— Я узнал его. Я видел его в Риме.
— Где ты мог его видеть?
— В день убийства Калигулы. Как ты знаешь, мы с дядей Гаем были тогда в театре. Нам удалось благополучно выбраться из давки в театре наружу. В переулке мы прошли мимо убитого германца-телохранителя. Затем в конце переулка увидели ещё одного. Он был ранен и сидел, прислонясь спиной к стене. Лысый, со светлой бородой. Это ты, убегая, отрубил ему кисть руки.
— Я?
— Да, ты. Я выбежал из переулка и увидел человека, который торопился прочь, сильно при этом хромая. Он был ранен в правое бедро. Это ведь был ты, верно?
Сабин подумал, затем кивнул в знак согласия.
— Да, пожалуй, ты прав. Точно. Когда я убегал из дворца, за мной следом бросились два телохранителя. Помню, одного я убил, но не знаю, что сделал со вторым, потому что он меня ранил. Он с криком упал, я же устоял на ногах и сумел скрыться. Так ты думаешь, что он мстит мне за то, что я лишил его руки, в которой держат кубок с вином?
— Нет, тут всё гораздо сложнее. Если предположить, что Магн прав и лишь вольноотпущенники Клавдия знали, куда мы направляемся, то, похоже, один из них пытается нам помешать. Это была идея Палла, но зачем ему мешать нам? Как ты верно сказал, в этом нет смысла и для Нарцисса. Зачем ему было дарить тебе жизнь, чтобы направить на верную смерть здесь, в Германии? Значит, остаётся Каллист. Уверен, что за всем этим стоит именно он.
— Но почему?
— Рассказывая мне, как он узнал, что ты ранен и поэтому находишься в Риме, Палл упомянул одну вещь. Оказывается, Каллист допросил раненого телохранителя.
Сабин смахнул с века каплю чужой крови и задумчиво посмотрел на свой палец.
— Что ж, разумно. Это связывает однорукого ублюдка с Каллистом, но не объясняет того, какой смысл Каллисту мешать нам в поисках пропавшего орла. Ему, как и Паллу с Нарциссом, выгодно, чтобы армия полюбила Клавдия.
— Верно. Но между ними идёт борьба за власть. Палл сказал мне, что Нарцисс — самый влиятельный из них троих, они же с Каллистом находятся на вторых ролях. Я видел, как они уходили с помоста в тот вечер, когда сенаторы пришли в лагерь преторианцев, чтобы увидеться с Клавдием. Нарцисс находился на почётном месте, помогая Клавдию спуститься. Затем Каллист и Палл попытались показать своё превосходство, уступая друг другу честь сойти вторым. Оба отказались от такой снисходительности и спустились одновременно. Так что, если замысел Палла удастся и мы вернёмся в Рим с орлом легиона, то Клавдий обласкает его и наградит, Каллист же сочтёт, что его отодвинули на третье место.
— Но если нам не повезёт, то вина ляжет на Палла.
— Именно. Каллист же решит, что в этом раунде победил он.
— Даже если тем самым он поставит под удар завоевание для Клавдия Британии?
— Нет, при условии, что у него имеется свой план, как Клавдию завоевать популярность у армии.
— И как же?
Веспасиан закусил губу и тряхнул головой.
— Не знаю. Но Каллист умён и наверняка что-то придумал.
К братьям подошёл Магн.
— Мы нашли парочку живых, которым можно задать вопросы, — сообщил он. — Вот только однорукого так нигде не нашли. Должно быть, пустился наутёк и сейчас на том берегу реки. Но, сдаётся мне, мы скоро его увидим.
Веспасиан повернулся и посмотрел на север. На противоположном берегу стояли не менее двухсот вражеских воинов, готовых не пустить туда батавов.
— Здесь нам не переправиться, это верно, но это дело потерпит. Для начала нужно выведать у наших пленников, что им известно.
— Отруби другой, Ансигар, — распорядился Веспасиан, — а потом спроси его снова.
Ансигар всем телом навалился на кинжал и с хрустом перерубил кость. Брызнула кровь. Отрубленный безымянный палец отлетел в сторону и упал рядом с мизинцем. Ансигар снова прорычал что-то на германском языке, но пленник, пожилой хатт, которого держали два батава, лишь скривился от боли, но ничего не сказал. Сам он тяжело дышал, голая грудь блестела от пота. В левом плече, чуть ниже железного ошейника, зияла глубокая рана.
Веспасиан посмотрел на изуродованную левую руку пленника. Та лежала на окровавленном камне, служившем неким подобием плахи. Кисть была вывернута под неестественным углом — руку сломали, когда хатт отказался отвечать на вопросы о том, зачем его соплеменники напали на отряд батавов.
— Руби третий! — прошипел он. — Скорее всего, это будет напрасная трата времени. Но, возможно, это развяжет язык его дружку.
Он посмотрел на второго пленника, молодого хатта, стоявшего на коленях со связанными за спиной руками. Полными ужаса глазами юноша наблюдал за мучениями своего пожилого сородича. Когда на землю упал третий палец, молодой хатт попытался вырваться из рук двух державших его батавов.
Хатт упорно отказывался говорить.
— Отрубить ему целиком всю кисть, господин? — спросил Ансигар.
— Давай!
Ансигар вытащил меч и положил его на запястье пленника. Тот напрягся. Молодой пленник, не выдержав жуткого зрелища, разрыдался.
— Постой! — крикнул Веспасиан, когда Ансигар поднял меч. — Отруби правую руку молодому!
Изувеченного старого хатта оттащили в сторону. Молодому разрезали на руках верёвки, и два батава подтащили его к окровавленному камню. Хатт закричал и задёргался, как выброшенный на сушу угорь. Батавы опрокинули его на спину и вытянули его правую руку. Ансигар показал ему свой меч. Хатт тотчас же что-то затараторил на своём наречии.
— Он говорит, что однорукий пришёл пол-луны назад и разговаривал с их царём Адгандестрием, — перевёл Ансигар. — Он не знает, о чём был разговор, но, когда однорукий ушёл, царь велел сотне воинов пойти с ним, с одноруким, и подчиняться всем его приказам. Он привёл их к Рену, напротив Аргентората, и приказал ждать на восточном берегу, а сам тем временем взял две рыбацкие лодки, посадил в каждую по три человека и переправился на запад.
Ансигар посмотрел на пленника, который добавил ещё несколько фраз, и продолжил переводить.
— Они ждали семь дней, а затем одна из лодок ночью вернулась с приказом идти на север берегом реки туда, где их будет ждать однорукий.
— Как его зовут? — спросил Веспасиан.
Ансигар перевёл его вопрос.
— Гизберт, — ответил пленный и вновь что-то добавил на своём гортанном языке.
— Когда они встретились с Гизбертом, — продолжил переводить Ансигар, — тот сказал им, что выследил римский отряд. Более того, в отряде были батавы, а они — враги хаттов. Он подтвердил свои слова, показав тело убитого им батава. Он сказал, что нужно идти по пятам за отрядом, каждую ночь убивать одного или двух батавов и каждый раз вкладывать в руку убитым оружие. — Ансигар помолчал, слушая пленника, затем заговорил снова. — Он сказал, что вы будете постоянно идти на северо-восток, а они каждый день будут оставлять на вашем пути тела убитых. Они не знали почему, но они подчинялись ему, ведь так велел им вождь. Вчера Гизберт отправил послание в Маттий[12] царю Адгандестрию...
— Что такое Маттий? — спросил Веспасиан.
Ансигар перевёл его вопрос. Молодой хатт, прежде чем ответить, недоверчиво посмотрел на него.
— Это главное поселение хаттов, оно находится к востоку отсюда, — перевёл Ансигар. — В письме был приказ отправить на северный берег реки две сотни воинов, ждать вас там и, если вы попытаетесь переплыть реку, убить. Но они по глупости выдали себя, атаковав дозорных. Тогда Гизберт сказал им, что римский отряд пришёл убить их вождя в отместку за вылазку на другой берег Рена.
— Убить их вождя? Ты уверен, что перевёл правильно?
Ансигар переспросил пленного. Тот растерянно кивнул.
— Так он сказал. Он приказал им напасть на нас. Они знали, что их нам не победить. Обычно хатты сражаются пешими и не любят воевать верхом, но вождь приказал им подчиниться, и у них не было выбора.
— Спроси у него, чего пытался добиться Гизберт, погубив так много хаттских воинов?
— Он полагает, что Гизберт рассчитывал обескровить нас, — произнёс Ансигар, выслушав ответ пленника. — Чтобы мы не рискнули переправиться через реку, зная, что там натолкнёмся на две сотни его воинов.
— Он хорошо всё продумал, — заметил Луций Пет. — Теперь нас стало меньше — чуть более ста тридцати человек. Нам не выстоять против двух сотен врагов. С таким раскладом на тот берег нам не переправиться.
— Тогда мы пойдём берегом дальше и поищем другое место для переправы, — предложил Сабин.
Веспасиан посмотрел на другой берег реки.
— Они будут двигаться в том же направлении. Ансигар, спроси его, есть ли где-нибудь мост.
— Он говорит, что мост есть около Маттия, — ответил Ансигар после короткого разговора с пленным хаттом. — Но он хорошо охраняется.
— Кто бы сомневался. Похоже, что мы влипли. Какие будут предложения?
— Мне кажется, нам нужно или идти берегом на восток и переплыть реку ночью, или попытаться штурмовать мост. Или же вернуться назад.
Веспасиан и Сабин переглянулись. Они понимали, что означает для Сабина возвращение.
— Мы сложим для убитых погребальный костёр, — сказал Веспасиан, — а потом пойдём на восток и посмотрим, чем одарит нас Фортуна, — он посмотрел на пленных. — Кончай с ними, Ансигар.
Ансигар поднёс к горлу молодого пленника меч. У хатта от страха глаза полезли из орбит. Он быстро заговорил. Ансигар опустил оружие. Пленник посмотрел на Веспасиана и пару раз энергично кивнул.
— Он говорит, что поможет нам переправиться через реку, — перевёл Ансигар.
— Неужели? — равнодушно спросил Веспасиан. — И как, он думает, мы это сделаем? Перелетим по воздуху?
— Нет, он говорит, что люди на том берегу будут следовать за нами, но переправляться не станут, потому что потеряют много времени. По его словам, чуть дальше река изгибается излучиной на север, а потом, примерно в десяти милях к востоку отсюда, принимает прежнее направление. Если мы пойдём до того места, где начинается излучина, а затем двинем дальше на восток, то, проделав всего три мили, снова выйдем к берегу. Хатты на другом берегу будут следовать за нами, но им придётся идти восемь миль, и у нас будет время, чтобы опередить их и переправиться на другой берег.