирод с вожделением посмотрел на свиток.
— А это, — продолжала Антония, беря второй и помахав им у Ирода перед носом, — копия купчей на зерно, которые ты приобрёл у Сабина, а также удостоверение права собственности, подписанное тобою и Сабином. Насколько я понимаю, братья желают передать эти бумаги мне, зная, что они нарушили закон, взяв комиссионные при сделке, которая касалась спекуляции зерном.
— Мы проявили преступную близорукость, — подтвердил Прим.
— Которую я буду только рада исправить, — положив свиток назад на стол, Антония повернулась к Сабину. — Твои экземпляры, Сабин.
Сабин протянул ей документы.
Антония с обезоруживающей улыбкой повернулась к Ироду.
— Итак, Ирод, твои экземпляры — последнее, что связывает это зерно с Сабином, — с этими словами Антония вернула банковскую расписку братьям Клелиям. Те поставили на ней свои подписи, после чего она вернула её Ироду. — Это зерно стоит гораздо меньше, нежели указанная здесь сумма. Думаю, в твоих же собственных интересах произвести этот обмен.
Корбулон открыл было рот, чтобы возмутиться. Однако Антония резко вскинула левую руку, призывая его к молчанию.
Ирод взял банковскую расписку.
— Как только я вернусь домой, я пришлю моего вольноотпущенника Евтиха, с моей копией купчей и удостоверением права собственности. Теперь это твоё зерно.
— Равно как и твоя преданность, Ирод, если ты всё ещё мечтаешь увидеть Иудею в качестве союзного царства, а себя — её царём. Но это мой дар, а не Макрона.
— О, теперь я это вижу. По пути сюда я проследовал через Форум. Похоже, Поппей умер в тот день, когда у него должны была состояться некая сделка с твоим сыном, — сказал Ирод и обвёл глазами сидящих за столом. — Не знаю, как ты этого добилась, однако смею предположить, что сделка не состоялась, и Макрон более не в состоянии предложить то, что мне нужно.
— Я не имею к этому ни малейшего отношения, Ирод. И любые голословные обвинения в мой адрес я советовала бы тебе оставить при себе. — С этими словами Антония взяла со стола третий свиток. — Макрон не в состоянии отменить твой долг мне, который, стоит мне напомнить о нём, вновь вынудит тебя искать убежище в пустыне. Причём на этот раз, уж поверь мне, ты оттуда не вернёшься.
— Как всегда, высокородная матрона, мне было приятно иметь с тобой дело.
— Ты хочешь сказать, с моими деньгами.
— Не стану отрицать, — с улыбкой ответил Ирод.
— А теперь вон из моего дома.
— С превеликим удовольствием. — Ирод поднялся на ноги и отвесил галантный поклон. — А вам всех благ, господа.
Прежде чем ему уйти, Антония помахала у него перед носом долговой распиской.
— Не забывай, Ирод. Это всегда будет при мне.
— Дражайшая матрона, мои уста запечатаны, — бросил он через плечо и зашагал через сад, помахивая банковской распиской.
Антония повернулась к банкирам.
— Прим и Терций, я знаю, что могу полагаться на вашу порядочность.
— Мы имеет дело с цифрами, домина, а не со слухами, — отвечал Прим.
Тем временем его брат встал из-за стола и сложил в сумку свитки и абак.
— Что весьма мудро с вашей стороны. Цифры — куда более надёжная вещь, особенно тогда, когда слухи касаются вас самих. Кстати, как там наше другое дело?
Прим достал из складок тоги ещё один свиток — четвёртый — и протянул его Антонии.
— Это последний из документов, о которых ты просила нас, домина: наш экземпляр свидетельства права собственности покойного господина по другой сделке, которая заинтересовала тебя. Ты должны понимать, что это скорее исключение из правил.
— О да, равно как и десять процентов комиссионных от незаконной сделки по продаже зерна. Что лишь благодаря моему доброму отношению к вам останется между нами.
— Прими нашу скромную благодарность, домина. Учитывая обстоятельства, мы не станем присылать требование на гонорар.
Антония развернула свиток и с довольной улыбкой пробежала его глазами.
— Твой шаг будет оценён по достоинству, Прим. Мне известно, какие чудеса ты умеешь проделывать с арифметикой, когда дело касается подсчёта ваших гонораров.
— О, никаких чудес, домина. Мы всего лишь банкиры.
Кивнув на прощанье остальным гостям, братья Клелии удалились.
— Благодаря тебе, Сабин, это было весьма дорогое удовольствие, — сказала Антония, как только их шаги стихли. — Впрочем, катастрофы не произошло.