Клемент пожал плечами.
— Я говорю, он умрёт.
— Нет, Сабин. И я требую, чтобы ты принёс клятву Митре, что будешь хранить молчание. Мы могли покончить с этим делом пару месяцев назад, но мы отложили его, чтобы ты успел вернуться в Рим, нанести удар и отомстить за попранную честь. Клянусь задницей Юпитера, я уже разоблачил другой заговор и даже доложил о нём императору. Было бы обидно, чтобы кто-то другой лишил нас удовольствия прикончить Калигулу.
В ответ Сабин лишь одобрительно хмыкнул, отлично понимая, что находится не в том положении, чтобы спорить. Ибо последние два года после того, как Калигула едва ли не у него на глазах обесчестил его жену Клементину, а самого его назначил легатом Девятого Испанского легиона, он провёл в Паннонии, на северной границе империи, по сути, отрезанный от Рима.
Он был вынужден терпеливо ждать, когда его шурин, Клемент, один из двух префектов преторианской гвардии, подберёт группу офицеров, пострадавших от безумств Калигулы, которые будут готовы рискнуть жизнью и убить тирана. Это оказалось долгим делом, как сообщал ему в зашифрованных посланиях Клемент. Люди неохотно делились крамольными мыслями. Стоило им ошибиться в том, с кем они откровенничали, как их немедленно казнили бы.
Переломный момент настал в предыдущем году, после того как Калигула вернулся из не увенчавшегося успехом похода в Германию и не состоявшегося вторжения в Британию, во время которого легионы отказались грузиться на корабли. За их непокорство Калигула унизил легионеров тем, что заставил собирать в шлемы ракушки, а позже с «трофеями» прогнал строем по улицам Рима во время шутовского триумфа. Оттолкнув от себя армию, Калигула затем настроил против себя Сенат и преторианскую гвардию, объявив о своём намерении перенести столицу империи из Рима в Александрию. И в результате лишился последних друзей.
Известие о переносе столицы вызвало недовольство среди офицеров и девяти тысяч солдат преторианской гвардии. Они с ужасом думали, что их либо заставят нести службу в жарком Египте, либо, хуже того, они останутся не у дел, ибо какие преторианцы без императора?
Объединённые опасениями за своё будущее, офицеры стали робко делиться друг с другом соображениями на этот счёт. Клементу вскоре удалось переманить на свою сторону трибуна Кассия Херею. Он давно подозревал, что Херея вынашивает тёмные планы в отношении Калигулы, постоянно издевавшегося над его высоким голосом. Херея вовлёк в заговор своего близкого друга, трибуна Корнелия Сабина, а также двух недовольных Калигулой центурионов.
Когда заговорщики были набраны, Клемент пообещал Сабину, что тот первым нанесёт удар. Он отправит ему в Паннонию послание, в котором сообщит, что всё готово и Сабину необходимо тайно вернуться в Рим. Сабин прибыл два дня назад и с момента своего возвращения прятался в доме Клемента. Ни его брат Веспасиан, ни дядя сенатор Гай Поллон, сидевшие в ложе, соседней с императорской, не догадывались, что он в городе. Как только всё будет сделано, он тихо вернётся в Паннонию, на место своей службы.
Он был уверен, что сумеет уехать незамеченным и что алиби, которое создадут ему младшие офицеры, которым он поручил командовать легионом в его отсутствие на зимних квартирах, будет надёжным. Они подтвердят, что он отправился навестить жену и двоих детей, которые жили у его родителей в Авентикуме[1], на юге Верхней Германии[2].
В таком случае, рассудил Клемент, если новая власть начнёт мстить заговорщикам, Клементина потеряет лишь брата, но не мужа.
Между тем внизу, на сцене, пьеса подошла к счастливому финалу. Персонажи выходили на брачный пир через дверь в фасаде скены — двухэтажного сооружения с колоннами, окнами, дверями и арками. Когда последний актёр повернулся, чтобы обратиться к зрителям, Сабин ещё ниже натянул на глаза капюшон.
— С радостью предлагаем всем нашим друзьям, собравшимся здесь, присоединиться к нам. Но хорошего понемножку, и того, чего достаточно для шестерых, не хватит для нескольких тысяч. Поэтому позвольте пожелать вам доброго пира дома и попросить, в свою очередь, вашей благодарности.
Публика разразилась аплодисментами. В императорской ложе германцы-телохранители расступились, чтобы пропустить в неё высокого мужчину в пурпурной мантии и с золотой диадемой на голове. Вошедший поклонился Калигуле на восточный лад, прижав обе руки к груди.
— Что этот здесь делает? — недоумённо спросил Клемента Сабин.
— Ирод Агриппа? Он в Риме вот уже три месяца. Просит императора расширить владения его царства. Калигула глумится над ним, заставляет страдать из-за собственной алчности. Обращается с ним так же скверно, что и со своим дядей Клавдием.
На глазах у Сабина иудейский царь занял место рядом с Клавдием и обменялся с ним несколькими словами.
— Калигула скоро уйдёт из театра и отправится в бани, — сообщил Клемент, когда рукоплескания начали стихать. — По пути туда он пожелал послушать пение юных греков из Этолии, которые будут выступать завтра. Каллист велел им ждать перед домом Августа, у входа в коридор, который ведёт прямо к лестнице возле императорской ложи. Ты можешь попасть туда через этот выход.
С этими словами Клемент указал влево, на самые крайние из ворот в задней части театра. Они были заперты.
— Постучишь три раза, пропустишь один удар и снова повторишь условный сигнал.
Ворота охраняют два моих человека, оба — центурионы. Им велено тебя ждать и впустить внутрь. Пароль — «свобода». На всякий случай закрой лицо шейным платком. Чем меньше людей узнают тебя, тем лучше, ведь кто знает, чем это может закончиться. Херея, Корнелий и я проводим Калигулу из ложи вверх по лестнице.
Как только ты увидишь, что мы уходим, беги в коридор. Встретимся там на полпути. Я задержу германцев. Прикажу им не пускать никого вслед за Калигулой, так что у нас будет время, правда, совсем немного. Ударь его мечом, не мешкая, как можно быстрее, — сказал Клемент и протянул ему правую руку.
— Непременно, мой друг. Я так и сделаю, — пообещал Сабин, крепко — даже крепче, чем обычно, — пожимая ему руку. — Это будет удар прямо в шею.
Они какой-то миг смотрели друг другу в глаза, затем кивнули и расстались, больше не сказав ни слова. Оба понимали: этот день может стать для них последним.
Сабин проводил взглядом Клемента. Тот вошёл в императорскую ложу. Его самого охватило удивительное спокойствие. Ему было всё равно, останется он сегодня жив или погибнет. Главное, отомстить за насилие, учинённое над Клементиной. Отомстить тому, кто объявил себя бессмертным богом, властвующим над всеми людьми. Сегодня этот фальшивый бог узнает пределы своего бессмертия. В память Сабина огненной печатью врезалось лицо Клементины, взглядом умолявшей спасти её от позорной участи.
Тогда он подвёл Клементину, не смог спасти от бесчестья, но теперь ему ничто не помешает отомстить за неё. Сабин снова сжал рукоятку меча. На этот раз его ладонь была сухой. Сабин сделал глубокий вздох. Сердце в груди билось спокойно и мерно.
На просцениум выбежала стайка акробатов, которые тотчас начали прыгать, кувыркаться, ходить на руках. Но как высоко они ни подпрыгивали, это не вызвало у публики особого интереса. Взгляды присутствующих были прикованы к Калигуле, который встал и собирался уходить.
Сабин увидел, как германцы отсалютовали Клементу, когда тот рявкнул на них, отдавая приказ. Кассий Херея и Корнелий Сабин сдвинулись со своих мест и встали за креслом императора. Старший консул осыпал сандалии Калигулы последними поцелуями, за что объект обожания лягнул его ногой и встал.
Зрители разразились ликующими криками, приветствуя Калигулу как своего бога и императора, но бог и император не удостоил их вниманием.
Вместо этого он посмотрел на Клавдия и, приподняв ему голову, словно ножом, провёл по горлу пальцем. Клавдий в ужасе дёрнулся и поспешил облобызать руку племянника.
Калигула с видимым отвращением вытер слюну с руки о волосы Клавдия и что-то крикнул ему в лицо. Расслышать слова из-за шума было невозможно. Клавдий немедленно вскочил на ноги и бросился бегом из ложи. Германцы тотчас расступились, пропуская его, и он исчез настолько быстро, насколько позволяли ему больные ноги. Сабин не сводил глаз с Калигулы. Тот переключил внимание на Ирода Агриппу и что-то ему крикнул. Агриппа, подобострастно кланяясь, попятился из ложи. Калигула рассмеялся, откинув голову, и тут же, к великому восторгу зрителей, изобразил, как раболепно иудейский царь только что покинул императорскую ложу. Вдоволь позабавившись, он вышел из ложи сам, шлёпнув при этом Херею по мягкому месту.
От Сабина не ускользнуло, как напрягся трибун, как потянулся к рукоятке меча. Впрочем, его рука застыла на полпути. Перехватив взгляд Клемента, Херея шагнул к нему и встал рядом. Но, даже когда он вместе с Корнелием последовал за Калигулой к лестнице, пальцы его продолжали нервно сжиматься и разжиматься. Перед тем как выйти из ложи, Клемент на миг встретился с Сабином взглядом. Он прошёл мимо телохранителей-германцев. Половина их последовала за ним, чтобы перекрыть лестницу, пока по ней поднимался император со своей свитой. Старший консул ощупывал разбитое лицо под неусыпным взглядом восьмерых германцев, оставшихся охранять императорскую ложу.
Всё шло по плану.
Сабин повернулся и зашагал по последнему ряду зрительских мест, к воротам, на которые ему указал Клемент. Закрыв лицо шейным платком, он костяшками пальцев постучал в деревянную дверь. Засов тотчас отодвинулся, и дверь слегка приоткрылась. Сабин заглянул в тёмную щель и встретился взглядом с центурионом преторианской гвардии.
— «Свобода», — прошептал он.
Едва заметно кивнув головой, центурион отступил назад и распахнул дверь. Сабин вошёл внутрь.
— Сюда, господин, — произнёс второй центурион и тут же повернулся к вошедшему спиной. Его товарищ закрыл дверь на задвижку.